Александр Шалимов - Тайна "Тускароры"
Девушка-официантка подкатила столик-коляску. Стала убирать со стола.
Майор, насупившись, глядел на нее.
— Вам еще что-нибудь? — спросила девушка.
— Нет, — буркнул майор. — А хотя да… Вы случайно не знаете того высокого седоватого пассажира, который сидел со мной? Я заметил, вы все поглядывали на него.
Девушка улыбнулась:
— Знаю… Его многие знают… Я думала, вы тоже.
— Кто же он такой?
— Академик Волин — океанолог. Вот здесь о нем написано в газете. Его назначили председателем правительственной комиссии, которая будет вести спасательные работы на «Тускароре».
— Значит, Волин, — пробормотал майор.
«Ну конечно, Волин, — думал он раскуривая папиросу. — Когда наш генерал, вместе с этим морским чертом адмиралом Кодоровым, песочили меня за Онекотан, адмирал упомянул про академика Волина. Я еще удивился про себя — однофамилец или родственник того парня. А это, оказывается, он сам и есть… Дела… Кандидаты наук из моих парней получались. Это я точно знаю. Но чтобы академик! Выходит вы, товарищ майор Нестеренко, и будущих академиков воспитывали».
Майор многозначительно кашлянул и подмигнул было официантке, но, вспомнив о двадцати сутках строгача, влепленных им будущему академику, снова помрачнел и покачал головой.
Кошкин строит гипотезы
В Петропавловском аэропорту Волина встретил Кошкин.
Уже рассветало. Низкие облака скрывали снежный конус Коряка и дымящуюся вершину Авачи. Ветер резкими порывами задувал с океана, нес в лицо мелкую дождевую пыль.
— К утру разгонит, — уверял Кошкин, семеня рядом с широко шагающим Волиным и стараясь попасть в ногу. — Как долетели, Роберт Юрьевич?
— Превосходно. Вылетел вчера. Ночь показалась удивительно короткой. И вот я здесь.
— Без посадки?
— Да — прямой рейс. Шесть летных часов.
— Техника на грани фантастики, — восторженно объявил Кошкин, придерживая обеими руками шляпу, которую ветер так и рвал с головы.
— Есть что-нибудь новое? — поинтересовался Волин, когда сели в машину.
— Абсолютно ничего, — сказал Кошкин и с места взял такую скорость, что Волина втиснуло в эластичную спинку сиденья.
Фонари по сторонам широкого шоссе слились в светящийся пунктир.
— Заседание обкома в десять ноль-ноль, — сказал Кошкин, стремительным виражом огибая автобус. — У вас еще есть несколько часов. Самолет на Симушир заказан на четырнадцать ноль-ноль.
Волин бросил взгляд на спидометр. Стрелка подрагивала около ста пятидесяти. Кошкин был верен себе.
— Все члены комиссии приехали? — спросил Волин, помолчав.
— Все, кроме профессора Анкудинова. Старик, как всегда, опоздает.
— А там, на Симушире, не удалось принять по радио… никаких сигналов?
Кошкин так удивился, что даже сбавил скорость до ста километров.
— С «Тускароры», Роберт Юрьевич?.. Вы еще ждете сигналов?
— А почему бы нет!
Кошкин дал газ, и стрелка спидометра сразу рванулась к ста семидесяти.
— Послушайте, не злоупотребляйте, — посоветовал Волин. — Бетон мокрый. Скользко. Кроме того, тут, вероятно, попадаются регулировщики…
— Меня знают, — объяснил Кошкин, но все-таки убавил скорость до ста сорока. — Нет, Роберт Юрьевич, никаких сигналов больше не было. В тот вечер передача оборвалась сразу, как ножом обрезали. И больше ни звука. Это все получилось мгновенно. Взрыв или…
— Передача оборвалась именно в тот момент, когда Савченко сообщил о фиолетовом свечении?
— Мы все дали в газеты абсолютно точно, — сказал Кошкин. — В Совет Министров, вам в институт и в центральное информбюро дан абсолютно идентичный текст. Так приказал Лухтанцев. А текст передавал я лично.
— Кто принимал последнюю передачу с «Тускароры»?
— Марина Богданова — биолог наземной базы «Тускароры» на Симушире. Может, знаете?
— Нет.
— Она недавно работает. Совсем девчонка. Прислали после окончания института. Все просила, чтобы ее взяли вниз на станцию.
— Где она сейчас?
— Здесь, в Петропавловске. Ее тоже вызвали на заседание в обком.
— Это хорошо.
— А как вы думаете, Роберт Юрьевич, что могло произойти там, внизу?
— Не знаю.
— Ну, а все-таки, что вы предполагаете?
— Пока ничего…
— Э-э, — разочарованно протянул Кошкин. — У нас тут уже у всех свои гипотезы. Лухтанцев, например, считает, что станцию сразу раздавило давлением воды.
— Вздор, — резко бросил Волин.
— Как вы сказали? — удивился Кошкин, оторопело глядя на Волина.
— Смотрите вперед, — посоветовал океанолог. — Я сказал — вздор.
— Ага, — согласился Кошкин. — Между прочим, я с ним тоже не согласен. Геннадий Розанов, аспирант Лухтанцева, думает, что на станции произошел взрыв. Могли взорваться баллоны с резервным кислородом или еще что.
— Маловероятно.
— Вода, заполнившая входную шахту, некоторое время газировала. Марина говорит, что это было похоже на кипение. Розанов поэтому считает, что само здание станции уцелело. Взрыв произошел внутри и не разрушил ее.
— Откуда же взялась вода в шахте?
— Какая-нибудь трещина могла получиться. Через нее?
— Это тоже вздор, — заметил Волин.
По сторонам шоссе уже мелькали многоэтажные дома, зеленые газоны, яркие пятна цветочных клумб среди мокрого асфальта. Круто свернув в боковую улицу, Кошкин резко затормозил возле большого серого дома.
— Лухтанцев приказал привезти вас сначала сюда, — сказал Кошкин. — А уж потом в гостиницу. Он ждет вас…
Сопровождаемый Кошкиным, Волин неторопливо прошел в подъезд, у дверей которого висела черная табличка с белой надписью: «Петропавловский филиал Всесоюзного института океанологии».
Однако директора филиала профессора Лухтанцева в этот ранний час в институте не оказалось.
— Работал всю ночь, а недавно поехал домой, побриться и позавтракать, объяснила заспанная секретарша. — Просил позвонить, как вы приедете. Я сейчас сообщу ему. Проходите в кабинет.
Волин кивком головы пригласил Кошкина следовать за ним. Они сели на широкий кожаный диван, закурили.
— Значит, давление воды, взрыв, что еще? — спросил Волин, испытующе поглядывая на Кошкина.
Кошкин поправил съехавший на бок галстук, старательно пригладил взлохмаченные волосы.
— Еще подводное извержение; оползень подводного склона, помните, там в одном месте подводный склон был очень крутой. В обкоме считают, что авария произошла в шахте. Вода через шахту проникла на станцию.
— Интересно, а что вы думаете? Убежден, что у вас есть своя гипотеза.
