Валентина Мухина-Петринская - Планета Харис
— Это твой брат? — кивнула она на портрет.
— Я его младший брат, — с гордостью подтвердил мальчик, и, вдруг поняв, что до гостьи «не доходит», кто на портрете, он с наигранной простотой пояснил: — Это ведь Кирилл Мальшет. — И опять мальчик почувствовал, что гостья не поняла. — Тот самый Мальшет, космонавт, который сейчас на Луне, — пояснил он, все более удивляясь.
— На Луне… — слабо усмехнулась Рената, — это хорошо, что ты такой фантазер.
— Как фантазер?! — вскричал мальчик. — Он работает в Лунной обсерватории в заливе Радуг, но разве вы об этом не слышали?
— Нет, мальчик, — неуверенно произнесла Рената.
— Но об этом весь Мир знает. Как странно… А меня зовут Юрой. В честь Юрия Гагарина.
— А кто такой Гагарин?
Мальчик широко раскрыл глаза, озадаченный сверх меры.
— Тот самый Гагарин… Первый космонавт. Вы не знаете, кто такой Гагарин? Откуда же вы приехали… разве есть такой уголок…
Юра подошел ближе и смотрел на нее, все более и более удивляясь. Какая-то странная! И одета не так, как все… Какое короткое платье, как у маленькой, чтоб не падала.
— Откуда вы? — повторил он настойчиво.
— Из Москвы. Я приехала домой, к отцу. Мы живем… жили вот в этом самом доме. Но я не могу ничего узнать. Если это — Рождественское, то где мой отец?
— Кто ваш отец, я всех здесь знаю?! У Ренаты задрожали губы.
— Он директор Рождественской семилетней школы — Михаил Михайлович Петров. Где он? Ты его знаешь?
— Я… не могу… его знать, — задохнувшись, ответил Юра. — Но я о нем слышал. От дедушки. Это дедушкин учитель. Дедушка помнил его всю жизнь. Вы дочь… У него была только одна дочь… Ох!..
— Я его единственная дочь.
— Значит, вы… Рената!
— Да, конечно.
Рената стремительно поднялась.
— Где же папа? И как это все понять? — Что с тобой? Мальчик пятился назад. Он заметно побледнел. Даже губы побледнели. Очень он испугался, но одновременно был в полном восторге.
— Значит, вы все-таки пришли! — произнес он торжественно и ликующе. — Вот дедушка обрадуется. Он всегда мне говорил: «Если бы Рената пришла еще раз, все было бы по-другому. Уж теперь я не дал бы ее обидеть. Эх, кабы человек мог прийти еще раз! Начать все снова, чтоб можно было вести себя с ним иначе. Чтоб попросить у него прощения». Вот вы и пришли!
— Я ничего не понимаю, — жалобно проговорила Рената, изо всех сил сдерживая подступающие слезы. — А кто твой дедушка?
— Николай Протасович Симонов. Вы ведь знаете его.
— Нет, Юра.
— Но вы дружили в детстве. Вы же вместе учились в школе… пока вы не уехали в Москву, а он пошел на курсы трактористов.
Юра взял ее за руку и крепко по-мальчишески сжал.
— Вы пришли. Он вас дождался. Вы встретитесь… Не старайтесь понять сейчас. Я вам все объясню потом, когда вы успокоитесь.
Юрий мельком взглянул в окно. Лицо его стало напряженным. Вдоль канала быстро и энергично шагала высокая худощавая женщина в коричневом строгом платье.
— Идет мама. Не говорите ей, пожалуйста, что вы из тридцать второго года. Она никогда не поверит, что вы пришли еще раз.
— Что же я ей скажу?
— Тогда молчите.
Женщина вошла в дом. У нее было сухое властное лицо, гладко причесанные прямые черные волосы. Такие прически носили и сто лет назад. Женщина вопросительно взглянула на Ренату.
— Вы ко мне?
— Нет, мама, она ищет дедушку, — быстро вмешался Юра, — я сейчас провожу ее.
— Дедушку?
— Пойдемте же! — Юра торопливо поднял рюкзак.
— Спасибо. — Рената кивнула этой холодной неприветливой женщине и направилась за мальчуганом, но та остановила ее.
— Я директор школы, Наталья Николаевна Симонова. Николай Протасович мой отец. Зачем он вам?
— Я никого здесь не знаю, кроме него, — грустно пояснила Рената.
— Простите, ваше имя?
— Рената Михайловна Петрова.
— Пошли же! — взволнованно заторопил Юра. Мать с подозрением взглянула на сынишку.
— Юра, проводи и сейчас же домой! — крикнула она ему вдогонку и, удивляясь, призадумалась. Бывают же такие совпадения: тезка и однофамилица сразу… «Но почему же так похожа? Эта фотография, что висит у отца над столом… гм!»
Девушка и мальчик шли протоптанной тропинкой вдоль канала. Солнце уже перешло зенит. Оглушительно трещали цикады. Из разросшихся кустов жимолости шарахались, когда они подходили, синички и горихвостки. Где-то деловито и привычно стучал дятел. Самозабвенно куковала кукушка. В небе собирались огромные кучевые облака, тень от них медленно скользила по земле.
День как день.
Они прошли мимо насосной станции, полускрытой высокими грушами; через другой канал, параллельный первому, через мостик.
— Та Рената… Она уже умерла?
— Давно. Меня еще на свете не было. Она прожила на свете тридцать девять лет. Дедушка рассказывал, что ее не очень любили…
— За что? За что ее не любили?
— За то, что она была на них непохожа.
— Разве можно за это…
— Она смела быть непохожей, это некоторых раздражает, — мудро, как взрослый, ответил мальчик.
Они подошли к большому саду. За низкой изгородью качались на ветру липы, ивы, клены, акация, яблони. Яблоки уже зрели и падали.
— Это — пасека, — пояснил Юра, — дедушка уже не механизатор. Он перешел на пасеку, когда привезли новую установку… Ну, стали управлять на расстоянии сельскими машинами.
— Я видела.
— Тогда дедушка ушел работать на пчельник. Меду сколько угодно и синтетического, но большинство, знаете, предпочитают все же натуральный, как и мясо, как и яйца. Вы посидите здесь… только, пожалуйста, подождите. Вы не исчезнете? Посидите, а я его подготовлю. Он ведь старенький и может испугаться. Ладно?
— Я подожду. Куда же я уйду?
Мальчик торопливо ушел, а Рената села на землю у самой воды. Лесовка. теперь стала многоводной. А может, это один из каналов искусственного орошения. Везде шлюзы и шлюзы, а в них шумит вода. Сейчас она увидит Николая, с которым вместе бегали в школу и который уже состарился. Наверное, совсем древний старик. А отца она уже не увидит никогда. Самое тяжелое, что она никогда не увидит отца. Но почему с ней случилось такое и как это объяснить? Ведь должно же быть какое-то объяснение?
Она ушла в свои мысли. Потом подняла голову и поспешно вскочила. Перед ней стоял крепкий высокий старик, гладко выбритый, в рубашке с короткими рукавами, обнажившими мускулистые, смуглые руки.
Синие, еще яркие глаза смотрели на нее с восторгом и ужасом. По выдубленным временем щекам вдруг покатились крупные слезы.
— Это ты, Реночка, — проговорил он хрипло — у него сильно перехватило горло, — ты пришла еще раз!