Александр Казанцев - Том 3. Планета бурь. Фаэты
Богатырев резко повернул вращающееся кресло, стал торопливо отстегивать ремни.
Алеша переминался с ноги на ногу. Магнитные подошвы, которые притягивали его к полу, пощелкивали.
Добров тоже повернулся. Коренастый, с крутым выпуклым лбом и бритым черепом, он внешне не располагал к себе, был предельно деловит и рационалистичен.
Недоуменно смотрел он на молчавшего радиста.
– «Мечта»… метеорит… – только и мог выговорить Алеша.
Лишь могучие телескопы звездолета позволяли оставшимся на нем астрономам следить за движением трех звездочек в чужом звездном небе. Были эти звездочки исчезающе малой величины, но электронная оптика смогла зафиксировать вспышку на месте головного корабля, сверкнувшего на миг родившейся и навек погасшей звездой, которую никогда не могли бы рассмотреть из солнечной системы…
Так закончил свой путь, столкнувшись с местным метеоритом, корабль-разведчик «Мечта». Расплылось в холодной пустоте бесформенное облачко, в которое превратилась и блуждающая железоникелевая глыба, во всем подобная таким же глыбам солнечной системы, и бесценное создание ума тысяч людей, и три отважных человека – англичанин, поляк и француз с целым миром чувств, надежд, мечтаний…
Тягостная тишина в космосе, беспримерная, всепоглощающая, давящая… Тишина на родной Земле – это целая симфония незаметных звуков, шорохов, скрипа, далекого лая собаки, или шума поезда, стрекотание кузнечиков в траве, потрескивание мебели…
Из космоса в кабину не долетало и не могло долететь никаких звуков.
Илья Юрьевич, непривычно хмурый, отяжелевший, слышал только тиканье часов. Оно разрывало ему сердце. Никогда он не думал, что тиканье может быть столь громким, кричащим, горестным…
Наконец он поднял голову, оглядел товарищей.
– Тяжкое горе, друзья, тяжкое… – сказал он, яростно закручивая на руке привязной ремень. – Удар метеорита… и нет больше товарищей наших…
Алеша отвернулся.
Добров перебирал магнитные карточки для математической машины. На виске его билась жилка.
– По-человечески не представить ничего горше, – продолжал низким басом Илья Юрьевич, – а все же не только в этом беда.
Добров поднял голову, положил на пульт карточки, аккуратно пристегнув их пружинкой.
– Расчет прост, – сказал он. – Теперь только два корабля… – Голос его сорвался.
Илья Юрьевич пристально посмотрел на него: – В том и горесть.
Добров заговорил сухо, отчужденно:
– «Программа, пункт второй. Инструкция, пункт седьмой. В случае невозможности оставить на орбите спутника два корабля с запасами топлива на обратный путь для всех трех от спуска на планету воздержаться». Ни нам, ни американцам теперь на Венеру не спуститься. – И, отстегнув ремни, он решительно встал с кресла; его магнитные подошвы щелкнули.
Алеша обернулся.
– Это что же! – гневно сказал он. – Товарищей наших потеряли… И теперь повернуть назад? Нет! Не бывать тому!
Илья Юрьевич грустно посмотрел на Алешу. Добров поморщился.
– Осторожность – сестра расчета, – продолжал он. – Ограничимся проверкой выводов автоматических станций. На Венере есть что разведать и через облачный покров.
– Что верно, то верно, – задумчиво подтвердил Богатырев.
– Уточним период вращения – раз, изучим атмосферу и влияние на нее здешнего Солнца – два, составим радиолокационный глобус Венеры – три… Исследуем магнитное поле – четыре, выверим полюса – пять…
– Не будьте арифмометром, Роман Васильевич! – прервал Алеша. – Все это уже делали и могут делать автоматы. Их выводы вы уточните, и только. Лететь к звездам нужно было во имя Земли… во имя тайн ее развития, а чтобы открывать – надо видеть!..
Добров пожал плечами.
Алеша резко повернулся к Илье Юрьевичу:
– Илья Юрьевич… прошу вас… По инструкции в случае невозможности посадки разрешается использовать планер.
– Для спуска универсального автомата, – напомнил Добров.
– К черту автомат! Пустите вместо него меня! – выпалил Алеша.
Богатырев нахмурился.
– Планер не возвращается, Алеша, – внушительно сказал он.
– Я знаю, – проговорил Алеша. – Мне вовсе не просто решиться… Но ведь врачи во имя науки прививали себе чуму. Пусть я останусь на здешней Венере, но я сообщу по радио все, что увижу. Опишу формы жизни. Я дождусь новой экспедиции. Я очень прошу. Мне нужен только планер…
Илья Юрьевич встал. В соседней радиорубке звучал зуммер.
– Земля! – сказал Добров.
Алеша бросился к пульту и включил репродуктор.
Сквозь шум и треск космических помех раздался далекий голос. Звездолетчики замерли, боясь пошевельнуться.
– Внимание! В космосе! Сектор Венеры! Сектор Венеры! Слушай, «Знание»! «Просперити»! Говорит «Земля». Передает звездолет. Скорбим вместе с вами. Верим в вас. Выходите по плану на орбиты спутников. Сообщите характер повреждения метеоритной пылью защитных слоев кораблей. Сможете ли без ущерба для здоровья дождаться «Искателя-семь», который в случае необходимости вылетит к вам через две недели?
Голос выжидающе замолк.
На «Земле» ждали ответа. Более трехсот секунд пробудет в пути радиолуч.
– «Искатель-семь», – прошептал Алеша. – Он прилетит через пять месяцев…
В репродукторе зловеще шуршало, словно ворочался кто-то невидимый, притаившийся, обвившийся вокруг корабля.
Добров кивнул в сторону репродуктора:
– Вот он, космос, выдает себя. Все вокруг пронизано излучениями…
– Да, – подтвердил Богатырев, – в космосе бойся невидимых бурь, а не только летящих скал. На звездолете метеориты фотонным лучом уничтожали, а у нас пока…
– А у нас пока смертоносные лучи за пять месяцев сквозь пощипанную защиту уничтожат все живое, – договорил Роман Васильевич.
Алеша оживился, почти обрадовался:
– Илья Юрьевич, так позвольте, я сообщу сейчас об этом «Земле»! И то, что вы… позволяете мне… – добавил он, умоляюще смотря на Богатырева.
Илья Юрьевич подошел к Алеше и провел рукой по его волосам.
Глава вторая. Шедевры логики
В грузовом отсеке космического корабля «Просперити» стоял планер. Со сложенными крыльями, с выступающей застекленной кабиной он напоминал фюзеляж маленького скоростного самолета.
На свободном месте между планером и картонными ящиками с консервами стоял командир «Просперити» инженер Аллан Керн, сухой, жилистый человек с длинным лицом, холодными голубыми глазами и коротко остриженными усами. Он уже знал о несчастье, но, не меняя распорядка дня, занимался гимнастикой: натягивал резиновые тяжи, приседал, глубоко дышал, откидывая назад руки, поднимая грудь.
