Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 6
Ведь я и сам не мог в себе разобраться.
В самом деле, чувства мои были столь сложны и противоречивы, что словами выразить их я не умел.
Должно быть, Поль понял, что со мной творится, потому что однажды сделал мне два предложения, одним из которых я воспользовался немедленно, а над другим решил поразмыслить. Вот, для примера.
Я вернулся на Сицилию, и это понятно, если учесть мои обстоятельства и смятенное состояние духа. Помимо того, что здешние пейзажи навевали на меня определенные воспоминания, Сицилия оставалась одним из немногих мест на планете, не пострадавших от массированного воздействия цивилизации. Я, как будто на машине времени, перенесся в свою юность.
И не стал задерживаться в Палермо, а сразу устремился в глубь острова. Снял уединенный домик, при первом же взгляде на который у меня потеплело на сердце. Совершал ежедневные многочасовые прогулки на одной из двух доставшихся мне в придачу к домику лошадей. По утрам скакал к морю. Волны, пенясь, набегали на скалистый берег, отступали, обнажая блестящую гальку. Я слушал грохот прибоя и пронзительные крики мечущихся над водой и ныряющих за добычей птиц, вдыхал йодистый воздух и любовался игрой света и тени на серой, с белыми гребнями, поверхности моря.
После полудня или ближе к вечеру, в зависимости от настроения, поднимался в горы, где скудная трава и искривленные деревья корнями отчаянно цеплялись за тонкий слой почвы, и сюда же поднималось влажное дыхание Средиземного моря, и было оно то знойным, то прохладным — это зависело уже от его, моря, настроения.
Если бы я не замечал в ночных небесах огни геостационаров, если бы не вскидывал то и дело голову, провожая взглядом какую-нибудь немыслимую летающую тарелку, если бы слушал по приемнику исключительно музыку и не спускался раз в неделю за провизией в соседнюю деревушку, я мог бы решить, что время вообще перестало существовать. И не только это, нынешнее, в котором я обретался; и вся моя взрослая жизнь будто растаяла в пространстве над воистину вечным сицилийским ландшафтом.
В том, что со мной произошло дальше, нет ничего удивительного, — я же снова стал юным.
Ее звали Джулия, и впервые я увидел ее в глухом каменистом ущелье, которое, впрочем, выглядело райским уголком на фоне нагих желто-фиолетовых склонов.
Девушка сидела под деревом, напоминавшим застывший фонтан апельсинового джема с прилипшими к нему бледными звездочками конфетти. Ее черные волосы, стянутые на затылке, были закреплены коралловой заколкой. На коленях она держала альбом для рисования и запечатлевала в карандаше небольшую отару овец, щипавших травку неподалеку. Движения ее руки были точны и уверенны, взгляд сосредоточен.
Некоторое время я наблюдал за ней, замерев в седле, а потом солнце выглянуло из-за тучи и моя длинная тень легла прямо к ее ногам.
Она обернулась, приставила ладонь козырьком к переносице. Я спешился, обмотал поводьями первый попавшийся под руку куст и подошел к ней.
— Здравствуй, — сказал я.
Все это заняло у меня секунд десять — пятнадцать, а девушка пока решала, ответить мне улыбкой или нахмуриться.
— Здравствуй. — Она все-таки улыбнулась.
— Меня зовут Анджело, я ехал мимо и увидел тебя… и вот подумал, почему бы не остановиться и не выкурить с тобой по сигарете и не поглазеть заодно, как ты рисуешь? Не помешаю?
Она отрицательно покачала головой, закусила нижнюю губу, отчего лицо у нее снова стало серьезным, но предложенную сигарету приняла.
— А меня зовут Джулия. Я здесь работаю.
— Выходит, кормишься рисованием? И на хлеб хватает?
— Нет, по профессии я биоконструктор. А это, — она постучала пальцами по рисунку и задержала на нем руку, не давая его рассмотреть, — это мое хобби.
— О? Биоконструктор? И что же ты конструируешь?
— Ее, — она мотнула головой в сторону овец.
— Не понимаю…
— Да всю эту толпу.
— Боюсь, что я опять не…
— Это клоны, — сказала она. — Все они выращены из ткани одного донора.
— Надо же! — воскликнул я, усаживаясь на траву возле Джулии. — Ну-ка объясни мне, что такое клоны.
Джулия с видимым облегчением захлопнула альбом. Она, похоже, стеснялась демонстрировать кому бы то ни было свои рисунки, зато про овечек принялась рассказывать просто-таки взахлеб. Я слушал, задавая якобы невзначай не относящиеся к предмету нашего разговора вопросы, и вскоре разузнал кое-что и о ней самой.
Она родилась в Катании, но образование получила во Франции. В настоящее время работала по контракту в одном швейцарском институте — они там занимались исследованиями в области животноводства с использованием методов клонирования наиболее перспективных особей в разнообразных условиях окружающей среды.
Ей было двадцать шесть, совсем недавно и со скандалом развелась и теперь вся без остатка переключилась на своих овечек. На Сицилию прибыла два с лишним месяца назад и о клонах говорила с необыкновенным энтузиазмом, возбуждаясь, быть может, именно оттого, что я-то в этом деле не смыслил ни бельмеса. В мельчайших подробностях Джулия описывала мне процесс, в результате которого овцы, выращенные из клеточной ткани некоего швейцарского гибрида, являлись точными его, этого гибрида, копиями. Упомянула она, в частности, и о странном, пока не разгаданном эффекте резонанса: стоило какой-нибудь из подопытных овечек заболеть, как тотчас все прочие (в разных частях света, включая и швейцарский прототип!) выказывали признаки аналогичного заболевания.
Что же касается человеческих существ, то, насколько ей было известно, клонировать их еще никто не осмеливался — слишком сильны были юридические, морально-этические и религиозные запреты. Правда, ходили слухи об экспериментах, проводимых где-то у черта на рогах, за пределами Галактики…
Несмотря на то обстоятельство, что Джулия действительно была увлечена своими исследованиями, я чувствовал, что рассказывает она все это скорее из потребности в общении, нежели из желания посвятить меня в суть дела. Ну что же, вот мы и общались, к обоюдному нашему удовольствию.
Но о себе я в ту первую встречу не обмолвился ни словом. Я по большей части слушал Джулию, а потом мы сидели молча, наблюдая за щиплющими травку клонами, и тени наши все удлинялись и удлинялись, и снова мы начинали разговаривать, перескакивая теперь уже с пятого на десятое.
Чирикая этак беззаботно, мы, однако, сразу почувствовали, что нам многое еще предстоит сказать друг другу, и стало без слов понятно, что завтра я опять приеду в это ущелье и увижу ее здесь, и послезавтра тоже… Да, да, мы не ошиблись друг в друге.
