Марина Дяченко - Самум
Инспекторша взяла себя в руки так быстро, что он на секунду зауважал ее. Краска с ее лица ушла, оставив только пятна на скулах. Здесь свежая ссора и длинный шлейф семейных скандалов, подумал Саундер; сколько же ей лет, двадцать пять, двадцать семь? Намного моложе своего инспектора. Какого лешего ей потребовалось отдыхать на Клипсе, где нет ничего, кроме отвратительной минеральной воды?
Полчаса – тридцать пять минут – никто не говорил ни слова. Море приближалось и заняло, наконец, половину обозримого пространства.
– Это море, – сказал Саундер, – мы его так зовем, хотя фактически оно – океан. Единственный океан Ириса.
– Мы можем здесь приземлиться? – отрывисто спросила женщина.
– Да.
Он просканировал поверхность внизу, выбрал площадку и дал команду на снижение. Качнувшись, тяжелый флаер утопил свои четыре опоры в оранжевом песке.
Саундер вышел первым. Поглядел на опоры: глубоковато садится губернаторская машина. Душевая установка, массажные панели, солярий; губернатор любит пожить. Мы на Ириске, здесь энергию не экономят.
Песок сверкал под ногами, бетонно-твердый, стеклянно-застывший. Вокруг тянулись к небу островерхие барханы: некоторые просвечивали, как фруктовое желе, другие отражали солнце гладкими желтыми склонами. Это зрелище обычно сражало неподготовленного человека наповал; инспекторша долго стояла на трапе, оглядываясь, щурясь, то снимая шляпу, то снова ее надевая.
– Это Ирис, – сказал Саундер с гордостью. – Побережье. Самое красивое во вселенной место. С вот этих вот склонов можно кататься на санках, на лыжах. Рядом со станцией есть лыжная база.
Женщина посмотрела на море.
В сравнении с барханами море казалось тусклым. Ровная зеленоватая поверхность, еле различимая рябь. Ни точки на горизонте, ни бакена, ни суденышка.
Инспекторша спустилась по ступенькам трапа и остановилась в двух шагах от Саундера.
– Здесь можно купаться?
– Только восемь месяцев в году. В месяцы, в названии которых есть буква «А». А сегодня как раз, – Саундер поглядел на запястье, – тридцать шестое мая… Прошу прощения, у нас по тридцать семь дней в месяце, так удобно.
– Значит, купаться можно?
– Можно… теоретически. Практически – я бы не рисковал. Понимаете, в сезон вода теплая и целебная, а в межсезонье прибывает кислота. В конце июня, например, пластиковая бутылка растворяется за пару минут.
– О, – сказала инспекторша, неотрывно глядя на воду. – А с виду…
– Есть простенький тест. Поселенцы… То есть ребята, которые отработали на станции и перебрались на Ирисово Поле, закидывают в воду купюру. Пятьдесят реалов, кажется. И если Будда на купюре темнеет – купаться уже нельзя.
– На купюре?
– В Ирисовом Поле печатают деньги. Наличные, бумажные. Не сувенирные.
– Это город?
– Да…
Саундер спохватился. Существование Ирисова Поля не афишировалось: собственно говоря, это было нарушение из тех, за которые губернатора могли погнать из кресла метлой. Согласно документам, на Ириске имелись жилые объекты, предназначенные исключительно для рабочих и служащих, внесенных в реестр, и членов их семей. Жители Ирисова Поля в реестр не входили, а черная геология и торговля сувенирами не упоминались ни в одном отчете.
– Это крохотный поселок, – сказал он, подумав, – филиал станции. Рекреационная зона. Люди развлекаются, как могут. Занимаются раскопками, исследуют интересные геологические явления…
– Вы говорили о храмах?
– Да. Но это не храмы, вы поймите, они просто так называются. Даже на Земле есть пещеры, потрясающие по красоте, их называют дворцами. Или пещерные города, образованные самой природой. А это – храмы Ириса. Есть легенда, – он понизил голос, – что на этой планете обитает бог. Бог Ириса, так его прозвали. Что, в отсутствие живых существ, способных ему поклоняться, он сам себе построил храмы.
Инспекторша улыбнулась кончиками губ:
– А вы, значит, запретили паломничество и лишили его адептов?
– Он миллионы лет прекрасно без них обходился.
– Ну, зачем-то же он построил храмы? Значит, ждал, что кто-то придет?
Разговор начинал тяготить Саундера.
– Его нет, – сказал он сухо. – И храмов нет. Это выступы… скальных пород.
– Меня зовут Ирина, – помолчав, сказала инспекторша. – Я, кажется, не представилась. А вы меня не спросили.
– Очень приятно, – сказал Саундер, испытывая страшную неловкость. – Дело в том…
– Простите меня, Григорий.
– За что?
– Я вела себя с вами по-свински. Это все из-за усталости.
– Понимаю. Кстати, меня зовут Саундер.
Она наконец-то оторвала взгляд от моря и посмотрела ему в глаза:
– Как?
– Саундер. Григорьев. Губернатор представлял меня, вы, наверное, не обратили внимания…
Она покраснела, как девочка. Снова отвернулась, нахлобучила шляпу и затемнила вуаль.
– Все путают, – сказал он великодушно. – Жена звала меня Сашей. А губернатор – Гришей.
– Я хочу искупаться, – сказала Ирина резковато. – У вас есть эта их… купюра? Чтобы проверить воду?
Саундер пошарил по карманам куртки. Прошли те времена, когда он водил торговые делишки с полевыми ребятами, но до сих пор обычно брал с собой на выезд немного денег.
– Вот.
Купюра была большая, с ладонь, и почти негнущаяся. Имела семь степеней защиты, но Саундер не представлял дурака, которому понадобилось бы подделывать полевые денежки.
– А почему здесь Будда? – спросила Ирина, вертя купюру так и эдак.
– Не знаю, – честно признался Саундер. – На двадцати реалах у них Христос, на пятидесяти Будда. На ста – не помню. – Он помедлил и добавил: – Некоторых это шокирует.
– Меня – нет, – равнодушно отозвалась Ирина. – Я атеистка. Ну, проверяйте!
Он взял у нее бумажку и зашагал к воде, в самом деле чувствуя себя идиотом. Зачем понадобилось приплетать Ирисово Поле? Сказал бы коротко – нет, в море у нас не купаются, опасно для жизни. И она бы поверила.
Море наваливалось на песок, прозрачное и неподвижное, будто огромная линза. Подойдя к самой кромке, Саундер присел на корточки и, взяв купюру за уголок, опустил в воду до половины. Подержал, вытащил, сличил обе половинки Будды – сухую и мокрую. Мокрая блестела на солнце, сухая матово отсвечивала, но разницы в цвете не было.
– Выходит, можно купаться? – нетерпеливо спросила Ирина.
– Я бы не советовал, – Саундер стряхнул с купюры воду.
– Но почему? – И, не дожидаясь ответа, она подсела к морю и омыла в нем ладони. – Какая прозрачная вода… И теплая…
На мелководье проглядывало оранжевое дно, бледнело, уходя в глубину, уступало морской зелени. Ирина зачерпнула со дна песка, пропустила сквозь кулак яркой струйкой, обернулась к Саундеру:
