Таня Воробей - День Святого Валентина
А этот лохматый задал свой вопрос с подковыркой, а сам смотрит глумливо, очками сверкает. И в глазах у него - глубокое недоверие. Дескать, какой у тебя, мальчик, может быть круг чтения? Дескать, знаем мы вас, птичек певчих, вам лишь бы гитару в руки, да дури покурить. Что такое круги ада это вы должны знать, а круг чтения - что за дикое словосочетание?
И он растерялся. И мысли разбежались, и слова позабылись. И капают прямо на мозги тягучие, расплавленные секунды этого молчания в прямом эфире. "Говори, говори хоть что-то", - попросил он самого себя, но нет в голове ни одной завалящей фамилии, ни одной заезженной фразочки.
"Ну, хорошо, - решил подбодрить его лохматый, - а что вы читаете сейчас?"
Вот тут и брякнул он свою дурацкую правду. Даже вспоминать тошно. Я, говорит, в данный момент читаю свою книгу, вы ведь знаете, у меня недавно вышел сборник стихов "Ранняя лирика" называется. Так вот, я получил сигнальный экземпляр, перечитывал. Почувствовать хотел, получилась книга или нет.
"Ах, вы читали свою книгу? - обрадовался лохматый. - Очень интересно. И как, нравится?"
Тут Тимур окончательно озлился и говорит: "Если бы не нравилось, наверное, я бы вообще стихи писать бросил. Пошёл бы на стройку цемент мешать или передачу какую-нибудь вести на радио".
Лохматый гаденько засмеялся и говорит: "Так значит, вы читали свою книгу, и вам понравилось? Что ж, это всегда приятно, когда книга находит своего читателя. Это я виноват, - не унимался лохматый, - задал вам вопрос глупый, почти неприличный. Как говорится, чукча не читатель, чукча писатель. О том, какая музыка вам нравится, я даже спрашивать не решаюсь, поэтому прервёмся на рекламу..."
"Когда отвечаешь на дурацкие вопросы, и сам становишься дураком, - с горечью подумал Тимур. - Можно подумать, так это важно - что ты читаешь. Последние кретины обычно читают последние литературные новинки, а самые лучшие люди на свете могут быть вообще неграмотными".
- Придёшь сегодня? - отсмеявшись, спросил равнодушный голос.
- А что?
- Да так. Все наши собираются. У меня. Думала, тебе будет интересно.
- Я подумаю. - Ему хотелось, чтобы она его уговаривала, чтобы сказала, что его она хочет видеть особенно, а не так, в числе прочих. - У меня вечером кое-какие дела, да и просто отдохнуть хотелось.
- А-а, - её голос заметно поскучнел. - Ну, как хочешь. Если надумаешь, приходи часикам к восьми. Да, и гитару не забудь, ладно?
- Ладно, - сказал он и повесил трубку.
Будь его воля, он бы никуда не пошёл. Ему совсем не хотелось видеть растянутые улыбками лица полузнакомых воздыхателей Тони, петь для них и выслушивать их идиотские комментарии к своим песням. Совсем не хотелось снова оказаться у неё дома и утонуть в его расслабляющем тепле и пряном запахе. Совсем не хотелось снова видеть её разноцветные глаза - один серый, другой голубой - разглядывающие его с праздным интересом, как диковинное животное в зоопарке или как тропическую бабочку, приколотую старательным энтомологом.
Будь его воля, он бы пораньше лёг спать, он бы горло поберёг, в конце концов. Да мало ли что мог бы он сделать, будь его воля.
Но его воли не было.
Она исчезала постепенно - съёживалась, болела, умирала. Глядя на него, никто и подумать бы не мог, что он носит в себе, внутри свою погибшую волю, - таким он был цельным и резким.
Чертыхаясь и стараясь не встречаться глазами со своим отражением в зеркале, Тимур поднялся и стал собираться. Ему не хотелось опаздывать. Наоборот, он хотел прийти первым, чтобы все подумали, что в Тонином доме у него побольше прав, чем у всех остальных.
Иногда ему хотелось, чтобы она умерла, или чтобы вышла замуж и уехала в Аргентину, или чтобы её забрали инопланетяне. Ему хотелось, чтобы случилось хоть что-нибудь, пусть даже самое ужасное, лишь бы это ужасное было окончательным и бесповоротным.
Но ничего не случалось, и день за днём - те же мысли о ней, и та же пустая болтовня, и те же толпы поклонников, которые не отступают от неё ни на шаг. И та же вечная, изнуряющая война за её любовь. Бессмысленная и беспощадная, как сказал бы Пушкин, война, в которой нет и не может быть победителей.
И главное, он никак не мог понять - ей-то что нужно? Зачем ей быть красивой, если нет того единственного, для кого нужно стараться? Зачем ей нужны эти ни на что не годные люди, которых она привечает у себя дома, которым улыбается, и про которых знает, что никогда-никогда не будет любить ни одного из них?
- Послушай, Тоня, - как-то спросил он, - что они всё время вокруг тебя крутятся?
- Кто это все? - она медленно и удивлённо подняла бровь над голубым глазом.
- Ну, эти двое из ларца одинаковых с лица...
- Это ты про братьев Сальниковых? - она улыбнулась. - Они совершенно не похожи, даром, что близнецы. И потом, они, между прочим, очень перспективные пловцы.
- Но с ними совершенно не о чем говорить, - начинал раздражаться Тимур. - Они же двух слов связать не могут!
- Ну и что, - Тоня брезгливо передёргивала плечами. - Ну, и не могут. Ты вот, тоже не можешь стометровку брасом проплыть за двадцать секунд, и ничего. Каждому дано своё.
- А тебе? - ему стало обидно, потому что он явно не выдерживал сравнения с братьями Сальниковыми. Тимур был небольшого роста и почему-то считал это источником всех своих бед. - Тебе что дано?
Она как будто не заметила ни его обиды, ни раздражённого тона. Всё с неё скользило, как с гуся вода - и хорошее, и плохое.
- Не знаю, - она достала маленький, блестящий портсигар и принялась вертеть его в руках. - Может быть, всего понемногу, а может быть, вообще ничего. Но вот только и братьев Сальниковых, и Дениса, и даже тебя что-то ко мне тянет. И я-то без вас могу обойтись, а вот вы без меня - нет. А что это значит? - И ответила сама себе. - А то, что во мне есть что-то такое, чего вам не дано. Поэтому не зли меня и не задавай глупых вопросов.
В такие моменты ему казалось, что он мог бы легко и непринуждённо её ударить. Хотя драться он не умел и не любил, но порой ему казалось, что Тоня - не девушка и даже не человек, а потому на неё не должны распространяться человеческие обычаи и законы.
- Ударить меня хочешь? - спросила она, не поднимая глаз от портсигара. - Ну, что же, попробуй. Увидишь, что будет дальше.
- С чего ты взяла? И в мыслях не было.
- Так, показалось, - медленно проговорила она. - Почудилось.
И вот теперь он снова шёл к ней в гости, в её дом, с гитарой, как с винтовкой, за плечом. Было бы лучше, если бы его позвали просто так, без всяких условий и без гитары. Тогда он был бы уверен, что нужен сам по себе, а не как представитель странного сословия, которое именуется "творческие люди".
Без пятнадцати восемь он позвонил в дверь, в очередной раз вздрогнув от резкости звонка.
