Джон Пристли - Другое Место
- Итак, мистер Линфилд, - сказал он, - в Блэкли... вы... несчастливы. Или... во всяком случае... скучаете... подавлены... одиноки. Хотите... отправиться... в какое-нибудь другое место... гм?
Я сказал, что хочу, но у меня нет ни времени, ни возможности - от этой машины далеко не уедешь.
- Время - ничто, - сказал он и махнул рукой, как бы отменяя время, а заодно и старинные лакированные часы, стоящие в углу. - А возможность... вот она. Да, здесь... в этой комнате. То есть... если вы готовы... рискнуть... и отправиться... не в _какое-нибудь_ другое место... а в Другое Место.
- Я что-то вас не совсем понимаю, сэр Аларик. - Пробило девять, но я подумал, что уже, наверно, пора сматываться. Потом из вежливости добавил: - Разве есть разница между _каким-нибудь_ другим местом и просто другим местом?
Он хихикнул. Конечно, странно звучит: с чего бы семидесятипятилетнему старикашке хихикать? Но ни "засмеялся", ни "фыркнул" тут не подходит, так что если не "хихикнул", то не знаю даже, как сказать. После этого он встал и начал рыться в комоде за своим креслом.
- Другое Место, - заговорил он, - рядом с нами... мистер Линфилд... можно сказать, за углом... только особого рода. Вы заворачиваете за угол... сами того не замечая. Немного рискованно. Но если вы решитесь... туда отправиться... я буду рад... оказать вам услугу. - Он резко повернулся - очевидно, нашел то, что искал. Над спинкой кресла заблестели устремленные на меня черные глаза, но я ничего не мог в них прочесть. Я... облегчу вам... эту задачу... мистер Линфилд. Да... дверь. Вы войдете... в Другое Место... просто через дверь. Вон там... в книжных полках... дверь... вы ее откроете. Да... вот эта дверь. Вы по-прежнему хотите... побывать... в Другом Месте?
- Почему же нет? - Чем бы старик ни тешился... У одного моего знакомого в библиотеке была дверь в уборную, замаскированная фальшивыми книжными корешками, и он постоянно всех разыгрывал. - Что я должен делать?
Тут он показал мне то, что достал из комода. Блестящий черный камень вроде крупной гальки. Сэр Аларик сел, оперся локтями на колени и вытянул вперед руку с камнем.
- Все очень просто. Смотрите на камень... всматривайтесь в него... и считайте до ста... считайте медленно.
Я стал смотреть на камень, всматриваться в него и считать. Перед глазами все поплыло. Когда я досчитал до двадцати, поверхность камня превратилась в темную пустоту, которая ширилась и ширилась. Я продолжал считать. Старинные часы пробили четверть десятого, но звук донесся откуда-то издалека. При счете восемьдесят у меня заболели глаза, а чуть позже началось головокружение.
- Сто, - услышал я свой голос.
- Теперь, мистер Линфилд, - сказал сэр Аларик словно с другого конца света, - встаньте... идите прямо к двери... откройте ее... и входите.
Я шагнул к полкам, покачнулся, но сразу же нашел дверь и еще успел понять, что она в точности такая, как та, замаскированная фальшивыми книжными корешками, которую я когда-то видел. Я открыл ее, и, кажется, сэр Аларик пожелал мне счастливого пути. Войдя, я закрыл за собой дверь и очутился в узком темном коридоре; дальний конец его освещали несколько слитков золота. При ближайшем рассмотрении оказалось, однако, что это яркие полоски солнечного света, проникавшего справа, сквозь широкие щели в грубо сколоченной двери. Я открыл и эту дверь... даже сейчас слышу, как она заскрипела... и зажмурился; после долгого мрака Блэкли я увидел залитый солнцем сад и вечное лето.
Скажу вам прямо: на сон это не походило. У меня сны всегда обрывочные, клочковатые, одно тут же сменяется другим, как будто на законченный эпизод уже не хватает материала. И потом, во сне замечаешь только то, что хочешь заметить; а что не попало в фокус, того, значит, там вообще нет - нет множества вещей, которые есть в реальной жизни, где-то за краем сознания, и ждут, чтобы их заметили. Но этот сад был совсем не из сна. Никакой обрывочности, незавершенности - самый настоящий сад. Я знал, что он не растает в воздухе, не превратится в комнату, или корабль, или в мастерскую. И что он существует дольше, чем любой обычный сад... такая в нем была удивительная основательность.
Над дорожкой, выложенной плитняком, сплетались старомодные вьющиеся розы. Этот тоннель выходил на небольшую солнечную лужайку, а дальше, у каменной стены, сверкали и переливались цветочные клумбы. С лужайки был виден другой берег реки - она напоминала реку в Хабберхолме, только пошире и поглубже. По крутому берегу тянулись поля, над ними нависали леса, каменистые осыпи и скалы, а еще выше я разглядел затянутые дымкой вершины холмов. Красивое место, и сразу чувствовалось, что оно далеко от всяких тревог и волнений. И еще одно... это даже трудно определить. Знаете, иногда бывает: входишь в комнату и уже с порога слышишь, как часы отсчитывают время... твое время. А в другой раз войдешь, а часов нет или они стоят, и никто не отсчитывает время твоей жизни. То же самое ощущаешь и в этом месте, только еще сильнее. Ощущаешь, что твои внутренние часики остановились или их вообще больше нет. Не слышишь привычного "тик-так, тик-так, торо-пись, спе-ши". Ничто не пропадает, не исчезает, не гибнет. До меня это как-то сразу дошло, и все вокруг стало таким выпуклым, отчетливым, таким настоящим, и все, от синего неба до пламенеющих цветов, жаждало быть замеченным.
Теперь я уже немного сориентировался. Грубо сколоченная дверь, через которую я попал в этот сад, оказалась дверью дровяного сарая за деревенской гостиницей - длинным низким строением с гладкими бледно-розовыми стенами. Обогнув ее, я вышел к фасаду. Здесь стояли крепкие деревянные столы и скамьи, и аккуратно подстриженная лужайка превращалась в пивную под открытым небом. К широко распахнутой двери гостиницы вела дорожка, но эта дверь у меня не вызвала интереса. Мне захотелось поглядеть на реку, и я направился к стене, возле которой были разбиты клумбы. Я увидел берег - узкую полоску луга, густо усыпанную лютиками и маргаритками. Какой-то молодой человек удил рыбу, а рядом, а рядом, прислонясь к нему головой, лежала темноволосая молодая женщина в зеленом платье. Она улыбнулась мне и помахала рукой - просто так, как делают люди, когда они счастливы. И тут я узнал Мэвис Гилберт.
Сначала я удивился, но потом подумал: ничего, все нормально; и как же я был рад встретить ее здесь, такую счастливую! Наконец-то она с этим парнем, о котором всегда при мне вспоминала. В добрый час! Я помахал ей в ответ, а она сказала своему парню, чтобы тот обернулся, и он тоже помахал рукой, а потом сделал движение, словно опрокидывает рюмку, и опять уставился на поплавок.
- Ты как раз вовремя, Линфилд! - И кто-то хватил меня кулаком по спине. Это был Баттеруорт. Из гостиницы вышел Доусон с подносом, на котором стояли кружки с пивом. Увидев меня, он завопил от радости; можно было подумать, что эти двое - мои лучшие друзья и они меня заждались. Оба были в старых рубашках и брюках, загорелые и веселые, как матросы после плавания. Мы выпили пива, закурили и пошли побродить по берегу. Мы рассказывали друг другу разные истории и смотрели на реку. Стеклянная стена между нами исчезла, как будто ее и не было.
