Джеймс Ганн - Где бы ты ни был
О боже, подумал Мэт, его трясет со страху.
— Зайдите, — сказал Дженкинс, махнув бутылкой по направлению к двери. В комнате царил хаос. Пол был усеян осколками битой посуды. В центре комнаты лежал перевернутый стол, словно размахивая в воздухе тремя нестругаными ножками; четвертая, вывернутая из гнезда, сиротливо торчала в сторону. А рядом валялись разбитые в щепу стулья.
— Это она наделала? — слабым голосом спросил Мэт.
— Это еще ничего, — жалобный голос Дженкинса никак не вязался с его массивной фигурой. — Вы бы видели другую комнату!
— Но каким образом?
— Я не говорю, что Эб сделала это, — сказал Дженкинс, качая головой. Его борода тряслась у самого носа Мэта. — Но когда она чувствует себя несчастной, случается всякое. А она была здорово несчастна, когда Дункан сказал ей, что больше не придет. Стулья подпрыгивали и падали на пол. Стол танцевал по всей комнате, пока не разлетелся на куски. Тарелки летали по воздуху. Смотрите! — Он нагнул голову и развел руками волосы. На затылке виднелась огромная шишка. — Мне даже не хочется думать, что случилось с Дунканом. — Он печально покачал головой. — Так вот, мистер, мне кажется у меня есть все основания наказать девчонку? Не так ли? — спросил он. — Но чтобы я ее ударил? Да я скорее суну руку в змеиное гнездо.
— Вы хотите сказать, что эти вещи случаются сами собой?
— Именно. Я думаю, что у вас в мозгах все запуталось. Никогда не поверил бы во все это, если бы сам не видел и не чувствовал, — тут он потер шишку на затылке, — и если бы этого не случалось раньше. Странные вещи начали твориться вокруг Эб с тех пор, как она стала входить в возраст, лет пять — шесть тому назад.
— Но ведь ей только шестнадцать лет!
— Шестнадцать? — Дженкинс осторожно глянул через открытую дверь в сторону машины Мэта и понизил голос до шепота: — Не выдавайте меня, но Эб всегда любила приврать. Девчонке больше восемнадцати.
Единственная целая тарелка упала с полки и разбилась у ног Дженкинса. Он подпрыгнул и задрожал всем телом.
— Видели? — жалостливо прошептал он.
— Упала тарелка, — сказал Мэт.
— Она ведьма, — Дженкинс лихорадочно отхлебнул из бутылки, — может быть, я не был ей хорошим отцом. С тех пор как умерла ма, она стала совсем дикой и с ней начали твориться странные вещи. Не только плохие. Мне, например, много лет не приходилось ходить за водой. Бочка возле крыльца всегда была полной. Но с тех пор как она выросла и у нее появились всякие сердечные разочарования, жить с ней стало чертовски трудно. Никто сюда и близко не подходит. И все вещи вокруг прыгают и двигаются, пока, наконец, собственному стулу не перестанешь доверять. Нервы не выдерживают, сынок. Человек не в состоянии этого вынести!
К смущению Мэта, глаза Дженкинса стали наполняться крупными слезами.
— У меня больше нет друзей, чтобы предложить мне выпить или, скажем, помочь по хозяйству, когда у меня ломит поясницу. Я больной человек, сынок. Послушай, сынок, ты городской человек. Выглядишь красиво, и манеры, и всякое там образование. Я так полагаю, что Эб ты нравишься. Почешу бы тебе не взять ее с собой?
Мэт начал пятиться по направлению к двери.
— Она девчонка что надо, как приведет себя в порядок, а готовит она просто здорово. Можно подумать, что поварешка приросла у нее к руке, так ловко она с ней обращается, и тебе вовсе не надо будет жениться на ней. Мэт побледнел.
— Вы с ума сошли!
Он повернулся, чтобы сделать рывок к двери. Тяжелая рука упала ему на плечо.
— Сынок, — сказал Дженкинс голосом, в котором звучала угроза, — если девчонка пробыла с мужчиной наедине больше двадцати минут, считается, что они должны пожениться как можно скорее. Поскольку ты чужой в наших краях, я не хочу тебя принуждать. Но с той минуты, как Эб ушла из этого дома, она перестала быть моей дочерью. Никто не просил тебя привозить ее обратно. Эта девчонка, — добавил он удрученно, — съедает больше меня.
Мэт полез в карман брюк. Он вытащил бумажник и извлек из него пятидолларовую ассигнацию.
— Может быть, это немного скрасит вашу жизнь.
Дженкинс тоскливо посмотрел на деньги, протянул было руку, но быстро ее отдернул.
— Не могу, — простонал он, — не стоят того эти деньги. Вы привезли ее, вы ее и увезите.
Мэт глянул сквозь открытую дверь на машину, содрогнулся и прибавил вторую пятерку. Дженкинс покрылся потом. Он с отчаянием смял бумажки в своей широкой ладони.
— Ладно, — сказал он хриплым голосом, — это десять чертовски убедительных доводов. Мэт бросился к машине и сел за руль.
— Вылезай, — сказал он резко, — ты дома.
— Но па…
— Отныне он будет тебе любящим отцом. Прощай!
Волоча ноги и сутулясь, девушка обошла машину. Но, подойдя к крыльцу, она выпрямилась. Дженкинс, стоявший в дверях, отпрянул назад перед своей низкорослой дочкой.
— Скверный грязный старикашка, — прошипела Эбигайль.
Дженкинс торопливо поднял бутылку к бороде. Тут она, должно быть, выскользнула у него из рук. Но, вместо того чтобы упасть, осталась висеть в воздухе горлышком вниз. Виски полилось Дженкинсу на голову. Дженкинс, который теперь стал еще более похож на Нептуна, повернулся к машине и печально покачал головой.
Мэт лихорадочно развернул машину и стремительно вылетел со двора. Несомненно, это был обман зрения. Бутылки виски не висят в воздухе без поддержки.
Найти хижину Гэя оказалось нелегко. Мэт два с лишним часа кружил по грязным дорогам.
Он решил задержаться, когда в четвертый раз проезжал мимо хижины, которая во всем отвечала описанию Гэя, кроме того, что была обитаемой. Свет из окон потоками лился в темноту. По крайней мере, он сможет расспросить о дороге. Запах жареной ветчины, доносившийся из дому, довел его до исступления. Мэт постучал в дверь. Может быть, его даже пригласят к ужину!
Дверь отворилась.
— Входите. Что вас держит?
Мэт замигал.
— Нет, нет! — вскричал он. На мгновение он почувствовал себя героем старого анекдота о пьяном в гостинице, который, шатаясь, вновь и вновь возвращается все к той же двери. Каждый раз его выставляют с возрастающим возмущением, пока он, наконец, не произносит жалобным тоном: “О боже, неужели вы один живете во всех комнатах сразу?”
— Что ты здесь делаешь? — Спросил Мэт слабым голосом. — Как ты… каким образом ты сюда попала?
Эбигайль втянула его в хижину. Внутри было чисто, светло и уютно. Пол подметен, две нижние откидные койки на противоположных стенах аккуратно застелены. На столе стояли два прибора. В плите горел огонь и готовился ужин.
— Па передумал, — сказала она.
