Александр Бушков - Континент
– …а поскольку вышеизложенное в свете вышеуказанного влечет нижеследующее по отношению к поименованному…
Гай нажал кнопку вызова. Дверца чуть приоткрылась, и в щель высунулась белая мордочка с юркими красными бисеринками глаз:
– Вам кого?
– Спуститься.
– Гай… – задумчиво сказала Белая Мышь, С. Ф. О. Р. – Так… Гай – это, несомненно, в родстве с Гаем Гракхом, каковой, будучи древним римлянином, жил в древнем мире и автоматически является консервативным рабовладельцем.
– А прогрессивная деятельность? – спросил Гай, немного опешив от этих генеалогических изысканий.
– Либеральный типичный представитель, – авторитетно пояснила Белая Мышь. – Распространял экспансию Рима в Африку, – следовательно, колониалист. – Она надела золотое пенсне и важно добавила: – Волюнтарист. Родня у вас, молодой человек, не того. Так что пешочком.
На улице по-прежнему кружила пыль, волоча за собой клочки газет и обрывки иллюзий. Посреди маленькой круглой площади у вычурного бронзового монумента Неизвестному Подлецу корячился зеленый лепесток Вечного Огня, и в почетном карауле, как всегда, стояли четверо в форме войск НКВД, с медными цифрами 37 на малиновых петлицах. Полупрозрачный призрак Ежова задумчиво и мрачно сидел неподалеку.
– Глупо, – сказал он Гаю, когда тот подошел поближе. – Все наша славянская расхлябанность… подвела… Подпишешь приказы, напьешься, спать завалишься, а Берия – хитрее, это тебе не наш брат русак, обошел как стоячего, чертов мингрел…
Гай ускорил шаги. Возле огромного, но варварски обшарпанного особняка графа Дракулы на широких ступенях собралась всегдашняя компания. Два залетных вервольфа в замшевых пиджаках скучающе щупали повизгивающую для порядка ведьму, у всех троих были унылые лица пресыщенных акселератов, знающих наперед, что и этот день будет как две капли воды похож на вчерашний, и завтрашний, и все остальные грядущие дни. Рядом один домовой татуировал другому на левой ягодице: «Есть ли жизнь на Земле?» Бродили взад-вперед, утопив руки в карманах, щекотуны-безобразники неизвестно из каких мифов. Черти ваксили копыта. Выводок шишиг сочинял Алле Пугачевой письмо с просьбой об автографе. Бродил неприкаянным чужаком бородатый маг из Атлантиды, которого никто не понимал и не собирался общаться, хотя он ко всем так и лез. До настоящего вечернего загула было еще далеко. Опохмелялись в сторонке лешие с опухшими славянскими харями.
Табунок зевающих кикимор в латаных повойниках водил хоровод, гнусавя:
Не кукушки прокричали –
плачет Танина родня.
На виске у Тани рана
от лихого кистеня.
Алым венчиком кровинки
запеклися на челе,
хороша была Танюша,
краше не было в селе…
Благообразный домовой аккомпанировал им, выводя на балалайке душещипательно-ушещипательные рулады, а неподалеку хмуро сидел единственный, кого Гай немного уважал, – упырь Савва Иванович. Серая пара висела на нем мешком, у него было умное морщинистое и усталое лицо деревенского конюха, почитывавшего вечерами Мон-теня и Плиния.
– Ты садись, Гай, покурим, – сказал он. И подвинулся. Гай сел рядом.
– Мерзко все это, ей-черту. Распустились. Паноптикум. Хлам. И тошно. Ну почему мне такая бессмыслица, а. Гай? Знаешь, я бы хотел пройтись по Парижу или на худой конец по Берну и чтобы рядом девушка в джинсах, а ночевать можно и в палатке. Или тайга, а, Гай? Свежо, бензином не воняет, ручьи чистейшие, ягоды, орехи, туристов этих сучьих нет с их транзисторами и байдарками. Хоть бы кто-нибудь меня полюбил, Гай. Тошно ведь. Шлюхи надоели. Инородная нечисть зажимает. Веришь, нет, тишины хочу…
– Да… – сказал Гай.
– Тошно. Кстати, тут Юлька бродит. Изнасилует она тебя сегодня, Гай, это как пить дать. Вот придешь сегодня на бал, а она тебя и того, стерва…
– Не приду, – сказал Гай.
– Придешь, куда денешься. Все мы не в силах не прийти на дьявольский бал… И забудь про Европу, тебе уже не пробиться туда, к реальности, есть только Круг. Извини, Гай, я тебя на минутку покину.
Савва Иванович встал, ловко сцапал за лацканы прохожего со стандартным лицом среднестатистического обывателя и привычно приказал:
– Стой, падло. Кровь высосу.
– Но почему я? – крикнул, бледнея, среднестатистический обыватель.
– А что же ты думал? – сказал Савва Иваныч, ощерив клыки. – Привык видеть монстров и оборотней только на экране, да? Привык, что война – за тысячи миль от тебя, что хунты бесчинствуют где-то на другой планете? Что бы там ни творилось, ты сидел дома, холил грыжу, плодил ублюдков. Вермахт пер на Восток – а ты сидел у телевизора. Расстреливали Блюхера – а ты кушал кофий. Убивали прокуроров в Милане и студентов в Сан-Сальвадоре – а ты похрапывал. Только почему ты решил, что так будет вечно? Поймала тебя жизнь, и никуда тебе не деться.
Гай не отвернулся – привык. Савва Иваныч вернулся к нему, стряхивая кровь с жестоких прокуренных усов. Раскрыл серебряный портсигар с гравировкой; «Делегату 5-й отчетно-выборной конференции упырей. Бурчало-Гадюкинск». Среди нечистой силы считалось своего рода шиком иметь при себе серебряные безделушки.
– Вот так и живем, – пожаловался он, разминая «Приму». – Мелочь людишки. Рвань. Кровь из него сосать противно, да и какая там кровь, гнусь одна, потом желудком маешься, язву нажить можно… Нет отыскать бы интеллектуалочку, да махнуть в Париж к «Максиму», однако боюсь, ностальгия по березкам и забегаловкам замучает. А… – безнадежно махнул он рукой. – Ну их всех в болото, именуемое научно-техническим прогрессом, как говаривал Перуныч, что на Оке от мазута перекинулся. Пошли на бал, Гай, собираются уже. Постараемся импортной нежити морду набить, тяжело русскому упырю в Европах, хоть волком вой… В случае чего я на тебя рассчитываю. Устроим переполох, чтобы душа из них вон…
Они поднялись по неметенной отроду лестнице. У двери стоял для парада мохнорылый черт в ливрее, успевший уже наклюкаться. В большом зале настраивали инструменты, и визготня струн доносилась сюда в вестибюль. Гости съезжались. Внутри было гораздо чище, сверкала позолота, ламбрекены и тому подобная мишура. Весело болтая, прошли мимо три шотландские ведьмы в коротких платьицах, а следом, разглаживая усы, торопился солидный грузин, торговавший здесь апельсинами. Шушукались в углу приглашенные для большего бардака гомосексуалисты. Бесшумно проскользнули исполинские муравьи-кровососники, ставшие в последнее время трудами фантастов серьезными конкурентами традиционным упырям. В другом углу реготали – шайка молодых дипломатов из альтаирского посольства загнала в угол Еремея Парнова, стянула с него штаны и полосовала прутьями по заднице за то, что он в инопланетян не верил. Парнов кричал, что теперь верит, но ему резонно возражали, что теперь-то теперь, а вот раньше-то? Грузин успел уже договориться с самой блудо-глазенькой из шотландочек и поволок ее в одну из бесчисленных комнатушек-сношальниц.
