Александр Громов - Шанс для динозавра
Крегор суеверно поплевал через плечо.
– Я видел огненные сгустки, ваша светлость, – сказал он. – Это было у горы Брумгрум. Логово дьявола на вершине горы дымилось, и из него вылетали дьяволовы плевки. Я тридцать лет в строю, но не стыжусь признаться: меня обуял ужас. Я пал на колени и стал молиться, не зная, дойдет ли до всевышнего молитва солдата, пролившего слишком много крови. И, как назло, при мне в тот раз не оказалось ни священной реликвии, ни даже пузырька со святой водой…
– Я говорю не о том, – нетерпеливо перебил Барини. – Я говорю об огненном следе через все небо, от края и до края. Это тоже были бы дьяволовы плевки?
– Если только не сам дьявол, – убежденно сказал Крегор.
– Ну-ну… А если бы, допустим, огненный сгусток вонзился в землю, выбил бы в ней яму порядочной ширину и глубины, а потом оказалось, что на дне ямы лежит обыкновенная, ну разве что слегка оплавленная каменная глыба? Что бы вы подумали тогда?
Крегор пожал плечами, дивясь прихотливой мысли господина.
– Оно конечно… – протянул он, маясь и не зная, как ответить. – Говорят, от небесной тверди могут откалываться куски. Если так, то оно конечно… Ваша светлость совершенно правы. Но разве камни могут плавиться?
– Я вижу, вы недостаточно близко подходили к горе Брумгрум. Ну ладно. Допустим, на дне ямы, выбитой в земле пролетевшим по небу огненным сгустком, вы нашли бы не бессмысленный валун, а оплавленные куски некоего…
Он не договорил. Близкая молния ослепила даже сквозь полотняную стенку шатра. И сейчас же ударил гром – такой, что вздрогнул даже князь. Снаружи заголосили люди, истошно заржала лошадь.
– Прошу прощения, мой господин. – Крегор поднялся с подушек. – Кажется, что-то случилось.
– Ступайте, – кивнул Барини. – Успокойте людей.
Он знал, что не случилось ничего особенного – просто близкий удар молнии. Шагах в ста или даже ближе. «Не угодила бы следующая в шатер», – подумал он с легким беспокойством.
А еще он видел, что начальник охраны рад уклониться от люто непонятного ему разговора. Для него лучше стучать зубами под холодным ливнем, чем рассуждать о том, чего он не понимает и понимать не хочет. Храбрый солдат, толковый офицер, верный служака… И ни на грош больше. Надо было завести с ним разговор о конской упряжи, что ли. Либо о достоинствах новой системы залпового огня и о месте пикейщиков в строю аркебузиров…
Прогромыхало еще несколько раз. Затем дождь стал стихать, ветер тоже. Гроза смещалась к югу, оставив быстро впитывающиеся лужи. Очень скоро пустыня покроется цветами – низкорослыми алыми цветами, очень красивыми. Дня через три они превратятся в сухую труху, но дело свое сделают. И уже следующее поколение крошечных колючих семян будет ждать нового ливня… лет десять, не меньше. А может, и все сто.
Им легко. Они могут ждать. Они дождутся.
Барини вышел на воздух. Дождь прекратился, лишь на юге чернело и полыхало. Наветренная стенка шатра прогнулась, туда нанесло мокрый песчаный сугроб, и его уже разгребали слуги. Дрожащие от холода люди поднимались, отряхивая песок. Поднимали дрожащих животных и мокрых, негодующе клекочущих птиц, смотрели на юг, ждали, что вот-вот выглянет солнце.
Выглянет, куда оно денется. Через полчаса все, не исключая князя, вновь начнут проклинать чертову жару, песчаную поземку, несносно скрипящую на зубах пыль и обмотают тряпками лица. Путь недолог, но с Пестрой пустыней не шутят и на недолгом пути.
И солнце выглянуло – обыкновенное, желтое и поначалу даже ласковое. Солдаты сразу оживились. Один из них, мочащийся на песок, кричал весело: «Ка-ак она ударит, братцы! Я уж думал, конец мне. Волосами шлем приподняло, ей-ей, не вру! Не-ет, мимо. Вон куда она шарахнула, вон в тот бугор, промахнулась, значит…»
К притянувшему небесную стрелу песчаному пригорку никто не подошел – боялись. Остался на месте и князь, молчаливо рассудив, что и без того слывет не просто еретиком, но еретиком конченым, продавшим душу дьяволу за власть, богатство и удачу во всех начинаниях. Солдаты не обращают на это особого внимания, им лишь бы платили вовремя, а князь Барини платит вовремя и щедро. Но есть еще в Унгане бродячие попы, тайно пропагандирующие старую религию, и есть огромная темная крестьянская масса, охотно верящая кликушам в рясах. Крестьяне безопасны, пока сыты, но стоит посильнее придавить их налогами, как пожалуйста – бунт, а то и крестьянская война. С горожанами проще: верь во что твоей душе угодно, но под страхом порки и крупного штрафа не пропагандируй никаких религиозных доктрин, кроме учения пророка Гамы. А втихомолку можешь хихикать над этим учением сколько влезет.
Горожане благоразумны, если нет войны, голода и черного мора. Горожане богатеют на торговле и ремеслах. Ничего иного им не надо, ничто другое их не интересует… И штрафа они боятся, пожалуй, сильнее, чем порки.
И все же Барини не подошел к оставленной молнией отметине. Лет пятнадцать, даже десять назад – подошел бы непременно и вынул бы из песка сплавленный кусок мутного кварца, еще горячий, и отвез бы его в Марбакау. Отдал бы Тахти, пусть бы тот поломал умную свою голову… Или учредил бы музей феноменов натуры – редкие самородки, чучела диковинных рыб и гадов, уроды там всякие в банках…
Сейчас князь делал вид, что его нисколько не интересует такое заурядное явление, как близкий удар молнии.
Басовитый рокот внезапно перекрыл ворчание тучи. Кто-то вскрикнул. Кто-то упал лицом в песок. По синему очистившемуся небу летел огненный сгусток, и тянулся за ним хвост из огня и дыма. Солдаты и слуги завопили сразу в несколько ртов. Двое или трое с воем побежали к валунам – прятаться. Многие попадали ничком. Один лишь капрал Думба, здоровенный детина, лишенный не только страха, но и малейшего намека на воображение, сорвал со спины арбалет и, припав на колено, выцеливал огненное чудо – то ли сказочного дракона, то ли и впрямь самого дьявола.
Барини остался стоять, скрестив на мощной груди толстые руки, и молча смотрел, как огненный сгусток чертит небо. Его мясистое лицо осталось бесстрастным. Рокот перешел в невыносимый рев. Думба пустил стрелу и, поняв, что промазал, вновь потянул рычагом тетиву. Грохочущий ком огня прочертил небо и скрылся за туманными горами на северо-востоке. В небе остался лишь грязно-бурый дымный след. Медленно расширяясь и искривляясь, он поплыл на юг вслед уходящей туче.
«Ну вот, – подумал князь, вспомнив разговор с начальником охраны, – накаркал».
А вслух сказал Крегору, уговорами и пинками поднимавшему с песка робких духом:
– Поторопи их. Время дорого.
Крегор напустился на медлительных. Скорее, бездельники! Шевелитесь, дармоеды! Князь милостив, но ждать ой как не любит. Живо собирайтесь, отродье висельников! Веселее, ребятушки, дети мои! Чего испугались? Где твоя каска? Унесло? Почему не нашел? Вычту из жалованья в двойном размере, так и знай. Не напасешься на вас, разгильдяев… Эй, Думба, подбодри-ка их! Живее!
