Нэт Прикли - Пленница
Последняя фраза прозвучала не столько как приказ, сколько как вопрос, но Найл не стал отвечать — пусть привыкает командовать сам. На расстоянии полета стрелы от городских стен росла только высокая душистая трава, щедро раскрашенная алыми маками, голубыми колокольчиками, белым клевером, бирюзовыми люпинами, фиолетовыми ирисами, желтые лютиками. Выросшего в безжизненных песках пустыни Найла кольнуло завистью к северянам, любующимся каждый день подобным многоцветием.
Кое-где по травяным зарослям ползали забавные мохнатые и пузатые насекомые с короткими декоративными крылышками. Они неторопливо тыкались головой в каждый бутон, громко чмокали и ползли дальше, оставляя за собой полосу примятой травы. Время от времени насекомые останавливались, начинали беспокойно топтаться, после чего громко и басовито чихали, распространяя по сторонам целые облака налипшей на бока пыльцы.
Размером насекомые ненамного превышали ос. Точно, так же, как у полосатых убийц, из кончиков упитанных брюшек торчали длинные и острые, вызывающие вполне понятное почтение жала.
Еще в траве кормились мелкие — с руку размером — белые с зелеными пятнами гусеницы, и уж их-то восьмилапые не упустили, пожрав с такой скоростью, что движение колонн почти не замедлилось.
Чуть дальше от города начиналось редколесье: одиночно стоящие могучие дубы, клены с огромными разлапистыми листьями, высокие тополя — но не стройные и поджарые, как в городе Смертоносца-Повелителя, а с широкими обильными кронами. Вскоре впереди стала различима зубчатая стена соснового леса, но между ним и травяными лугами внезапно обнаружилось неожиданное препятствие: густая, как тростник, стена невысокого гибкого ольховника с частыми вкраплениями рябины и еще какого-то незнакомого правителю кустарника. Для пауков с их широко расставленными лапами — совершенно непроходимое препятствие.
Двухтысячная армия восьмилапых разбилась на две колонны: одна стала втягиваться в зеленый тоннель по утоптанной тропинке, уходящей в лес, другая двинулась по относительно широкой дороге, втиснувшейся между кустарником и отвесной горной стеной.
«Хорошее место для засады, — мелькнуло у Найла в голове. Поставить в конце тропы пару арбалетчиков и расстреливать выходящих смертоносцев по одному…»
Дравиг заметно содрогнулся, ощутив мысли правителя. Движение армии немедленно остановилось, а несколько пауков, успевших подкрепить силы гусеницами, взметнулись вверх по каменной стене — туда, где ни одна стрела не достанет — и умчались вперед на разведку.
Вскоре движение возобновилось — в ближайших окрестностях обнаружить врага не удалось. А еще через несколько минут восьмилапые вошли под тенистый полог соснового леса. Непроходимые заросли остались позади и пауки быстро разбежались в разные стороны — охотиться.
Посланник стиснул зубы, но промолчал. Смертоносцы не ели уже несколько дней. Впрочем, несколько дней голода для них — пустяк. Они способны обходиться без пищи месяцами.
Но вот многодневные переходы через пески и горы требовали много сил — а значит, и еды. Несмотря на близость врага Найл был вынужден разрешить своему войску рассыпаться в стороны в поисках пропитания.
Жители Приозерья, похоже, не очень жаловали вниманием окрестные леса, и дичи здесь водилось в достатке: крупные черные мухи, серые с темными полосами кузнечики, таящиеся в лесной подстилке слизняки, мелкие синие стрекозы. А еще — странные коричневые личинки размером с человека, медленно ползущие по соснам от корней к вершинам и начисто обгрызающие с деревьев кору. После личинок оставалась только крупнозернистая сухая пыль на земле, да устремленные ввысь, плачущие душистой янтарной смолой белые стройные стволы.
Правитель обратил внимание на темно-бордовые зернистые ягоды, рядком висящие на ветке низкого куста, сорвал одну и положил себе на язык.
— Ух ты, какая сладкая!
— Осторожней, мой господин, — предупредила Нефтис. — Они могут быть ядовитыми.
— Да ну, — не поверил Найл. — Они такие сладкие, что сами в рот просятся. Если куст не хочет, чтобы его ягоды кто-то съел, зачем делать их вкусными?
Правитель быстро обобрал всю ветку, переправив ягоды в рот. Нефтис, которая четвертый день маковой росинки не имела, тоже сломалась и присоединилась к пиршеству своего повелителя. Наслаждаясь дарами леса, они совсем потеряли счет времени, а потому вмешательство Дравига оказалось для правителя неожиданным.
— Мы обнаружили их, Посланник!
— Кого? — не сразу сообразил увлекшийся Найл.
— Армию северян.
Старый смертоносец переслал мысленную картинку, и правитель увидел длинную колонну усталых воинов, бредущих по дороге вдоль горного отрога. Долгий поход в погоню за пауками явно не добавил отряду шерифа бодрости.
— Они далеко?
— Полдня пути.
— То есть северяне появятся здесь только поздним вечером?
— Или ночью. А если встанут на привал, то утром.
— Как твои воины?
— Многие еще голодны, — признал Дравиг.
— Ну что ж, — решительно махнул рукой Найл. — Значит, будем встречать их здесь. Ставьте паутину поперек дороги и уводите ее в лес, постепенно заворачивая вдоль гор. Только не очень близко, чтобы северяне не сразу заметили. Пусть сперва зайдут поглубже в «мешок», а мы их тем временем еще и сзади огородим.
— Обычную паутину ставить или ловчую? — уточнил Дравиг.
Разница состояла в том, что «обычная» паутина была заметно толще и очень плохо растягивалась. Смертоносцы использовали ее для строительства гнезд, создания коконов, для спуска с высоты или переправы с одного высокого здания на другое. Ловчая нить казалась намного слабее — значительно меньше в диаметре, она легко растягивалась во много, много раз. У жертвы создавалось обманчивое впечатление будто нить можно легко порвать — но она тянулась и тянулась, все сильнее затрудняя движение. Стоило в этот миг добыче хоть немного повернуться из стороны в сторону — и она оказывалась опутана нитью вокруг всего тела. Чем больше жертва трепыхалась и сопротивлялась — тем сильнее запутывалась, иногда полностью превращаясь в кокон без всякого участия паука.
Смертоносцы ловчих сетей не применяли уже много сотен лет. Теперь они охотились, полагаясь на ментальную силу своего разума — выпугивая дичь из укрытий импульсами страха, а затем парализуя волей. Однако искусство сознания тонкой и липкой нити пауки отнюдь не утратили — это мастерство сохранялось в их могучих телах на уровне инстинкта, как любовь к воздушным полетам или стремление к продолжению рода.
