Филип Дик - Мечтают ли андроиды об электроовцах
— Куда же она исчезает? — спросила Элеонора.
— В никуда. Она не служит ничему и никому.
— А кому она должна служить? Бентли не сразу нашелся с ответом.
— Я не знаю. По крайней мере, кому-то должна. Разве вы не хотите, чтобы ваша работа кому-то служила? В теории Холмы — это отдаленные и независимые друг от друга экономические единицы. На деле же там стараются нажиться на девальвациях, на стоимостях перевозок, на всевозможных пошлинах и еще на многом другом. Вы знаете лозунг Холмов: “Служба — хорошо, а хорошая служба — еще лучше”. Какая насмешка. В Холмах не думают о том, чтобы служить населению: это паразитирующее предприятие.
— Я никогда и не предполагал, что Холмы являются организациями-филантропами, — сухо заметил Вейкман.
Бентли нервно осекся. Эти мужчина и женщина смотрели на него, как на всеобщее посмешище? Чего он хотел от Холмов?
Классифицированная служба хорошо оплачивалась, никто никогда на это не жаловался.
Но он жаловался. Быть может, из-за отсутствия ощущения реальности. Правда, это атавизм, который из него не могла вышибить даже клиника детского воспитания. Во всяком случае, с него довольно.
— Почему вы думаете, Бентли, что в Директории будет лучше? — поинтересовался Вейкман. — Мне кажется, вы питаете необоснованные иллюзии на этот счет.
— Дайте ему присягнуть, если это может составить его счастье, — равнодушно проговорила Элеонора.
Вейкман покачал головой:
— Я не дам ему присягать.
— Ну тогда это сделаю я, — бросила Элеонора.
— Прошу прощения, — произнес Вейкман.
Он достал из выдвижного ящичка бутылку шотландского виски и налил себе.
— Желает кто-нибудь присоединиться?
— Нет, спасибо, — отрезала Элеонора.
— Какого черта все это означает? — раздраженно спросил Бентли. — Директория вообще-то функционирует?
Вейкман улыбнулся:
— Вот видите? Вы уже начинаете утрачивать ваши иллюзии. Оставайтесь там, где вы есть, Бентли. Вы не знаете, что для вас хорошо.
Элеонора слезла с краешка письменного стола и вышла. Почти тотчас же она вернулась, держа в руках обычное символическое изображение Ведущего Игру.
— Идите сюда, Бентли. Я приму вашу присягу.
Она поставила маленький бюст из пластика телесного цвета, изображавший Риза Веррика, посредине письменного стола.
— Начинайте.
Когда Бентли подошел, она дотронулась до маленького матерчатого мешочка, висевшего у него на шее, — амулета, данного ему Лори.
— Что это? Расскажите.
Он показал ей кусочек магнита и щепотку белого порошка.
— Молоко богородицы, — сухо пояснил он.
— И это все, что вы носите? — Элеонора указала на целый набор собственных амулетов, покачивающихся между ее голых грудей.
— Я не понимаю, как можно приходить сюда, имея только один амулет? — В ее глазах заиграла ирония. — Может быть, поэтому вас и не преследует удача.
— Мой выбор хорошо продуман, — возразил Бентли. — Обычно я ношу вот эти два. А этот мне подарили.
— Да?
Она наклонилась, чтобы поближе рассмотреть амулет.
— Это, должно быть, от женщины. Дорогой, хоть слишком заметный.
— А правда, что Веррик никогда не носит амулетов?
— Совершеннейшая правда.
В разговор вновь включился Вейкман:
— У него нет в них нужды. Когда фирма выбрала его, у него был уже класс шесть-восемь. Это ли не удача? Он прошел все ступени до самой верхней точно так же, как дети проходят просветительные полосы. Он чувствует удачу каждой клеткой своего организма.
— Я видела, как люди притрагиваются к нему, надеясь, что это принесет им счастье, — надменно добавила Элеонора. — Я их никогда не осуждаю. Я сама это часто делала.
— И что это вам дало? — спокойно спросил Вейкман. Он указал на обесцвеченные виски девушки.
— Я не родилась в тот же день и в том же месте, что Риз, — сухо ответила она.
— Я не верю в астрокосмологию, — произнес Вейкман тем же спокойным тоном. — Я считаю, что удача — существо капризное.
Он повернулся к Бентли и заговорил, отчеканивая каждое слово:
— Веррику, может, теперь везет, но это не означает, что так будет всегда. — Он неопределенно указал наверх: — Они хотят подобия равновесия.
Затем он поспешил добавить:
— Не подумайте, что я христианин или что-то в этом роде. Я знаю, это вопрос случая. — Его голос звучал желчно. — У каждого своя удача. Великих и могущественных под конец ждет падение.
Элеонора предостерегающе посмотрела на него:
— Осторожней!
Не сводя с Бентли глаз, Вейкман продолжал:
— Не забывайте того, что я вам сейчас говорю. Вы не связаны никакой клятвой облегчения. Пользуйтесь этим. Не присягайте Веррику. Вы станете одним из его слуг. И это вам не понравится.
Бентли был поражен:
— Вы хотите сказать, что я должен присягнуть лично Веррику? Это не просто позиционная клятва Ведущему Игру?
— Разумеется, — ответила Элеонора.
— Почему?
— В настоящий момент существует некоторая неопределенность. Я пока не могу вам этого объяснить. Позже будет свободное место того класса, который вам требуется. Мы вам это гарантируем.
Бентли прижал к себе портфель и отошел от них. Его план рушился. Он представлял все совсем не так.
— Итак, я принят? — почти с яростью спросил он. — Вы меня берете?
— Конечно, — небрежно подтвердил Вейкман. — Веррику нужны все специалисты класса восемь-восемь, на которых он может наложить лапу.
Бентли, смущенно и неуверенно, опять отошел на несколько шагов. Что-то не ладилось…
— Погодите. Дайте мне немного подумать, прежде чем принять решение.
— Думайте, — согласилась Элеонора.
— Благодарю.
Он отступил на несколько шагов, чтобы с самого начала обдумать всю ситуацию.
Элеонора кружила по комнате, засунув руки в карманы.
— Есть что-нибудь новое об этом типе? — спросила она у Вейкмана.
— Только частное уведомление по закрытому каналу. Его имя — Леон Картрайт. Он член своего рода секты уклонистского толка. Чокнутых. Хотел бы я посмотреть, на что он похож.
— Я — нет.
Элеонора остановилась перед окном и со скучающим видом посмотрела на суету на улице и возле подъездов.
— Уже недолго. Скоро они примутся вопить.
Она нервно сжала виски.
— Господи, может, я не должна была так поступать! Но дело сделано, я не могу больше ничего изменить.
— Да, это было ошибкой, — согласился Вейкман. — Когда вы станете несколько старше, вы поймете важность этого.
