Олег Дивов - Русская Арктика 2050 (сборник)
Прохор поднял искореженное ружье.
– Эге! Ствол забит кляпом. Наверняка второе ружье тоже негодное, иначе с чего оно здесь валяется? – Прохор осмотрел оружие, его подозрения подтвердились.
– А почему участники экспедиции об этом не знали? – поинтересовался Михаил Васильевич.
– Во время морского похода оружие хранится в арсенале и выдается только в случае необходимости, – объяснил Прохор. – У них не было возможности проверить ружья до того момента, как пришлось из них стрелять. Да и зачем, собственно говоря, проверять? В какую голову придет шомполить новенькие ружья? А зверя кто-то таки прикончил. Как там за границей гипотетических персон называют? «Джон Доу», кажется? Наш «Джон» проявил недюжинные выдержку и смекалку.
Прохор мог восстановить инцидент в общих чертах, но даже ему не хватило бы фантазии представить весь ужас, испытанный жертвами.
… Караван втягивается в узкий проход между торосами. Люди порядком устали: им приходится тянуть санки и волокуши, нести на плечах поклажу. Никто не замечает, как из-за гребня на мгновение показывается покрытая желтоватой шерстью голова, три черные точки на ней направлены на вереницу людей.
В середине ущелья возникла заминка: нужно было втаскивать санки на небольшой порожек. Люди столпились. Сколько добычи!.. Медведь, огромный самец весом в полтонны, перемахивает через гребень и скатывается на брюхе по склону, подбивает ноги полярникам, они валятся куча-мала на медведя. По лохматому боку проходит волна мощного выдоха, и люди скатываются. Это могло сойти за веселую игру, если бы медведь не извернулся, подминая людей под себя, как заправский борец. Лежа на оглушенных, раздавленных жертвах, он вытягивает лапы, своими кинжальными когтями рассекая ноги тем, кто не успел отскочить, – не спасают ни ботинки, ни многослойная одежда. Люди с подрезанными сухожилиями трепыхаются на льду, как тюлени. У всякого белого медведя в генах умение обращаться с тюленями. Перекусить позвонки, чтобы ластоногий не укатился в прорубь. Либо отогнуть голову и вырвать горло. Еще двое мертвы, медведь опускает лапу на спину третьего, словно пробуя на податливость. В этом движении столько скрытой силы, что человеческое тело сначала вдавливается в лед, как бы ужимается, сплющивается, а потом резиновым мячиком подскакивает за лапой.
Одним жертвы превосходят хищника: силой крика.
На призывы о помощи бежит стрелок, на ходу снимая с плеча ружье. На его пути встает женщина-зоолог, и ее можно понять: вся жизнь посвящена белым медведям, нет мужа, нет детей, зато под ее опекой в гамбургском зоопарке находится трехлетняя самка. В сокровенных мечтах – устройство вольера для одних лишь медведиц, где их жизнь будет поставлена на новый, единственно верный феминистический лад. Она повисает всем телом на ружье – так деревенская баба виснет на берданке осатаневшего мужа, когда тот хочет расквитаться с огородными ворами. Стрелок пихает сумасшедшую, та валится на спину и скользит по отполированной дорожке, голова повисает над порожком в опасной близости от зверя.
Наконец стрелок вскидывает ружье и, опасаясь задеть людей, тщательно целится. Однако вместо выстрела раздается странный хлопок, одновременно с ним голова стрелка запрокидывается. Взорвался патронник, разворотив человеку лицо. Зрелище противоестественное. Выдержать его, не моргнув, может только военный хирург со стажем. И еще – фанатичная мужененавистница. Со злобной радостью скалится она чужой смерти, но тут медведь совершенно случайно отламывает ей голову своей мохнатой задницей. На это никто не обращает внимания. Все заняты спасением собственных жизней, а второй стрелок глядит, разинув рот, на оседающего напарника. Когда понимает, какой участи избежал, то отбрасывает ружье – так, будто просто держать его в руках уже опасно для жизни, будто заразное или по протянувшейся от мушки к цевью паутинке стелется ядовитый паук. Отбрасывает и дает деру.
«Условный Джон» рвет клапан кобуры, остервенело тянет пистолет. Отстраняя руку подальше от тела, вопреки всем правилам стрельбы, он кое-как выцеливает медведя и, отвернув лицо, прикрыв щеку и ухо ладонью, стреляет. Молния, гром, отдача в запястье – «Джон» жив и не ранен. Естественно, промахнулся. Зато оружие не бракованное, рабочее!
Медведь и толпа образуют карусель, самую настоящую карусель: зверь – центральный столб, и люди – деревянные фигурки вокруг него. Лица деревянных людей ярко раскрашены – румяное яблоко на всю щеку. А какие пестрые наряды: оранжевые дохи, красные куртки! Широко распахнутые рты издают панические рулады. Дьявольское веселье на лицах цыган, пляшущих вокруг ярмарочной зверушки! Какое гульбище!.. Цыгане выделывают коленца, то и дело бьются оземь. На каждом обороте карусели косолапый переламывает несколько фигурок ударом лапы. Щепки в стороны летят. Мало кому удается выйти целым и невредимым из этого коловращения. Горячие красные ручьи – их исток иссякнет не скоро – промывают лед, который тут же застывает бело-розовыми разводами с палитры робкого импрессиониста.
«Условный Джон» перехватывает рукоятку пистолета двумя руками и, припав на колено, стреляет. На белой шубе медведя должны расцвести клубничные пятна. Но их нет. «Джон» с ужасом понимает, что вместо боевых патронов в магазине – пустышки, пригодные разве что для детского пугача. Или для спортивного пистолетика: на старт, внимание, марш!..
Человек в васильковой парке по сигналу начинает забег на короткую дистанцию. В качестве приза – жизнь. Он хочет проскочить мимо медведя, но тот в очередной раз оказывается быстрее: протягивает лапу и дергает к себе спринтера. Затем медленно встает на дыбы и обрушивается передними лапами на голову несчастного. Череп лопается по лобному шву. Медведь просовывает внутрь длинный нос.
Не чувствуя под собою ног – наверное, одна из тех маленьких желез среди извилин дала блокаду сродни новокаиновой, – «условный Джон» подходит вплотную к лакомящемуся хищнику, приставляет пистолет чуть ниже уха и нажимает на курок – один раз, два, три! Никаких мыслей, им управляет голый инстинкт. Медведь не успевает отреагировать на действия человека, так много вокруг трепещущего мяса, требующего внимания. Пули буравят в треугольной медвежьей башке дыру: раздроблена кость, осколки попали глубоко в мозг. Крови почти нет. Сильно пахнет паленой шерстью. Лапы зверя подламываются, он утыкает морду в человеческие останки. Длинная шерсть окунается в разлитую кругом человеческую кровь, и чудится: по бокам зверя снизу вверх ползет нежно-розовый отсвет. Продолжается это не дольше нескольких вздохов, до тех пор, пока жестокий мороз не сковывает краски.
