Путешествие на Луну (ЛП) - Ле Фор Жорж
В эту минуту сам Михаил Васильевич стремительно влетел в комнату.
Он был одет в старомодный черный фрак, из-под которого виднелась грязная, засаленная и смятая сорочка; весь измятый галстук, как веревка, висел на шее. Подбежав к гостю, он с жаром стал жать его руку.
— Простите меня, профессор, — сказал граф Фламмарион, — что я прервал ученые труды человека, которому Россия и весь мир обязаны столь ценными научными открытиями.
— Помилуйте, — воскликнул старый учёный, — напротив, я считаю для себя особенной честью пожать руку автора "Небесных миров" и "Курса астрономии".
Гонтран с изумлением, во все глаза взглянул на отца Елены. Его удивление стало еще больше, когда, посмотрев на свою невесту, он увидел, что Леночка приложила пальчик к губам.
Михаил Васильевич заметил удивленный вид гостя,
— Вы удивляетесь? — спросил он. — Но, дорогой коллега, Россия не совсем дикая страна: мы следим за успехами в науке других народов, и вот вам доказательство…
С этими словами он взял графа за руку и подвел к одному из огромных шкафов с книгами, стоявших около стены.
— Вот посмотрите, что у меня стоит на почетном месте, — сказал старый профессор, указывая на огромные тома, переплетённые в кожу, с золотыми надписями на корешках.
Взглянув на указанные фолианты. Гонтран понял причину заблуждения, жертвой которого был Михаил Васильевич: он прочел на корешках заглавия — "Небесные миры", "Курс астрономии", "Земная атмосфера" и фамилию автора, известного французского ученого Фламмариона. Отец Елены воображал, что имеет дело с самим автором этих замечательных трудов. Между тем на самом деле пред ним стоял Гонтран Фламмарион, граф по рождению, дипломат по службе, ненавидевший все, что хоть немного пахло наукой. Одни научные термины, вроде "полинома", "биссектрисы", "уравнения первой степени", — вызывали у него мигрень. И вот кого спутал старый профессор с одним из самых выдающихся современных астрономов. Поистине, случай необыкновенный.
Сообразив это, Гонтран увидел, что его планы готовы разрушиться: нельзя было сомневаться, что отец Елены с большим удовольствием отдаст руку дочери такому же ученому, как он сам, витающему в безграничных пространствах, живущему более на звездах, чем на земле, интересующемуся более лунными вулканами и солнечными пятнами, чем жизнью нашей бедной планеты.
Мечта старого ученого
Однако, по своему прямодушию, молодой человек не мог долее оставлять профессора и заблуждении и, скрепя сердце, сказал ему:
— Простите меня, многоуважаемый Михаил Васильевич, но кажется, вы принимаете меня за моего знаменитого соотечественника, астронома Фламмариона, — это ошибка.
Восторг отца Елены быстро исчез.
— Что же ты мне сказала? — проворчал он недовольным тоном, обращаясь к дочери. — Но ты ли передала мне, что фамилия нашего гостя Фламмарион?
— Это правда, папочка, — отвечала девушка, — но ведь я не говорила тебе, что он — тот учёный, за которого ты его принял.
— В таком случае, — сухо обратился к графу профессор, — что же вам угодно, молодой человек?
Гонтран взглянул на Елену Михайловну.
— Я полагал, — пробормотал он, растерявшись, — что ваша дочь уже сказала вам…
Молодая девушка выручила его из замешательства.
— Я уже сказала тебе, папочка, — обратилась она к отцу, — что граф любит меня и должен был сегодня явиться просить моей руки.
Затем, видя, что отец продолжает хмуриться и враждебно смотреть на гостя, она прибавила:
— Наконец мы с Ольгой Александровной сами поощрили графа к этому, так как нашли в нем огромное сходство с тобою, папочка, в убеждениях.
При этих словах лицо профессора немного прояснилось, зато Гонтран выразил на своём глубокое удивление…
— Да, — продолжала Леночка, кидая на жениха многозначительный взгляд, — наш гость — искренний друг науки; он пламенный поклонник знаний, живо интересующийся всем, что касается научного прогресса, и хотя вынужден был вступить на дипломатическое поприще, но до сих пор не оставил занятий астрономией, химией, физикой и другими науками…
— Гонтран кинул на девушку испуганный взгляд. Напротив, Михаил Васильевич окончательно сбросил свою суровость и, благосклонно смотря на гостя, сказал:
— О, в таком случае добро пожаловать, вы для нас желанный гость, — присядьте пожалуйста.
И указав молодому человеку стул, профессор уселся в своем кресле, между тем как Леночка ловким маневром поместилась как раз напротив Гонтрана. Пользуясь полумраком, царившим в комнате, она подвинулась немного к графу и быстро прошептала:
— Не бойтесь ничего. Пусть папа говорит, — вы только смотрите на меня.
Молодой человек, мало ободренный этими словами, однако решился держаться твердо и как можно лучше отражать нападение со стороны профессора.
— Вы без сомнения родственник автору "Небесных миров"? — спросил его после минутного молчания Михаил Васильевич.
Гонтран, думавший совсем о другом, механически отвечал:
— Да, профессор, родственник.
Этот ответ крайне заинтересовал отца Елены, который придвинулся со своим креслом ближе к месту, где сидел гость.
— И вероятно вы часто виделись с ним?
— Да, насколько это было возможно, — отвечал Гонтран, решивший держать ухо востро, чтобы не проговориться. Лицо старого учёного просияло.
— В таком случае, — сказал он, — вы должны быть знакомы с его сокровенными взглядами и убеждениями.
— Не смею совершенно утверждать этого, — отвечал претендент на руку Леночки, боясь попасть в просак, — но действительно, знаменитый ученый не раз делился со мною своими мыслями.
Говоря это, молодой человек думал про себя:
— Чёрт меня побери совсем, если я знаю хоть капельку из того, что думает мой почтеннейший тезка!
Между тем хозяин с удовольствием потирал руками, предвкушая удовольствие побеседовать с человеком, близко знакомым с воззрениями знаменитого ученого.
— Ну, скажите, граф, например, — спросил он Гонтрана, — что вы думаете относительно Луны?
Молодой человек несколько мгновений сидел истуканом, тщетно напрягая свой ум, чтобы найти удовлетворительный ответ на вопрос отца Елены, который продолжал:
— Я поясню свой вопрос. Думаете ли вы, как большинство астрономов, основывающихся на мысли, что Луна не имеет своей атмосферы, — думаете ли вы, что наш спутник есть мертвый мир, тело, совершено лишенное всякого вида жизни, как растительной, так и животной, или нет?
— Конечно, — осторожно отвечал граф, опасаясь провраться, — я не могу утверждать или отрицать наверное, но с другой стороны весьма естественное соображение заставляет меня предполагать…
— Что Луна обитаема, и вы совершенно правы, — докончил старый учёный. Затем, полагая, что молодой человек говорит со слов знаменитого Фламмариона, он прибавил: — Я всегда предполагал, что и Фламмарион думает так же, — это можно читать между строками его сочинений. Так вы, любезнейший граф, значит, сторонник теории множественности обитаемых миров?
— Да, только это учение и отвечает моим глубочайшим убеждениям, — отвечал впервые услышавший о такой теории Гонтран, заметив, что Леночка утвердительно кивнула головкой.
Михаил Васильевич встал, сделал несколько шагов по комнате, думая о чём-то, наконец, остановившись пред графом, сказал:
— Моя дочь вполне верно заметила, что вы, мой друг, имеете со мною много общего. Да, я вижу теперь, что вы любитель великой науки о мировых телах и здраво судите по глубоко интересующему меня вопросу о жизни на Луне… Что касается Луны, то я открыто заявляю, что рано или поздно, а она будет одной из наших небесных колоний…
