Валентин Шатилов - Магнолия
А парнишка так до конца поездки и косился на нее опасливо - хотя и придерживал снова ручку носилок на крутых поворотах. И от всего этого у нее держалось хорошее - ну просто отличное! - настроение.
Когда машина наконец остановилась, стало уже не так интересно. В темноте подошло еще несколько человек (они, как и Доктор, были в белых халатах). Веснушчатый парнишка, к которому она уже так привыкла, остался в машине, а ее понесли в тускло освещенное большое здание, где она ничего толком не разглядела, потому что лежала на носилках лицом вверх, и ей запомнились только проплывающие в вышине желтоватые неяркие пятна, которым почему-то очень шло слово "плафоны". И еще чередование каких-то резких запахов, слоями текущих по сторонам.
- Опять? - вдруг недовольно спросил Доктор, шедший несколько сзади. - Я же говорил - ни к чему это!
- Но Короткой приказал... - виновато начал один из несущих носилки - тот, что шел спереди и справа.
Доктор прервал его, резко сказав: "Черт бы его побрал". Добавил:
- Стойте. Я сам с ним сейчас... И дверь за ним захлопнулась.
- Ставь, земляки, - распорядился тот, что говорил про приказ Короткова.
Но дверь сбоку снова распахнулась, и из комнаты выскочил какой-то резкий, издерганный и тоже совсем усталый человек. Может быть, это и был Короткое?
Он наклонился над ней и спросил, напряженно отделяя слово от слова, чуть громче, чем надо, - как говорят люди, очень желающие быть понятыми:
- Ваше имя? Кто вы? Что можете о себе рассказать?
Ей стало так жалко его. Он был такой неловкий, бессмысленно-наивный со своими вопросами. Он очень хотел что-то узнать - видимо, это было ему очень важно, - ведь, несмотря на усталость, он все спрашивал и все ждал хоть какого-либо ответа. И все ждали - даже Доктор. Он молча остановился за спиной Короткова и неприязненно отвернулся - как бы показывая свою непричастность к этому допросу.
Очень хотелось им всем помочь, хотя она и не знала ответов на задаваемые вопросы. И тут ей в голову пришло, что вот так и надо ответить: я не знаю. Всего одну фразу - и они поймут! Надо только собраться с силами - и ответить.
Она набрала побольше воздуха, закрыла глаза, приготовившись говорить, - и поняла, что заготовленная фраза слишком длинна. Договорить ее до конца все равно сил не хватит. Разве только попробовать как-то сократить?
Для начала можно убрать "я". Запросто! Оно лишнее - и без него понятно, кто не знает. Остается два слова. Как жалко все-таки, что нельзя общаться с помощью одних только мыслей.
Она приступила к намеченному - и сразу страшная неудача: вместо слов из горла вырвался хриплый непроизвольный выдох. Он забрал слишком, слишком много энергии - ее теперь могло не хватить на задуманное.
А раз могло, значит - и не хватило.
Едва успев произнести: "Не..." - она увидела, как все вокруг темнеет, погружаясь в беспросветный мрак. "Так уже было", - вспомнила она. Когда она забыла о дыхании. Но сейчас все темнело гораздо быстрее. "Сейчас я умру, подумалось ей, - а они так и не поймут, что я хотела им сказать... Надо хоть как-то закончить фразу, хоть чем-то..."
- Т-т... - из последних сил прошелестела она. Задумка была такая: "т" вместе с предыдущими "не" образовывало "нет". Вполне законченное слово. Все-таки хоть какой-то ответ на их вопросы. Теперь не стыдно и умереть.
Но милый Доктор, кажется, заметил, что с ней неладно, - сквозь густеющую темноту она услышала - скорее даже почувствовала, - как он закричал на Короткова страшным голосом:
- Пошел вон, дурак! - оттолкнул, ухватив носилки за одну из ручек, сильно дернул, яростно выкрикнув: - В реанимацию!
"Какой ужас, - подумала она, окончательно проваливаясь в ласковое черное небытие, - какой ужас, ведь я сказала "нет", и они, наверно, подумают, что я отказалась с ними разговаривать! А я ведь просто ничего не знаю - ах, они не поймут, опять не поймут..."
4
Она их немножко обхитрила.
Они, наверно, думали, что ей еще долго плавать в ласковой черноте, а она уже благополучно вынырнула оттуда. И даже чуть-чуть приоткрыла глаза. И увидела потолок.
Этот потолок казался безграничным. Может быть, он где-то и заканчивался она не видела. Энергии хватило только на то, чтобы немножко раздвинуть веки, и она раздвинула их, будто занавесочки на окнах приоткрыла. Но вот чтобы осмотреться - повернуть глазные яблоки или тем более голову - об этом не приходилось и мечтать.
Скучно, конечно, - безграничный потолок давал мало информации. Его белесая поверхность была слишком ровной и недостаточно ярко освещенной. Смотреть на него не было никакого удовольствия, но если захлопнуть веки, то окажешься в темноте - еще меньше удовольствия. Поэтому она смотрела - надо же как-то проводить время.
А время текло очень неторопливо. О, время оказалось очень интересным существом! Она пыталась полистать свой внутренний справочник, но столкнулась с таким обилием странных формул, почему-то относящихся к тому же разделу знаний, что и это ленивое бесконечное существо, заскучала и захлопнула справочник. Какая разница, в самом деле? В вялом, неторопливом потоке времени ей было довольно уютно и спокойно. Наверно, потому, что плыть по этому потоку, ничего не делая, она могла очень долго, невообразимо долго. Она это чувствовала совершенно отчетливо. Может быть, плыть во времени она могла даже и вечно? Для такого безмятежного плавания ее энергетических ресурсов хватало вполне.
Жалко, что те люди, которые ее сюда положили (которых она так здорово обхитрила), не шли все и не шли. Шло только время - в ней и вокруг нее.
Скоро (скоро ли - как все эти понятия относительны...) она заметила, что обладает некоторой властью над временем.
Она могла делить его на промежутки. Это были совершенно равные промежутки: от вдоха до другого вдоха. Или еще: от одного моргания до другого.
И дышать, и моргать все-таки приходилось. Дышать - чтоб не утонуть опять в черной темноте, моргать - чтобы смыть со зрачков очередной слой мелких пылевых частиц (они оседали беспрерывно и в строго определенный момент начинали раздражать глаз - вызывали быстро усиливающееся жжение между веками).
Так вот, при желании можно было сокращать все эти промежутки: дышать или моргать чуть чаще - тогда оказывалось, что время вроде бы начинает бежать чуть поспешнее. Или - наоборот - можно было при некотором усилии эти промежутки чуть растянуть - и время как бы замедлялось, начинало загустевать, поток его тек все труднее. И даже грозил остановиться насовсем. Да, оказывается, в ее власти было остановить время! Нырнуть в небытие и уже не выныривать. Вот дела! Тогда бы время раз и навсегда закончилось. Исчезло - как его никогда и не было. Правда, с его окончанием прекратилось бы и существование всех остальных, всего мироздания. О, как, оказывается, велика и страшна была ее власть! Как это неприятно! Мир живет себе и не знает, что в любую минуту она может уничтожить его. Только он, бедный, появился, вынырнул из небытия с ее пробуждением - и на тебе! - опять может исчезнуть из-за ее прихоти.
Власть над миром. Власть. Она задумчиво осмотрела это слово со всех сторон. Какое-то оно нехорошее. Липкое. И ущербное.
Приобретя власть над миром (вернее - осознав ее), она потеряет нечто очень существенное. А именно: гармонию с миром. Гармония - и власть. Что-то было в этих понятиях взаимоисключающее. Или - или.
А гармония-то все-таки лучше. Власть ей не нужна. Ну ее! Поэтому промежутки между вдохами остались равными. И шторки век задергивались и отдергивались ею все так же регулярно - не торопя, но и не замедляя течения окружающего времени.
И благодарное время в свою очередь не тревожило ее органы чувств никакой новой информацией. Позволяло блаженно не думать ни о чем.
Впрочем, что-то все-таки вокруг происходило. Она обратила внимание, что белесое поле потолка становится все менее белым. Совершенно независимо от нее вокруг потемнело. Дышала она нормально, и такое своеволие окружающего пространства показалось ей даже обидным.
Хотя...
Довольно скоро (через семь вдохов, два с половиной моргания) она опять пришла в благодушно-беспечное настроение. Просто она вспомнила: когда ее везли сюда по длинному коридору, было сумрачно. Свет поступал из редких желтых плафонов на потолке. Здесь, как и в коридоре, есть потолок. Значит, есть и плафоны. И, значит, когда станет нужно, они дадут свет.
Это соображение странным образом утешило ее. И даже когда стемнело настолько, что потолок стал совсем неразличим, а желтоватый свет плафонов так и не появился, она не придала этому значения.
Значит, сказала она себе просто, свет и не нужен. Ведь они (те люди, которые привезли ее сюда и здесь с ней занимались) не знают, что она их обхитрила и уже открыла глаза!
5
Они не знали об этом долго. Много-много вдохов и морганий.
Опять посветлело, потолок выглянул из сумрака. Опять в сумраке исчез. И так было немало раз.
![Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс [СИ]](/uploads/posts/books/99839/99839.jpg)