Кир Булычев - Последняя война (сборник)
Андрей подумал, как меняется человек, когда он находится в неестественном состоянии. Ты смотришь на него и понимаешь, что это должен быть Витас Якубаускас. А видишь куклу, муляж, потому что мышцы лица расслаблены, чего не бывает даже в глубоком сне, от этого лицо становится неживым.
— Что ж, — сказал Андрей, — надо отдать им должное. Они провели свою операцию безукоризненно.
— Что же делать? — спросил доктор. Они стояли рядом с Витасом, словно приглашая его участвовать в разговоре.
* * *Наследник Брендийский, в ближайшем будущем также господин планеты Ар-А, потомок гигантов, пригласил к обеду агента КФ Андрея Брюса.
Кают-компанию переоборудовали. Предусмотрительный наследник притащил с собой любимые вещи. Например, кресло. Может, не то, что стояло в его доме, но достаточно солидное кресло, чтобы вместить тушу наследника.
Стол был накрыт скатертью цветов клана. Никакой уважающий себя властитель не будет жрать на какой-нибудь тряпке.
Два воина в парадных туниках и шлемах стояли по обе стороны кресла, сверкая обнаженными клинками. В косицы усов были вплетены цветные ленточки.
— Мне тут нравится, — сказал Пруг. — Садись и поешь со мной. Не считай себя моим кровником. Это заблуждение. Смерть уважаемой ПетриА была следствием ошибки. Мы ее не убивали. Даю слово горца. Так что отведай моего скромного угощения.
Вдруг Пруг Брендийский засмеялся:
— Второй день подряд у меня в гостях! Этой чести позавидовал бы любой министр. Да садись же! Мы с тобой вожди двух кланов. Ваш клан побежден, но в честном бою.
Воины внесли блюда с настоящей горской пищей. Значит, и об этом Пруг позаботился.
— Доктор голоден, — сказал Андрей.
— Я уже распорядился. Ему понесли пищу.
Андрей не мог отделаться от ощущения, что напротив него за столом сидит очень хитрый и хищный кот. Теперь многое зависело от того, что удастся узнать о намерениях и возможностях врага.
«Странно, — подумал Андрей. — За всю мою не очень удачную жизнь мне не приходилось еще сталкиваться с человеком, которого я мысленно называю врагом. А этому я враг».
— Я не считаю тебя врагом, — сказал Пруг, перегибаясь вперед и накладывая с подноса мешанку в миску Андрея. — Мне ничего от тебя не надо. Я своего уже добился. Дикий горец захватил корабль. Почему? Потому что вы избалованные люди. Вас защищает не ваше истинное могущество, а страх других перед вашим могуществом. Это и есть ваша слабость. Могущество рождает самоуверенность. И вот результат: мы летим, куда я хочу. И вы мне помогаете и будете помогать.
— Что вы этим хотите сказать?
— Да очень просто. Горец, дикий человек, слабый перед природой и господами, никогда бы не сел за один стол с убийцей. Он бы умер от голода. Он бы бросился на нож. А ты такой могущественный, что не считаешь для себя унизительным сидеть со мной. Ты думаешь, что перехитришь меня. А ведь человеку трудно перехитрить гиену, хоть он и умнее, и сильнее. Гиена — первобытное существо. Даже твой неверный помощник ВосеньУ — первобытное существо. Вы его научили летать в космосе, считать на компьютере, показали ему, как вы живете, вызвали в нем постоянную зависть и озлобление против вас. Внутри он остался таким же диким, как и до встречи с вами. Ты когда-нибудь был у него дома? Ты знаешь, с каким упрямством и почтением он выполняет все ритуалы первобытной жизни? Я это сразу проверил, как только замыслил великое дело. Я знал, что должен использовать вашу слабость — ваше могущество. Я стал следить за ВосеньУ и, узнав, что он внутри остался первобытным, начал прикармливать его.
Пруг Брендийский извлек толстыми пальцами кусок мяса со дна миски и подержал в воздухе, будто намереваясь положить его в тарелку Андрея. Однако, видно, решил, что честь слишком велика, и вместо этого отправил кусок себе в рот. Андрей подумал, что неправильность лица Пруга именно во рте. Рот слишком мал и тонкогуб, будто снят с другого, маленького личика.
— Признай, что в моих словах есть истина.
— Есть, — согласился Андрей. — Мы были доверчивы. В результате убита ПетриА, убит пилот Висконти, тяжело ранен капитан корабля. И боюсь, что это не последние жертвы.
— Желания убивать у меня нет, — сказал Пруг Брендийский. — Не превращай меня в убийцу. Кстати, ты забыл сказать о себе, ты тоже ранен, и о неизвестном человеке, которого пришлось убить вместо археолога. Я понимаю, что тебе смерть неприятна. Ты чураешься ее оскаленной морды. Но если бы ты начал проповедовать миролюбие среди моих людей, тебя бы не поняли. Ты не знаешь войн, а мы живем войной. Мы с вами на войне, и я награждаю тех моих воинов, которые убили врага. Этим они спасли и славу клана.
Принесли пирог с ягодами, кислый, свежий, остро пахнущий лесом и смолой. Пруг отломил кусок и положил Андрею.
— Мы никогда не были вашими врагами, — сказал Андрей. — Даже по вашим законам нельзя нападать, не объявив об этом заранее и не бросив вызов. Это считается подлостью.
— Не учи меня, что подло, а что хорошо. Ты здесь чужой. Мир подл. Другого я не знаю. Старые законы заржавели. Как только я решу действовать, как положено благородному вождю, правительство вышлет меня из города или подстроит мою нечаянную смерть. Можно ли сочетать правила благородной чести и городскую стражу с радиопередатчиками? Я стараюсь сохранить благородство в главном. Я должен возвратить себе престол в горах. Это благо для моих подданных. Ради этого блага я позволю себе презреть некоторые устаревшие правила благородства. А как только вы встали на моем пути к великой благородной цели, вы стали моими врагами, хотите вы того или нет.
Вошел ДрокУ. Он нес серебряный таз для омовения рук. Простому воину такая честь не дозволена.
Пруг Брендийский вымыл пальцы в тазу. Потом ДрокУ поставил таз перед Андреем.
— Я не согласен с вами, — сказал Андрей Пругу.
— Меньше всего я нуждаюсь в твоем согласии. Я пригласил тебя не для того, чтобы оправдываться.
— Зачем же тогда?
— Чтобы объяснить то, чего ты не понимаешь. Тебе нет смысла сопротивляться. И не замышляй каких-нибудь фокусов. Потому что эти фокусы приведут к твоей смерти.
ДрокУ поставил на пол таз и хлопнул в ладоши. Слуги убрали со стола и принесли курильницы.
— Я мог бы схитрить, — сказал Андрей, поднимаясь. — Я мог бы притвориться покорным и в тишине планировать, как освободиться от вас. Но мои собственные понятия чести не позволяют мне этого сделать. Вы были правы, говоря, что нам дорога любая жизнь. Убийство и честь несовместимы. Я буду бороться с тобой, Пруг Брендийский, пока ты не будешь обезврежен.
