Ник Перумов - Сборник "Похитители душ"
А я сидела на полу, захлебываясь в слезах, но в то же время отчетливо видела себя со стороны и знала, что никогда не смогу вытравить из памяти тот кадр на экране телевизора… тот кадр на экране… Тот кадр… Господи, меня опять тошнит…
Я давно знаю про эту теорию. Психологический феномен. Постараюсь пересказать своими словами. Пусть специалисты меня простят. Или поправят, если потребуется.
Когда человек видит что-то очень страшное, срабатывает защитный рефлекс — восприятие как бы притупляется. Так устроена любая диафрагма: большой поток — маленькая дырочка, понятно? Так и сознание: оно не вместит в себя весь страх, но при этом оставит маленькую щелочку. Через которую обязательно вползет какая-нибудь особо жуткая деталь. Я помню, первый раз прочла об этом у Лема, кажется, в «Эдеме». Описывая массовое сумасшествие, человек говорит, что больше всего его поразили следы зубов на куске мыла…
Когда на экране показали кроваво-металлическое месиво, получившееся из двух машин (лобовое столкновение!), я умудрилась увидеть ДВЕ вещи.
Номер машины.
И Илонкину туфлю.
Добрый парень — оператор "Дорожного патруля" — с каким-то патологическим смаком елозил камерой по искореженным обломкам, но это было уже не страшно. Мозг вырубился и отказывался воспринимать остальное. Он получил всю необходимую информацию и уже начал в бешеном темпе крутить перед моими глазами: номер — туфля — номер — туфля — номер… Я только-только начинала успокаиваться, как тут же садистски-услужливая память подкидывала милый эпизодик: мы с Илоной хохочем как сумасшедшие над продавцом обувного магазина, который, не сводя глаз с Илонкиных ног и ежесекундно сглатывая похотливые слюни, подползает на коленях, чтобы примерить ей сто пятьдесят вторую пару туфель. Вот этих самых — расклешенный каблук семь сантиметров, кожа молодого крокодильчика, триста сорок дойч-марок… Голос за кадром гнусаво-радостно сообщал любителям кошмаров на ночь, что "спасателям пришлось разрезать корпус машины, чтобы извлечь тела погибших". И единственным нормальным человеком во всем этом телевизионном шабаше оказался случайный свидетель — молодой парнишка с трясущимися губами, который, не стесняясь в выражениях, рассказывал на камеру, как ехал следом за «Опелем», видел, как тот пошел на обгон, и…
— …навстречу точно никого не было, блин, я сам собирался обгонять, я видел… он замигал и пошел влево… черт, я сам видел… откуда «волгешник» взялся — … его знает… я сам еле вывернул, когда они в…нились друг в друга… я и сам мог в…ниться к ним… я сразу остановился… нет, не подошел, страшно очень было… так там и так видно, что никого не осталось…
Им все-таки удалось влить в меня не меньше бутылки коньяку. Окружающий мир стал терять звуки и краски, Саша уговорил меня встать в пола и пересесть на кровать. Его приятель незаметно куда-то исчез, сам Саша ходил по комнате на цыпочках и изредка пытался что-то спрашивать, почему-то шепотом. Мне хотелось сказать ему, что можно говорить нормально, но для этого необходимо было открыть рот и найти нужные слова. Но это казалось непосильной задачей.
Потом я — нет не провалилась, а, словно в болото, медленно погрузилась в невнятный тягучий сон. Без кошмаров и призраков.
Утром Светочке пришлось несколько секунд усиленно тереть глаза, чтобы сообразить, где она находится. Да и лучше бы не соображать. Жестокая действительность, заметив, что Светочка проснулась, злорадно подвинула к ней свое корявое лицо.
А можно, я снова закрою глаза, сосчитаю до пяти (или до пятидесяти? До скольки нужно?), а потом открою глаза и увижу не вот этот пришпиленный кнопками плакат — карамельного вида японку на фоне Фудзи, а родную спальню и — тушь по шелку — изысканных, японских же, рыб, резвящихся в горном ручье?
Видимо, нельзя.
Светочка села на кровати. Как выяснилось, она спала совершенно одетая, но накрытая Сашиной курткой.
Самого Саши в комнате не было. На столе лежала записка.
"Света! Уехал рано, будить тебя не стал. Пожалуйста (подчеркнуто двумя чертами), никуда не уходи, дождись меня. Буду примерно в два. Постараюсь что-нибудь придумать насчет квартиры. Саша".
Саша. Какие свои странные цели преследует судьба, так часто и настойчиво сталкивая Светочку с бывшим одноклассником? У кого бы спросить? У господина Мишеля Сотюра, из компании "Alternative Servise", услужливо подсказала память. Не желаете? А то, как обычно, соберите побольше информации, скиньте на дискету, назовите файл «Саша» и — добро пожаловать! Буквально в течение десяти минут вам все и подробно расскажут. С какой, например, вероятностью вы бы, девушка, могли стать женой моряка в нашей реальности. А с какой — плодотворно сотрудничать в качестве штатной ведьмы под руководством того же капитана Самойлова в одном из вымышленных миров. А может, еще вариантов подбросят? Мне кажется, что сейчас — отправь меня доктор Игорь путешествовать — я бы сотворила что-нибудь абсолютно фантастическое. Или безумное. Или розово-наивное. Света — Фея Убивающего Домика (а вместо мелкого Тотошки — моя умница Гарден). Света и семь гномов (нет, отказать! Боюсь, я не пойму этого специального кайфа — целыми днями убирать грязь за семью мужиками). Света и Чудовище — в смысле импортный Аленький Цветочек (а это мы, считай, уже попробовали, но с точностью до наоборот). Почему на сказки потянуло? Да потому что там все просто и здорово. Добро побеждает зло, принцы, все, как один, — сильные и умные, если что плохое приключилось — живой воды достанем, побрызгаем… А это к чему? Вот только не надо сейчас срываться с места, нестись галопом к доктору Игорю, нырять в наспех сляпанную сказочку и спасать семью Кашиных. Ты ведь об этом подумала? Так вот, успокойся. Сиди смирно. Тебе сказали: никуда не уходи, дождись.
Утро вечера мудренее. Мудренее. Почему так не по-русски сказано? Мудренее в смысле — мудрее? Или мудренее в смысле — заумней? Я, кажется, запуталась в словах. Сегодняшнее утро… нет, не умнее и не глупее вчерашнего вечера. Оно просто чужое. Словно всю ночь, пока я спала, прибитая несчастьем с Илонкой и бутылкой коньяку, какой-то старательный дворник с метлой и скребком методично бродил по моей жизни и чистил, чистил, чистил…
Светочка встала, самостоятельно нашла умывальню и кухню, без истерик и обмороков умылась и поставила чайник. Выпила чашку кофе с бутербродом, пожелала доброго утра жизнерадостному таракану, куда-то спешившему по стене. Проглядела стоявшие на полке книги и даже полистала "Трех мушкетеров". Немного поколебалась, но достала бабушкину плетеную шкатулку, забралась с ногами на кровать и принялась вязать что-то непонятно-круглое, часто меняя цвета клубков.
