Дмитрий Грунюшкин - За порогом боли
А Ленку он ценил, был к ней привязан, во время ее отсутствия скучал по ней, даже, наверное, любил по-своему, но настоящего глубокого чувства, почему-то, не было. Он бы дрался за нее до последних сил, никогда бы ее никому не уступил, но это было что-то рефлекторное, чувство самца-обладателя. Это было совсем не то, что он испытывал однажды незадолго до армии, когда он не мог спокойно дышать, и грудь трещала от избытка чувств. Та его любовь вышла замуж, пока он отдавал долг Родине, и эта потеря больно тогда резанула его по сердцу. Может быть этот ожог мешал полностью отдаться чувствам, а может быть то, что подсознательно ему казалось, что такая яркая красота не может принадлежать кому-то одному. Ленка это чувствовала, но ничего не могла поделать. И все же ни она, ни он, ни разу даже не допускали мысли о расставании или о чем-то подобном.
Ленка посидела еще немного с друзьями, но почувствовала, что Макс томится от невысказанного, и под благовидным предлогом все-таки ушла в другую комнату. Оба «подельщика» ковырялись в тарелках и молчали. Первым не выдержал Кирилл:
– Ну, так…
И тут Макса прорвало:
– Слушай, только, ради Бога, не перебивай! Я вам вчера даже половины не рассказал…
Кирилл попытался что-то вставить, но Макс нетерпеливо взмахнул рукой. За несколько минут он выложил все, что мучило его со вчерашнего дня, не утаив ни единой буквы и наконец замолчал, облегченно глядя на друга.
– Да-а… – протянул Кирилл, задумчиво крутя на столе зажигалку. – Так вчера ты эту лабуду гнал, потому что решил, что стукач – это кто-то из нас троих?
– Перестань, Кирь! – поморщился Макс. – Я и так второй день извожусь. Что значит —«решил»? Я даже представить не могу, что мне думать. Если этот долбанный чекист положил глаз на меня, разве не логично предположить, что своего человека он приставит именно ко мне?
– А чего же ты тогда меня вернул? Может, это я стучу?
– Да не знаю я! Не надо на меня давить. Я и так сегодня самого себя переплюнул. Спроси у Ленки, что это такое – заставить меня извиняться. И, к тому же, если бы ты был ко мне приставлен, ты бы не стал уезжать.
– Вот оно что! – саркастически усмехнулся Кирилл.
– Да ладно тебе, а? Знаешь, как тошно никому не верить?!
– Ладно, замяли! – Кирилл припечатал свои слова ладонью к столу. – Ты тоже пойми – неприятно, когда тебя в стукачестве подозревают. А насчет парней ты тоже не беспокойся. Из Касыма сам видишь, какой стукач. Он парень простой, бесхитростный. И за это дело сам кому хочешь горло перегрызет. А Грек и есть мой сослуживец. Мы с ним не пуд, а тонну соли съели. Он у нас в роте старшиной был, «сверчок»-сверхсрочник. Я за него голову отдам, – Кирилл выдержал паузу, глядя куда-то вдаль. – Ну, а что там за проблемы у тебя, про которые ты давеча говорил? Повеселевший Макс в трех словах описал ситуацию.
– Ну, если все так, как ты говоришь, то управимся быстро. Надо только ребят предупредить.
– Без проблем. Кстати, ты охоту любишь? Можно сходить. Правда, сейчас не совсем сезон, но уточек еще можно, пока на гнезда не сели.
– Неплохо бы. Завтра выезжаем?
– Ага. С самого со сранья.
Приблизительно через час Кирилл распрощался с хозяевами, сославшись на то, что ему надо «привести дела в порядок, ну, там, завещание написать», и пообещал приехать рано утром. Ленка отправилась в ванную, а Макс, взяв стопку газет, пришедших за последнюю неделю, плюхнулся на диван и собрался спокойно почитать. В последние дни у него явно не хватало на это времени. И тут зазвонил телефон.
– Олег Максимов, если не ошибаюсь? – произнес холодный голос.
– Да, я, – ответил Макс, физически чувствуя, как натягиваются струны нервов.
– Я звоню вам по поручению Юрия Николаевича.
– Слушаю.
– Юрий Николаевич просил передать – то, что вам нужно, будет находиться на вокзале, в камерах хранения рядом с кассами. Ячейка 241, код В-307. Повторите.
– Ячейка 241, код В-307,– послушно повторил Макс и, спохватившись, почти крикнул в трубку. – Эй, подождите секунду!
– В настоящий момент я не уполномочен беседовать с вами, – все так же бесстрастно отозвалась трубка.
– Можете вы что-то передать Юрию Николаевичу?
– Да. Говорите.
– Дело в том, что я должен на пару дней уехать из города. Буквально на несколько дней. Честное слово, ненадолго, – Макс поймал себя на том, что, оправдывается, как школьник, и ругнулся про себя. – Короче, я могу забрать вещи не раньше чем через неделю.
– Хорошо, – без интонаций ответила трубка.
«А что хорошего?» – подумал Макс.
– Через неделю заберете посылку. С вами свяжутся и передадут следующие указания.
Прежде, чем Макс успел еще хоть что-то сказать, человек на другом конце провода повесил трубку. «Черт те что!» —раздраженно подумал Макс – «Абсолютно ничего нового. Не за что зацепиться.» Он посмотрел на индикатор определителя номера, но на нем горели только прочерки. – «Либо с автомата звонил, либо включена блокировка. И, естественно, более вероятно второе».
Погруженный в раздумья Макс не заметил, как в комнату, неслышно ступая, вошла Ленка, а когда заметил, трубка выпала у него из рук и брякнулась на пол.
Ленка…Нет – Елена! была в короткой черной комбинации с тонкими бретельками, которая не скрывала подвязок, держащих черные блестящие чулки. На ногах – туфельки на шпильках. Тонкая золотая цепочка с маленьким кулоном уходила в восхитительно-притягательную ложбинку. Ее грудь красиво натягивала ткань комбинации, и твердые возбужденные соски призывно проглядывали сквозь переливающийся черный шелк. Она была вызывающе, но не вульгарно накрашена и глубокие глаза под длинными густыми ресницами, казалось, высасывали из Макса всю энергию, да так, что он почувствовал непонятную слабость в теле. Она зябко повела плечами и с легкой хрипотцой произнесла:
– Так и будешь сидеть?
Макс медленно поднялся. Она сделала шаг к нему, и два ее обольстительных полушария так бесподобно колыхнулись под тонкой тканью, что Максу показалось, что он сейчас потеряет сознание.
– Ты скучал по мне?
– Да, – почти не соврал Макс.
– Я хотела тебя с первого дня моего отъезда, – прошептала она.
Макс только облизнул пересохшие губы и потянул ее к себе, почувствовав сквозь шелк ее гибкое, сильное, и, в то же время, податливое тело. Она уперлась руками ему в плечи и оттолкнулась, одновременно прижимаясь. Левой рукой он скользнул по ее груди, слегка прижал, ощутив всегда приводившую его в трепет упругость и, одновременно, мягкость девичьей прелести, и двумя пальцами стал ласкать жесткий торчащий сосок. Она издала какой-то неопределенный звук, прикрыла глаза, просунула руки под его футболку и прохладными пальцами пробежалась по его спине. Макс почувствовал, как невидимые струны внутри него напряглись до предела, а его черноволосая нимфа, не успокаиваясь на достигнутом, добралась до его губ. Ее поцелуй сначала был мягок, тепл и нежен, и вдруг сменился на страстный и жгучий, а когда ее горячий язык скользнул в его полуоткрытый рот, он издал низкое утробное рычание, ощущая, как разум начинает его покидать. Возбуждение затопило его, а в голове начали постукивать серебряные молоточки. Он попытался ее обнять, но она вдруг вырвалась и, развернувшись, прижалась к нему спиной, откинула голову ему на плечо, а руками обхватила шею. Он вдохнул аромат ее волос, и едва успел обнять ее грудь, как она выскользнула и со сладострастным стоном сползла на колени, прижавшись к его бедрам. Тут какое-то непонятное животное чувство захлестнуло его. Он поднял ее, как пушинку и стиснул в объятьях так, что она застонала то ли от боли, то ли от страсти, а может быть и от того и от другого одновременно, и прижалась к нему со всей силой, на которую была способна. Слившись в одно целое, они упали на диван. Он рычал, как зверь, видя, как она извивается, стонет и кричит, кусая губы и изнемогая от бешеной страсти…
