Анатолий Днепров - Голубое зарево (в сокращении)
При мысли, что такие важные расчеты лежат где-то в земле длительное время, у Семвола задрожали руки. Может быть, там уже нет никакой дороги, может быть, все перекопано, может быть, алюминиевый цилиндр с драгоценными бумагами найден и попал в чужие руки...
- В каком месте вы его закопали, где? - заорал он, сжимая кулаки.
- Это трудно объяснить... На восточном берегу реки. Там была одна тропинка, по которой доктор Роберто любил ходить... И еще ель, старая развесистая ель. Я закопал документы под ней...
- Что же делать, что делать?! Рассказывайте подробно, где вы закопали эти бумаги! Все, до последней мелочи.
- Боюсь, мне будет нелегко восстановить в памяти детали. - Мюллер встал. Полковник, я хочу предложить вам один вариант. Эти документы смогу найти только я. Если там что-нибудь за это время переменилось, то все равно я узнаю и лес, и тропинку, и ель. Узнаю среди тысяч других тропинок и елей...
- Вы хотите, чтобы мы вас туда отпустили? - еще более пораженный спросил Семвол.
Мюллер горько улыбнулся.
- Я понимаю, вы мне не верите. Но один я ничего и не смогу сделать. Пусть меня сопровождают ваши люди.
Семвол схватился за подбородок и стал яростно его растирать. Он понимал, что сейчас перед ним стоит трудная задача. Может быть, Мюллер хочет бежать. Может быть, он говорит правду. Да и вообще, мало ли что может скрываться за тем, что он сейчас услышал!
- Мюллер, я не верю ни одному вашему слову. Мне кажется, что вы хитрите. Мне нужны доказательства, или вам будет плохо.
- Я хочу представить доказательства, полковник, - твердым голосом сказал Мюллер. - Недалеко от того места закопаны и мои бумаги, мои расчеты... Но только я закопал их на западном берегу реки. Я могу дать вам их совершенно точный адрес...
- Говорите!
- Там, где был наведен понтонный мост, раньше стоял большой каменный. Во время войны его разбомбили. Оставались гранитные быки, по два на восточном и на западном берегу. Если идти к мосту с запада, то у основания второго гранитного быка, справа, можно увидеть участок, замощенный камнем, для того, чтобы во время паводков песок не размывало. Нужно вытащить из грунта камень у самой вершины, ближе к берегу... На глубине сантиметров пятидесяти лежит алюминиевый цилиндр с моими бумагами...
Семвол несколько секунд таращил на Мюллера налитые кровью глаза. Не сказав больше ни слова, он вышел.
НОННА
1.
"Рыболовный сезон" Николая Молчанова закончился с первыми заморозками. Они наступили сразу, неожиданно, превратив сырые болотные кочки в твердые камни, обросшие желтой щетиной.
Ежась в телогрейке, он пришел на свое место и впервые не застал там старика...
Полковник сидел за столом перед яркой настольной лампой.
Он повернулся к Николаю:
- Итак, ваша миссия окончена. Послушайте, что вам удалось выудить. Не думайте, что это будет какая-нибудь приятная музыка. Но вы ее прослушайте, и очень внимательно.
В кабинет вошел Каримов и, не говоря ни слова, поставил на стул какой-то прибор и воткнул вилку в розетку.
"Там, там... там, там, там... там..."
Звуки, которые неслись из аппарата, были очень странные в то же время очень знакомые. Молчанов стал мучительно вспоминать, где и когда он их слышал. Необычные, и вместе с тем повседневные, и даже надоедливые удары...
"Там, там... там, там, там, там..."
Удары следовали один за другим с короткими и длинными паузами.
"Там, там..."
- Понимаете? - спросил Базанов.
Коля покачал головой.
- Вроде под водой звонит колокол...
Базанов с улыбкой посмотрел на Каримова.
- Сделайте погромче.
Теперь удары звучали на весь кабинет. И все же это был не колокол, а что-то совсем другое...
- Где вы живете? - спросил Базанов.
- Как где, в квартире...
- Какое там отопление?
- Паровое...
- Ну?..
- Ремонтируют трубы! - воскликнул Николай, - Точно. Когда стучат по трубам, раздается такой звук!
Базанов утвердительно кивнул.
Так вон оно что! Кто-то, выстукивая по трубе, передавал сообщения!
- Слушайте внимательно. Старый прием в новом оформлении. Водопроводная сеть для звука вроде телефонной сети.
- Если так, тогда можно...
- Да, - прервал Базанов. - Можно, но трудно. Мы нашли трубу, которая выходит в озеро Комар. Проследили ее до стен института. И тем не менее пока не установили, откуда ведется передача. Контролировать все трубы вашего сложного водного хозяйства практически невозможно, тем более, что для передачи он может воспользоваться водопроводной или канализационной трубой в любом месте института.
- Как же быть?
- Слушать внимательно, если вдруг услышим что-нибудь подобное в институте, то...
2.
Вдоль тротуаров неслись тучи пожелтевших листьев, земля в скверах подернулась сединой, прохожие торопились скорее скрыться в домах. Профессор Соколов, придерживая шляпу рукой и наклонив низко голову, шагал вдоль главной улицы Рощина. Он никогда не был в квартире Котонаева. Он шел нехотя, помимо своей воли, как идет человек к зубному врачу. Просто не было другого выхода.
Соколов охотно беседовал с коллегой в стенах института, но там все касалось только дела, а разговор в домашних условиях предполагал какую-то степень интимности, которой Соколов больше всего боялся.
Немного задыхаясь, профессор остановился возле большой дубовой двери, на которой висела бронзовая табличка: "Котонаев". Он нажал кнопку звонка.
- Оставьте почту в ящике направо, - услышал он резкий голос Котонаева.
- Это не почта, Валерий Антонович. Это я, Соколов.
Короткая пауза.
- Алексей Владимирович?
- Да.
- Боже мой! Одну секунду, я приведу себя в порядок. Или нет, заходите.
Щелкнула задвижка, и дверь распахнулась.
- Проходите, Алексей Владимирович, я сейчас! Идите прямо в кабинет!
Котонаев в пижаме скрылся за боковой дверью, а Соколов прошел в кабинет.
В нем все было по-современному. Вместо письменного стола - легкий секретер. На выдвинутой полке стояла портативная машинка. Книги расположились на подвесных полках, удобных и красивых. Их было немного и, видимо, не здесь находилась главная библиотека ученого. Низенькая тахта, скромное, но изящное кресло, несколько легких стульев.
Соколов обратил внимание, что за стеклом секретера стоял необычный портрет Альберта Эйнштейна. Великий старик в грубой шерстяной кофте писал на доске формулы, поддерживая рукой брюки. Знакомая львиная грива, растрепанные усы...
Соколов долго всматривался в трагически-мудрые морщины великого ученого, который всю жизнь бился над раскрытием таинственной гармонии мироздания.
- Любопытный портрет, не правда ли, Алексей Владимирович? Мне его подарили в Принстоне.
