Александр Казанцев - Поджигатель планеты (Пылающий остров - 2)
- Придется вам встать на текущий ремонт, - сказал он и шумно вобрал в себя воздух.
От яхты плыла другая шлюпка, в ней сидели мистер Тросс и дядя Эд.
- Кто пошел ко дну? - озабоченно спросил боцман.
- Во всяком случае, профессора я вытащил. Эти проклятые пивные пары, которые лезут здесь из каждой щели, еще наделают нам хлопот и неприятностей!
Шлюпка дяди Эда причалила к перевернутой лодке.
Когда Ганс Шютте, мистер Тросс, боцман и Бернштейн поднялись на палубу яхты, спасенный профессор торжественно обратился к Гансу:
- Вы спасли мою жизнь, уважаемый герр Шютте!
- Пустое, герр проф! Я просто вовремя вытащил вас из воды.
- Спасая меня, вы бросились с яхты в воду и рисковали своей жизнью, уважаемый герр Шютте!
- Ну, моя жизнь очень неохотно расстанется со мной! Где она найдет еще такое тельце? А? Как вы думаете, дядя Эд?
- Пожалуй, она согласится променять вас только на кита!
- Вы оскорбите мою гордость, если подумаете, будто я хочу сделать лично для вас исключение из общего числа людей, находящихся на яхте. Вы, герр Шютте, и вы, мистер Тросс, имеете безусловное право на сохранение жизни, впрочем, как и остальные члены команды. Я готов исключить из этого числа лишь себя.
- Боюсь, проф, что вы немного того... после купания. Чего доброго, вы пожалеете, что я вас вытащил?
- Нет, герр Шютте. Я признателен вам.
- Вас трудно понять, сэр, - вступил в разговор Тросс.
- О, мистер Тросс, с вами я поговорю особо, мы продолжим беседу, начатую в Аппалачских горах. И о проблеме доверия.
И маленький профессор, рассеянно задевая рукой за все попадающиеся предметы, откинув в сторону оторванный хобот противогаза, важно отправился в свою каюту.
- Похоже, что от этого газа мы все перепились, а герр профессор свихнулся, - пробурчал Ганс.
- Пусть проглочу я пароходный винт, если завтра не будет чего-нибудь почище! Кстати, мистер Шютте, помогите мне поднять на палубу этих шлюпочных буянов, которые так нализались, вернее, надышались, что и потонуть-то даже не сумели!
- Вы обвяжите их внизу веревкой, а я вытащу сразу обоих.
Ночь на яхте прошла сравнительно спокойно. К утру газовый хмель вышел, и бунтари покорно явились к Гансу с повинной и больной головой.
Ганс великодушно всех простил и расставил по обычным местам.
Противогазов не снимали. Матросы постепенно начали к ним привыкать.
Профессор долго не выходил из своей каюты. Обеспокоенный Ганс два раза стучал к нему, но не получил ответа. Только к полудню профессор Бернштейн появился на палубе. Лицо его было скрыто противогазом, но вылезающие из-под маски волосы казались растрепанными более обычного.
И тотчас по требованию Бернштейна на яхте был объявлен аврал. Матросы и боцман носились по палубе как сумасшедшие. Профессор подгонял их, удивляя своей придирчивой энергией и Ганса Шютте, и Тросса.
Дядя Эд, выполняя указание руководителей экспедиции, безжалостно загружал работой моряков.
На берег доставили какие-то приборы, соединили их проводами.
С яхты виднелась маленькая фигурка лохматого человека в противогазе, бегающего по скалистому берегу.
- Сколько я ни верчусь около господ ученых, никак не могу понять, - ворчал Ганс Шютте. - Только подумаешь, что добрался смекалкой до их рычагов управления, ан нет! Выкинут тут такое, что и во сне не увидишь.
- Думаю, что видеть сны сейчас нам с вами, Ганс, неуместно, - заметил Тросс.
- Я и то так думаю, но спать смерть как хочется.
- Давайте установим дежурства. Сменяемся через каждые два часа, предложил Тросс.
Ганс Шютте охотно согласился.
Матросы волокли по палубе какой-то тяжелый прибор. Подъемная стрела должна была подхватить его и перенести в ожидавший внизу катер.
Если Шютте и Тросс выходили на палубу по очереди, то профессор отдыха не знал и не давал его никому из своих помощников. Дядя Эд поминал всех морских чертей. Матросы изнемогали.
Профессор чуть успокоился только да следующий день к вечеру.
Моряки полегли замертво, засыпали где попало, не только в кубрике, но и в шлюпках у бортов, на связках канатов, у лебедок.
Но Бернштейн не уснул.
Он медленно бродил по палубе и выстукивал костяшками пальцев дробь о невидимые преграды.
Перед утром он постучал в иллюминатор каюты Тросса. Тот словно и не спал и вышел к нему свежий, бодрый, в вычищенном и отглаженном белоснежном костюме.
- Прошу извинить меня, мистер Тросс, если я недостаточно учтив, вызывая вас на палубу в столь ранний час.
- Я рад побыть с вами наедине, профессор, - ответил Тросс.
- Вот именно наедине. Я слышал храп герра Шютте и потому постучал в вашу каюту. Экипаж весь спит. Даже боцмана нет на мостике. Нам не помешают.
- Я не знаю, кто мог бы нам помешать.
- Я хочу проститься с вами, мистер Тросс. Вы были крайне симпатичны мне, какое бы место около Вельта вы ни занимали.
- Все мы занимаем около него какие-то места, - неопределенно отозвался Тросс. - Но почему проститься, проф? Я не вполне вас понимаю.
- И не надо, не надо понимать. Я хотел, но не смог вам довериться. А теперь хочу взять с вас слово. Вы отвечаете передо мной за жизнь всех, кто останется на яхте.
- Останется? Разве кто-то должен сойти, на, берег?
- Да, кто-то... сейчас неважно кто. Я хочу взять с вас слово.
- Я охотно вам его дам. Но может быть, вы объяснитесь?
- Отчасти. Только отчасти, мистер Тросс. Дело в том, что ваш поэт, о котором вы вспоминали на Аппалачах, кажется, был прав. Хотя одновременно и не прав! Не закат, а рассвет!..
- То есть?
- В сто тысяч солнц рассвет пылал! То есть запылает! И вот тогда... тогда, чего бы вам это ни стоило, выводите яхту в океан, спасите людей, всех до единого.
- Профессор, вы внушаете мне тревогу, я вынужден буду установить за вами особое наблюдение.
- Вы хотите сказать, что не пустите меня в шлюпку?
- Я постараюсь вас отговорить.
- Отговорить от чего? От выполнения данных мне Вельтом поручений? повысил голос профессор.
- Нет. От этого я не имею права вас отговаривать.
- Тогда не препятствуйте мне. Запомните все, что я вам сказал.
- Верьте, уж я-то не забуду.
- И скоро рассвет?
- Должно быть, через час.
- Тогда мне пора. Я проведу решающий опыт один. Я посвящаю этот опыт мистеру Вельту, так и передайте ему вместе с моим письмом. Оно у герра Шютте. Теперь идите к себе, оставьте меня одного. Все, сэр.
Тросс сразу же пошел будить Ганса Шютте, чтобы скорее узнать содержание письма Бернштейна.
Но Шютте на стук не отзывался.
И когда Тросс наконец попросту взломал дверь к нему в каюту, тот долго сидел на койке, не в состоянии что-либо понять. Это промедление стоило миру неисчислимых бед...
