Константин Жемер - Когти Каганата
– Товарищ младший лейтенант! – воскликнул Крыжановский.
Никольский уже и сам понял, что спьяну выболтал перед гражданским лицом характер предстоящего секретного задания. Закрыв рукой рот, офицер уставился выпученными от ужаса глазами на Германа.
– Миша, где здесь умывальник? – спросил тот Артюхова.
– Направо, в конце коридора.
Никольский, продолжая демонстрировать запоздалую понятливость, без слов вскочил и бросился вон из помещения. Стоило особисту исчезнуть, как Артюхов подступил к Герману и горячо зашептал, дыша в лицо перегаром и луковой отрыжкой:
– Я ведь не дурак, Гера, и сразу смекнул, что вы собираетесь идти за «когтями». Не представляю, на кой это нужно сейчас, когда там хозяйничают немцы, но намерение вижу отчётливо… Гера, умоляю, ради нашей многолетней дружбы, возьми меня с собой! Я знаю, ты можешь решить этот вопрос положительно – вон как тебя этот молодой человек слушается! Небось ты в органах немалая шишка, а? Возьми меня, не пожалеешь, я ведь те места не просто хорошо знаю – я там каждый вершок на брюхе прополз! Ты просто не представляешь, что для меня значит Саркел! Я его, если хочешь знать, почти каждую ночь во сне вижу!
– Немцы тоже ищут «когти», Миша, – также шёпотом сказал Герман. – Мы идём их остановить. Это смертельно опасное дело…
– Плевать на опасность, я две войны прошёл, – ощерился Артюхов. – Кстати, и с оружием обращаться не разучился.
– Да, уж, – Герман покосился на обломок сабли, валяющийся на полу, и добавил. – Обещать не стану, но посодействовать постараюсь.
В ответ Артюхов умоляюще сложил руки. Одарив приятеля ободряющим взглядом, Герман вышел в коридор и направился в туалет, из приоткрытой двери которого доносилось громкое фырканье.
Никольский стоял, низко наклонившись над раковиной, хлеставшая из крана вода охлаждала его горячую голову. Крыжановский подошёл и остановился рядом, всей своей массивной фигурой нависнув над подчинённым. Тот убрал голову из-под струи и затравлено, снизу вверх, взглянул на капитана.
– Ну, как – отпустило? – участливо поинтересовался Герман.
– Вроде бы! Но товарищ капи…Э-э, профессор, как же так вышло? – особист выпрямился, но взгляд его по-прежнему оставался затравленным. – Сколько раз я другим талдычил: «Болтун – находка для шпиона», а вот теперь сам выболтал секретную информацию гражданскому лицу. Что же теперь делать?
– Сделанного не воротишь, – мягко сказал Герман. – Но зато всё можно обернуть на пользу боевой задаче.
Взгляд Никольского из затравленного моментально превратился в искательный.
– Если мы привлечём товарища Артюхова в состав нашей группы и возьмём с собой на задание, то ваши неосторожные слова можно трактовать не как оплошность, а как инструктаж, произвести который вы были просто обязаны, – пояснил свою мысль Крыжановский
– А профессор разве согласится пойти с нами?
– Профессор уже обратился ко мне с такой просьбой, – усмехнулся Герман. – И знаете, как руководитель операции, я не нахожу возражений. А потому сейчас же попрошу санкции лично у наркома. Там, внизу, в будке вахтёра вроде есть телефон…
– Да-да, есть, – обрадовано воскликнул Никольский. Устремившись вслед за широко шагающим Германом, он зачастил. – Вы знаете, что скажите… Там, на оккупированной территории, нам понадобится проводник… Обязательно понадобится! Фитисов и его разведчики – бестии, конечно, прожжённые, но местности они досконально не знают. А к местным жителям если обратимся, то неизвестно еще, на кого напоремся – вдруг окажется недобитым «красновцем»[72], из тех, что гитлеровцев хлебом-солью встречали? Он и приведёт нас не в Саркел, а прямиком в фельджандармерию.
– Фитисов – это кто? Командир разведгруппы? – спросил Герман.
– Так точно, товарищ профессор! Тот ещё типус, композитор хренов, – жёлчно процедил особист. Он хотел дать отсутствующему Фитисову более развёрнутую характеристику, но вынужденно умолк, потому что стоило им с Крыжановским начать спускаться по лестнице, как путь им преградили самым недвусмысленным образом.
На промежуточной лестничной площадке стояла баба Тоша. Легендарная уборщица оказалась обладательницей нешуточных форм, а швабра, которую она сжимала в своих пролетарских руках, отчего-то вызвала у Германа ассоциацию с палицей Ильи Муромца.
– Кто такие будем? Куды идём? – утробный бас бабы Тоши соответствовал всему остальному облику.
– Гражданка, вы что – не видите, какая на мне форма?! – сердито спросил Никольский. Но бабу Тошу его реплика с толку не сбила и с места не сдвинула.
– Мало ли – форма! – пророкотала она. – А если я на себя генеральскую форму напялю, так ты мне козырять, что ль, станешь? И нисколько вопросов не задашь? Вот и я задаюсь вопросом: а ну, как ты есть из себя фашистский шпик?! Покажь документ, и без разговоров! Бдительность – наше оружие! Слыхал такое?
Пришлось покрасневшему до ушей товарищу младшему лейтенанту расстегивать пуговку нагрудного кармана и доставать удостоверение.
Герман, внимательно наблюдавший за старухой, про себя усмехнулся – та и не подумала изучать предъявленный документ, взглянула лишь мельком. Понятное дело: её и не интересовали личности незнакомцев, вся сцена разыграна просто потому, что такова сущность Бабы Тоши, её, так сказать, жизненная позиция.
– По краюшку идите, по краюшку! Не видите разве – вымыто всё! – посторонившись, прорычала суровая уборщица.
Ни Герман, ни его молодой подчинённый, даром что сотрудники всесильного ведомства, и не подумали ослушаться. Вредная же старуха пошла следом и, продолжая мыть пол, бдительно не выпускала пришельцев из поля зрения.
Добравшись до телефона, Крыжановский соединился с Берия и кратко изложил ему суть ситуации с Артюховым. Несколько мгновений нарком молчал, а потом спросил с явным благодушием в голосе:
– Как это Михаил Капитонович решился бросить на произвол судьбы свои яйца?
Герман метнул взгляд на бабу Тошу, мысленно сравнил её тяжёлую, устрашающего вида швабру с ржавой саблей археолога, которая, к тому же сломалась от одного удара о древнюю хазарскую керамику, и доложил:
– Уверен, коллекциям института ничто не угрожает: здесь очень надёжная охрана.
Берия не стал уточнять характер означенной охраны (видимо, поверил уверенному тону собеседника), а просто бросил в трубку:
– Добро!
После этого раздались короткие гудки. Герман кивнул Никольскому, поясняя таким лаконичным способом исход разговора. И смышлёному особисту, чтобы просиять лицом, кивка оказалось вполне достаточно.
