Кеннет Балмер - Пробуждение Чародея: Накануне Судного дня. Пробуждение Чародея. Планета кочующих городов
Да, Джек Уолли был рабом…
«По крайней мере, — с горечью говорил он самому себе, пока надсмотрщики с кнутами разносили жидкую кашу и порции мяса с хлебом — обильные, хотя и слишком грубые, — я теперь смогу сам выбирать для себя форму рабства!»
Он попросил Пи-Айчена сотворить вторую округлую металлическую миску, которую затем ловко запрягал, затолкав наполовину в щель в деревянной палубе и прикрыв сверху соломой, служившей им единственным одеялом. Вот когда эта солома действительно смогла пригодиться…
Если бы кто-нибудь нашел миску, он так и решил бы, что это — просто миска для еды, брошенная кем-то и забытая…
Хозяева судна беспрестанно шастали туда-сюда, подобострастно поглядывая на господина Хлыста с его повелительно позвякивающим кнутом и прислушиваясь, ради своей же собственной безопасности, не нашептывает ли кто-нибудь украдкой имя Пи-Айчена.
Подвыпившие, надушенные пассажиры нежились на корме под шелковым тентом, подчеркнут вежливо беседуя друг с другом, весело поблескивали вращающиеся лопасти гребного колеса, рабы скорбно шагали по бесконечным ступеням, наполняя клетки жалобными стонами, похожими на придушенные крики морских чаек, — галера «Лунный цветок» во всей своей элегантной и сдержанной красе сверкающего на солнце судна величественно входила в белокаменную гавань Фирея…
— О Фирей, город прекрасных женщин, прекрасного вина и прекрасных грез! — бормотал старик с лошадиным лицом, глазами, похожими на яичные желтки, и сухими, покрытыми перхотью волосами.
Зубы у него были великолепные, и, казалось, он мог запросто слопать любою из своих менее зубастых товарищей. — Золотой Фирей…
— Золотой-то он золотой, да не про трою честь, старый плут! Небось, забыл уже и как женщина-то выглядит! — зло усмехнулся юноша с бешеным взглядом, растрепанными волосами и неуклюжими клешнями вместо рук.
Судно бросило якорь. Гребцы, скованные цепями, лежали в трюме. Шум лопастей и деревянный скрип гребных колес, визжавших словно не смазанная телега, которые терзали и без того раскалывавшуюся голову Уолли, наконец прекратились. Тяжелое громыхание настолько заполняло слух, что теперь, когда его не стало, Джеку показалось, будто он оглох.
Для окружавших его людей — товарищей по несчастью — вся жизнь сводилась к одному лишь непрерывному топтанию на колесе да еще к вынашиванию планов кровавой мести, и угасшее было чувство сострадания постепенно стало вновь возвращаться к Уолли. Большинство из них угодило в кабалу в результате проделок Зеленых Братьев, других, как и Джека, заманили хитростью, третьи попали сюда из-за неладов с законом. Мореплавателям было необходимо как-то заполнять свои клетки рабочей силой.
— Сколько мы пробудем здесь? — спросил Джек у мужчины с хмурым тяжелым взглядом, толстыми влажными губами и торсом, густо поросшим черным волосом.
— Может, дня два-три — кто его знает? Да и зачем?
— Вот бы Пи-Айчен показал им всем… — начал было старик с лошадиным лицом. Надсмотрщик с размаху ударил его рукояткой кнута по лицу так, что рассек губы, а когда тот со стоном начал оседать на землю, пнул его ногой в живот.
— Не смей упоминать здесь это имя! — прохрипел он, и его жирное лицо перекосилось, а губы вытянулись, подобострастно копируя мимику господина Хлыста.
Лицо чернявого мужчины пылало ненавистью, а из горла вырывался глухой рык.
— Если бы я только обладал этой силой! Этим даром, которым владеют лишь немногие в Брианоне, — прошептал он.
Уолли понимал, что тот имеет в виду, и в его голове зародился дерзкий и самонадеянный план.
— А что бы ты сделал, если бы Он обратил эту солому в топоры и мечи, копья и арбалеты? — спросил он.
— Что бы я сделал? — Лицо мужчины покрылось лилово-синими пятнами, отражая клокотавшую в груди бурю чувств. — Да я бы…
Но Уолли не мог так поступить. Точнее, мог, но не хотел. Эти закованные в цепи бедолаги отправились бы на дно подобно французским рыцарям при Креси, а он не имел права обрекать их на такой конец, пусть даже многие, имея перед собой подобный выбор, и предпочли бы гибель в бою смерти от непосильного труда. Джек почувствовал себя неуютно, размышляя о своих поступках и их воздействии на других людей. Это ощущение было для него новым.
— …им головы поотрывал, — закончил волосатый, брызгая слюной.
Ожидая наступления сумерек, Уолли клевал носом. Внезапно он понял, что многие подробности кошмарной жизни на галере прошли мимо его сознания, оглушенного каторжным трудом крутильщика колеса и только теперь приходящего в норму. Джек смутно припомнил светлоголового юношу, порешившего одного надсмотрщика, и эхо тихого всплеска воды за бортом. И еще он вспомнил, как крепко спал однажды ночью под стоны и рвоту трех мужчин средних лет, братьев, напавших на господина Хлыста и жестоко наказанных за это кнутом. А наутро со стороны океана донеслись еще три всплеска.
Да и его собственная спина несла на себе причудливый узор, подтверждавший, что господин Хлыст действительно был мастером своего дела.
Нос Джека служил теперь только для дыхания — функция обоняния была им давно утрачена.
Галера, несомненно, заслуживала того, чтобы быть взорванной. Джек Уолли был достоин побега. Любые действия в отношении господина Хлыста и его подручных вполне оправдывались целью предприятия. Но как же другие узники, его товарищи по несчастью? Что будет с ними?
Сгорбившись в своем углу на грязной соломе, Джек обратился со спокойной и краткой речью к собравшимся вокруг волосатому старику с лошадиным лицом и светловолосому пылкому юноше. Все время, пока он говорил, юноша безуспешно пытался расправиться с полчищами одолевавших их местных тараканов и прочих ползучих тварей.
Уолли выбрал именно этих троих потому, что они производили на него наибольшее впечатление. Вся троица — волосатый Брил, старик Кларк и пылкий юноша Стрем — уставились на Джека во все глаза, когда тот сотворил из соломы три новеньких, сверкающих, остро отточенных напильника.
— Что это?.. Как?..
Он достал четвертый напильник и тихо сказал:
— Начинайте пилить и не задавайте вопросов. У нас есть друзья.
На какое-то мгновение Джек с болью подумал, что ошибся в выборе, но тут все трое принялись потихоньку пилить, вопреки его опасениям не поднимая большого шума, что вполне можно было ожидать от переполненных ненавистью людей.
Азотнокислый калий… Сера… Древесный уголь…
Пыль, огрызки ногтей, пучки грязной соломы исчезали и появлялись опять в новом обличии…
Уолли готовил смесь в своей миске, пытаясь поточнее припомнить проказы давно минувших дней на Лэзенби Три, чтобы соблюсти нужные пропорции. Не зная точно, насколько полученный черный порошок был устойчив к детонации, он обращался с ним с величайшей осторожностью, чувствуя, что одно неловкое движение могло стоить ему жизни. Пот разъедал глаза.
