Айзек Азимов - Постоянная должность
— Да, и это — хорошее определение. Мне следует его запомнить.
— Не подходит ли оно к Отто Рейнку?
Брэйд хмуро кивнул:
— Подходит. Но к данному случаю неприменимо. Понимаешь, нечестность Ральфа никак не могла повлиять на репутацию Рейнка. Напротив! Он ведь давно убедил себя и других в том, что Ральф ошибается. Нет, дорогая, на карту поставлена только моя репутация.
Упавшим голосом Дорис спросила:
— А кто же тогда?
— Видишь ли, я сейчас размышляю об одной мелочи. Если Доуни рассказал мне все точно, то, кажется, у меня начинает появляться интересная мысль. Одно его выражение, одно слово может иметь двойной смысл. Я, впрочем, не думаю, что Доуни это понял. Право, не думаю. Одно слово!
— Но что же это за слово?
Какое-то мгновение Брэйд смотрел на Дорис невидящим взглядом, потом мягко сказал:
— Возможно, это пустяк, о котором не стоит и говорить. Мне нужно еще немного подумать. А пока что, Дорис, давай ляжем пораньше, пошлем все к черту. И не волнуйся. Предоставь все мне.
Дорис улыбнулась ему.
Лежа в постели, он думал об этой улыбке, глядя в ночную темноту. Улыбка Дорис была теплой и успокаивающей.
Внезапно мысль Брэйда сделала странный скачок. Ему вспомнилось: «…человек, кичащийся своим умом». Конечно, это вполне применимо к Отто Рейнку. А почему? Ведь его репутация давно установилась: каждому известно, что он выдающийся человек. Так какого черта ему так стараться? Что это, недостаточная вера в свои умственные способности, которая заставляет его постоянно афишировать и приукрашивать их, а также подавлять всякого, кто может угрожать его положению? А Фостер? Напористый. Растущий. С молодой, хорошенькой женой, которая принимает его таким, какой он есть. Откуда у него эта потребность всем и всюду доказывать, что последнее слово всегда будет за ним, даже в жалком одностороннем состязании между преподавателем и студентом? А бедняга Кэп? Успешно сделав карьеру, он теперь мучается сомнением, сохранит ли он свое место в науке или будет забыт начисто. Ведь именно поэтому он прилагает такие усилия, чтобы завершить сейчас книгу. И с какой завистью он говорил о пожаловании баронского титула Берцелиусу!..
Брэйд прикусил губы. Все они больны одной и той же болезнью. Она называется «неуверенность»!
ГЛАВА 15
На следующий день на лекции студенты вели себя почти как обычно. Они уже не стремились сгрудиться у самой кафедры, и те, кто обычно уединялся в стратосферную даль галерки, удовлетворились на этот раз средними рядами.
Прочитав лекцию без каких-либо происшествий, Брэйд ответил на несколько вопросов, затем вынул из ящика на двери корреспонденцию и медленно пошел на четвертый этаж в свой кабинет.
Просматривая на ходу полученные материалы, он наткнулся на желтый университетский конверт со своей фамилией, напечатанной на машинке, и обратным адресом: «Химический факультет». Какое официальное сообщение находится внутри? Неужели столь быстрая реакция на его субботнюю вспышку?! Он представил себе Литтлби, спешащего сегодня утром в университет, чтобы немедленно отдать приказ о его увольнении.
Сунув остальные бумаги в карман пиджака, Брэйд разорвал конверт. Выпал листок с единственной строчкой текста:
«Курс по технике безопасности будет введен в число обязательных предметов». И подпись: «Литтлби». Минуту Брэйд не верил своим глазам. Старик уступил?! Правда, здесь нет ни слова об «улучшении положения на факультете», но даже того, что есть, Брэйд не ждал!
Дойдя до четвертого этажа, он чуть не налетел на Рейнка. Рейнк первым, с необычной сердечностью, воскликнул:
— Лу, старина, как поживаешь? Ты выглядишь прекрасно!
Он быстро дважды хлопнул Брэйда по плечу, сверкнул вставными челюстями и побежал вниз. Брэйд удивленно смотрел ему вслед. Неужели все так просто? Значит, нужно только один раз куснуть, чтобы дать почувствовать свои клыки, а потом достаточно лишь скалиться? Одного раза хватило, чтобы запугать Рейнка? Взглянув на листок, который он все еще держал в руке, он мысленно добавил: а также и Литтлби?
Дорис и я становимся душевно все ближе, но вокруг — потери. Мои аспиранты погибают. Исследования заканчиваются фальсификацией. Работу я теряю. И Кэп Энсон… С горькой усмешкой над самим собой Брэйд подумал: «…и мой отец не любит меня!»
Брэйд прошел в свою лабораторию. Когда-то, на заре деятельности Энсона, она составляла одно целое с кабинетом, но потом Энсон отгородил ее, оборудовав вакуумными линиями, кранами с горячей и холодной водой, паропроводом и газом. Энсон всегда настаивал на том, чтобы каждый профессор, независимо от возраста и состояния здоровья, не забывал, как держать пробирку и пинцет. Он всегда должен сам проводить какие-нибудь эксперименты, пусть самые пустяковые и незначительные.
Брэйд и здесь копировал Энсона. Его собственные опыты по перегруппировке в атмосфере кислорода никогда не казались ему значительными. Но, как говорил Энсон, удовольствие заключалось уже в том, чтобы делать что-нибудь своими руками.
Теперь Брэйд с грустью смотрел на экспериментальную установку. Он ни к чему не прикасался с той самой минуты на прошлой неделе, когда пошел в лабораторию Ральфа за титрованным раствором кислоты.
Брэйд машинально перевел взгляд на баллон со сжатым кислородом. Странно! Неужели баллон пуст? Но он точно помнит, что заменил его незадолго до начала последнего эксперимента. Манометр должен показывать давление не менее 125 атмосфер, а стрелка — на нуле. Что случилось? Неужели он оставил баллон открытым и газ вытек? У второго манометра стрелка также на нуле. Он проверил кран перекрыт. Утечки быть не могло.
В чем же все-таки дело? Значит, он перекрыл главный вентиль, выпустил из манометров находившееся в них ничтожное количество кислорода и затем перекрыл второй вентиль? Вероятно, аккуратный человек именно так и поступил бы, но Брэйд твердо помнил, что этого не делал.
Он взялся за главный вентиль наверху баллона и попытался повернуть его по часовой стрелке. Маховичок не поддался. Очевидно, вентиль был уже перекрыт.
Его рука автоматически начала было давить против часовой стрелки, чтобы впустить кислород в манометр, и… замерла.
Позднее, анализируя события дня, Брэйд понял, что это и было мгновение, когда жизнь его висела на волоске. Он спасся тем, что чуть-чуть промедлил!
Он еще ничего не заметил, нет, но сработали подсознательное чутье, интуиция химика, которые выработались за двадцать пять лет работы в лаборатории. Они-то и отметили, что что-то не так, я остановили его руку.
Это «что-то не так» было всего лишь слабым блеском маслянистой жидкости на резьбе между главным манометром и самим баллоном. Он подцепил ногтем немного жидкости и понюхал ее.
