Виталий Обедин - Волчий пасынок - путь к сухому морю
Не знаю, мой ли гнев вынудил седобородого мошенника действовать, или же он, наконец, сотворил заклинание достаточно могущественное, чтобы хоть короткий миг противостоять запредельной мощи демонической Тени, но в тот миг, когда я, исполненный невыразимого гнева, уже был готов исполнить свою угрозу и отяготить совесть еще одной загубленной душой, Кальпун открыл подернутые молочно-белой поволокой глаза и что-то прокаркал на древнем давно забытом и запрещенном наречии, вытягивая свои сухонькие, похожие на паучьи лапки, руки в сторону черной колышущейся пустоты, гоняющейся за Гаем Канной по песку.
Эх, скажу тебе, тур-атта Кулдус, и сильны же были чары, созданные старым тщедушным магом! Талисман-оберег на моей груди нагрелся так сильно, что до волдыря ожег кожу, а ведь заклинание и не в меня было брошено. На пальцах Кальпуна вспыхнули крохотные синие язычки магического пламени. И тут же самая настоящая сеть непрерывно змеящихся, пересекающихся, сливающихся одна с другой, и расходящиеся из одной - дюжины - синих молний, накрыла пустоту, воплощавшую Ороме'ктана. Раб Черепа отчаянно заметался, тщась вырваться из сплетенных молнийными всплохами колдовских тенет, но они словно прилипли к нему. Дивное же это было зрелище, старина Кулдус! Клянусь Теми, Кто Танцует в Коричневых Песках, никогда ничего подобного мне видеть не приходилось (а я видел многое!) и, надеюсь, не придется более увидеть. Черная Бездна, на которую невыносимо, нельзя даже смотреть прямо, не опасаясь потерять рассудок, заблудившийся в этой сверхъестественной тьме, яростно билась в хитросплетении трепещущих взблескивающих синих молний - и крошечная в сравнении, с громадой Ороме'ктана фигурка отважного воина-уранийца, металась пред разъяренным демоном.
Сухонькое лицо старого Кальпуна страдальчески сморщилось. Капли пота выступили у него на висках, сухие желтые от постоянного употребления дурманящих порошков орогоза губы мелко задрожали от чудовищного сверхчеловеческого усилия.
- Череп! - дергаясь, точно больной, пораженный Желтой Пляской, прохрипел колдун. - Череп! Пусть завладеет Черепом, иначе...
Он осекся, с трясущихся губ летели клочья пены. Пот уже не каплями - ручьями тек по лицу. Тени и Призраки! Сила демона-Тени воистину была неимоверной! Я говорил и повторюсь, не смертному противостоять ей! И чтоб мне пусто было за то, что я совсем недавно поносил и на чем свет распинал старика-Кальпуна. Да, друг Кулдус, бросив лишь один взгляд на искаженное от боли и усилий лицо мага, я усовестился, как мальчишка, укравший последнюю монету у слепца и пойманный за руку. Любой другой на месте Кальпуна не один раз подумал бы прежде, чем вступить в противоборство с Ороме'ктаном! Тень, оторвавшаяся от бога, грозила не только телу, но и душе, и кому как не магу лучше других знать это!
- Череп! - закричал я, выхватывая меч и воздевая его над головой. - За мной люди! Убьем эту крысу и завладеем Черепом! Это наш единственный шанс!
Воины подхватили мой крик, превратив его в воинственный вой. Демон был связан, и им противостояла всего-навсего шайка разбойников, которых можно и нужно было убивать. Хо! Тени и Призраки! Никогда еще воины, сражавшиеся под моим началом, не бросались на своих врагов столь рьяно. Они ринулись на Зиммада и его отребье быстрее, чем выдрессированный гепард бросается на степную антилопу... Благодарю! - Табиб Осане промочил горло добрым глотком вина из протянутой Кулдусом деревянной фляги, после чего продолжил свой рассказ:
- И все же, старина Кулдус, расстояние между нами и грабителями караванов (да раздерут когти Хогона души им, и всем другим мерзавцам, промышляющим подобным образом!) было слишком велико, а число бандитов и по сей миг превосходило количество моих людей. Неизвестно, чем все это могло бы обернуться. Зиммад мог испугаться и ускакать прочь, оставив нас с носом, или же его банда сумела бы задержать меня и моих воинов на время, достаточное, чтобы Ороме'ктан разорвал охватившее его заклинание, расправился бы с Кальпуном и со все яростью обрушился бы на нас. Мыслится мне, так скорее всего все бы и вышло.
К счастью мой призыв услышали не только нанятые в стражу воины. Гай Канна тоже услышал его. Расстояние меж ним и негодяем Зиммадом было меньшим, нежели полет стрелы, и будь ураниец верхом на добром коне, он поспел бы к главарю разбойников многим прежде нас. Да и бегом бы все одно опередил.
И тур-атта Канна побежал. "Что может он сделать один?!" - успел подумать я. Один меч против десятков! Каково же было мое удивление, дружище Кулдус, когда Гай Канна на бегу сорвал ремень с ножнами и отшвырнул в сторону, лишив себя и этого клинка! Вслед за чудесным бриллевым мечом на песок полетели ножны с метательными стилетами, которые он носил на предплечьях, и его кинжал. Я не мог понять, что он задумал - не самоубийство же! и сообразил все только когда ураниец начал изменяться! Ведь парень был тур-утнаган! Воин-волк! Оборотень! Он превращался прямо на бегу и делал это с удивительной быстротой. Черная шерсть скрыла бледную кожу, стремительно наползая на нее, словно темная волна на светлый песчаный берег. Челюсти выдвинулись вперед, заостряясь, переходя в звериную пасть, и распахнулись, обнажив уже не человеческие зубы - белые волчьи клыки. С каждым шагом Гай все сильнее наклонялся вперед, словно желая упасть на песок грудью. Лишь скорость стремительного бега удерживала его от этого, но вот, наконец, он стал падать, выставив вперед изменившиеся руки. Когда тур-атта Канна продолжил бег на четвереньках, это были уже сильные лапы. Я видал на своем веку оборотней. Не часто, но все же видал. И никогда прежде мне не приходилось быть свидетелем столь быстрого перехода из человеческой сущности в звериную, да еще и находясь в непрестанном движении! Кроме того, Гай Канна в момент превращения был облачен в одежду и даже в кольчугу; он неминуемо должен был запутаться в них, став волком. Однако ж они ему ничуть не помешали! Несомненно, на вещи тур-утнагана были наложены могущественные колдовские чары, позволявшие им изменятся в соответствии с обликом своего хозяина. И штаны, и куртка, и кольчуга на глазах сжались, обхватили изменившееся вытянутое тело, приникая к нему словно вторая кожа, ничуть не стесняя стремительных волчьих движений. Волк в кольчуге! Слыхано ли?!
Воины, мчавшиеся следом за мной, видя эту картину, перепугались не меньше, чем, узревши Ороме'ктана. Их воинственные крики захлебнулись, а кто-то даже возопил : "Это оборотень! Оборотень, помилуй меня Утра!"
Не-ет, дружище Кулдус, старый вояка, насмотрелся я в тот день всякой магии, подавись ей демоны. Поперек горла она у меня стоит! Бесчестная, грязная штука, хуже куртизанок из Ишша, норовящих обобрать тебя почище самого ловкого вора! Единственная по-настоящему честная вещь в этом мире - добрый славный меч, пусть даже не из брилля или там стальгородского булата. Да и то сказать, честен ли он, зависит от того, чьи пальцы сомкнулись на рукояти. Вдруг, да не твои!
