Ярослав Вейс - День на Каллисто (антология)
— Ну вот что, дружок, опусти-ка пушку, — сказал незнакомец, погрозив Спенсеру толстым пальцем. — Без глупостей.
Глаза сквозь толстые стекла внимательно изучали Спенсера. Толстяк лишь вскользь взглянул на Алана и индейцев, сгрудившихся возле каноэ. Индейцы, застыв от ужаса, смотрели на широкую борозду посреди лагеря, оставленную муравьиной армией, которая к этому времени перебралась на противоположный берег реки. Там сквозь клочья тумана виднелись обглоданные деревья.
— Ребятки постарались на славу, соорудили укрытие на веки веков. На веки веков. — Толстяк бросил взгляд на невысокий холмик и рассмеялся. Голос у него был хриплый, неприятный. — И могилку уже выкопали.
Тем временем к Спенсеру вернулась привычная самоуверенность.
— Что вам надо и откуда вы взялись? — спросил он, грозно крутя пистолетом.
— Что мне здесь надо, что мне здесь надо? Только хорошего, вот что мне надо, — незнакомец снова погрозил Спенсеру пальцем и закашлялся, подавившись смехом. — Значит, он, этот невинный ягненочек, спрашивает, что мне здесь надо… А что вы тут потеряли, а? Вам-то что надо здесь, во владениях бабы-яги?
Толстяк зашелся смехом так, что даже слезы на глазах выступили.
— Прекратите ваши дурацкие шуточки! — не сдержался Спенсер.
Гость поджал мясистые губы, так что они превратились в тоненькую ниточку, глаза его посерьезнели. Он перевел взгляд на Умару и проводников и посмотрел на них так, словно хлыстом стеганул.
— А ну-ка, отвечайте, что здесь делают эти двое белокожих?
Умару с причитаниями припал к земле.
— Я сказал — хватит! — повысил голос незнакомец и неожиданно несколько раз свистнул.
Из мелочно-белого рва вынырнули темные фигуры. Солнце освещало высокие головные уборы из перьев всех цветов радуги, выкрашенные в белые и черные полосы лица и тела. Узкие щелочки глаз зорко следили за малейшим движением чужестранцев. На кучку людей, стоящих перед палаткой, были нацелены десятки длинных стрел.
При виде индейцев, хозяев леса, Алан глубоко вздохнул. Он и прежде не раз слышал доносившийся из глубины глухой и устрашающий звук бубна. Толстяк что-то крикнул, и стрелы с отравленными наконечниками опустились к земле. На лице гостя заиграла улыбка.
— Бросьте свою хлопушку, младенец, — добродушно сказал он, направляясь к Спенсеру. Едва заметное движение руки — и пистолет оказался у него. Кинув его в траву, незнакомец облегченно вздохнул.
— Ну вот, самое трудное позади, — толстяк метнул взгляд на маленький столик перед палаткой Алана, на котором стоял завтрак. — Смотрите-ка, стол для гостей уже накрыт. Можно приступать к трапезе?
Не дожидаясь приглашения, он уселся за стол. Алан схватил бутылку и разлил в стаканы виски.
Незнакомец, зажав стакан в толстой ладони, провозгласил тост:
— За здоровье господ…
— Алан Брэкфорд.
— …господина Алана Брэкфорда и…
— Джек Спенсер, — пробормотал рыжеволосый.
— И Джека Спенсера. Значит, Спенсер и Брэдфорд, пардон, Брэкфорд. Брэкфорд… — задумчиво произнес он и обратился к Алану: — Простите за любопытство, не родственник ли вы профессору Джеймсу Брэкфорду из Пенсильвании?
— Да, — удивился Алан, — это был мой отец.
— Был? — повторил толстяк. — Значит, Джим Брэкфорд…
— Отец умер от вирусного гриппа пять лет назад.
— Вот оно как. — Лицо толстяка выражало неподдельное сочувствие. — Бедняга старина Джим! Сколько мы вместе пережили. Он и я. Боже мой, трудно поверить, что его уже нет.
— Вы знали моего отца? — спросил Алан.
Его глаза встретились с чистыми и беззлобными серыми глазами незнакомца. Алан с удивлением заметил, что в них блеснула слезинка.
— Знал ли я его? Дорогой мой мальчик, да я знал его как родного брата. Генри и Джимми — эти имена были известны всему Гейдельбергу. — Толстяк, сморкнувшись, смахнул ребром ладони слезы, он и не стыдился их. — Мы вместе учились, потом долгое время переписывались, вплоть до войны…
— Так вы…
— Ох, простите, среди этих дикарей человек отвыкает от этикета, — незнакомец вскочил и поклонился, — профессор Генрих Тейфель собственной персоной.
И тут Алан вспомнил это имя. Да и можно ли было забыть о письмах на добротной толстой бумаге, которые отец получал из Германии? «Вот чудак, — говорил отец, читая очередное письмо Тейфеля. — Одаренный человек, талантливый натуралист, но какие бредовые идеи!» Близилась война, Гитлер все громче бряцал оружием, а Тейфель в своих письмах без устали твердил о непревзойденности фюрера. Дело кончилось тем, что Джеймс Брэкфорд постепенно прекратил с ним переписку. С той поры Алан ничего не слышал о Тейфеле.
— Отец о вас много рассказывал, — осторожно начал он.
— В самом деле? — толстяк оживился. — Иначе и не могло быть. Вы-то своего отца в Гейдельберге не знали. Признаться, любитель был винца: за вечер спокойненько мог выцедить несколько бутылок мозельского. А вот к пиву не привык, видно, оно не пришлось ему по вкусу. Мне он не верил, чудачина Джим, — с грустью произнес он. — Да, герр Брэкфорд, ваш отец был редкой души человек, выдающийся ученый, но старому другу не верил, нет. Вы тоже энтомолог, пошли по стопам отца?
— Нет, это мой коллега энтомолог, — Алан указал на Спенсера, — я занимаюсь ботаникой.
Спенсер улыбнулся и протянул Тейфелю через стол могучую ручищу.
— Простите меня, профессор, за такой прием… И забудьте о пистолете.
— Об этом больше ни слова, — Тейфель замахал руками и снова обратился к Алану: — Собственно, а что вы тут делаете?
— Пожалуйста, я отвечу. Я занимаюсь сбором интересующих меня растений и по совместительству исполняю обязанности компаньона, — Алан кивнул в сторону Спенсера, который громко рассмеялся.
— Видите ли, я захватил Алана в качестве проводника. А он до сих пор никак не решит, не свалял ли он дурака.
Алан помрачнел. Тейфель переводил взгляд с одного на другого. Вдруг он взглянул на часы, вскрикнул и выскочил из-за стола, отдав какое-то приказание своим людям. Двое индейцев тотчас скрылись в лесу, но минуту спустя появились снова, таща за собой громоздкий ящик.
— Прошу меня извинить, — проговорил Тейфель.
Не выслушав ответа, он раскрыл ящик и с величайшей осторожностью вытащил оттуда прибор, напоминающий миниатюрный передатчик. Алан не разбирался в радиотехнике, поэтому не мог бы с уверенностью утверждать, что это передатчик. Профессор принялся крутить многочисленные ручки, передвигая стрелки, то удлинял, то укорачивал металлические прутья, торчащие из аппарата подобно иглам дикобраза.
