Вячеслав Назаров - Вечные паруса
Впрочем, не он один. Ведь со Свэном была такая же история. И со многими другими. Их выбросили, как отслужившее тряпье.
Но Свэн никогда не терял присутствия духа. Он был весельчак и задира наперекор всему. "Мы уже наполовину ангелы, Тэд, — любил он повторять. — Я не понимаю только одного — почему мы еще не совсем ангелы. Даже самоубийца не решился бы сесть в такую колымагу, как наши тральщики. По этому металлолому давно плачет свалка. Весь вопрос в том только, кто раньше — я или ты…"
Первым оказался Свэн…
— Ты чего, уснул?
— Что?
— Я говорю: еще виски?
Тэдди удивленно посмотрел на опустевшую рюмку и кивнул.
Клаус отошел к стойке. Тэдди рассеянно смотрел на его могучую белую спину, на сильную короткопалую руку, в которой золотой рыбой светилась бутылка.
— Слушай, Клаус, это правда, что ты тоже был звездолетчиком?
Звякнули фужеры. Красное одутловатое лицо Клауса было теперь рядом.
— Кто тебе сказал?
— Ребята…
— Свэн. Он один знал. Нет, мальчик, я не был звездолетчиком. Тогда еще не думали о звездах, хотя и называли нас громко — "астронавт".
Бармен отпил глоток из своей рюмки, тяжело оперся о стойку. Взгляд его скользил мимо Тэдди куда-то к шахматным клеткам столиков, в полутьму зала.
— Нет, мальчик, я не был звездолетчиком. По крайней мере, таким, как ты. Но человек, которого тогда еще не звали "дядюшкой Клаусом", однажды впервые в мире вступил на зыбучий песок Марса…
— Постой, постой… Ведь Гарольд Митчэлл…
— Вот именно мальчик, Гарри Митчэлл. "Техасская горилла в марсианских песках…"
Тэдди привык ко всему, но это… Кряжистый, длиннорукий гигант в форме ВМС, ослепительная улыбка, дерзкие глаза и сигарета в углу рта. И еще кровавое, неземное сияние песков, плотная черная тень за фигурой в нелепом допотопном скафандре, лишь отдаленно напоминающем очертания человеческого тела, и за квадратным стеклом гермошлема — все та же белозубая улыбка и те же глаза. Эту фотографию Тэдди вырвал из "Истории космонавтики" и повесил над своей койкой в училище, за что получил три наряда вне очереди.
— Не похож?
— Слушай, Кла… Митчэлл, но…
— Не надо, сынок. Гарри Митчэлл давно умер — теперь есть дядюшка Клаус. Так зовут меня пилоты, которые иногда забегают на мой огонек, — и мне нравится мое новое имя.
— Хорошо, Клаус, но как это случилось?
— Мы прилетели на Марс, ничего толком о нем не зная. Мы спешили обогнать русских, первыми поставить свой флаг над марсианскими пустынями. А пустыни оказались коварными…
— И что?
— Хрустальная пьявка.
— Но это же ерунда! Десять уколов Б-5 через каждые 20 минут, и все в порядке!
— Это теперь ерунда. А тогда еще не было Б-5. Тогда даже простая шизофрения была неизлечимой болезнью.
— Тебя списали?
— Конечно! Кому я был нужен такой?
— Но ведь теперь…
— Ты же сам говоришь: Б-5. Правда, чтобы вернуть меня в действительность, потребовалась чуть ли не цистерна этой гадости.
Что-то тревожило Тэдди во время разговора, что-то неотступно стояло перед глазами, но он никак не мог сосредоточиться, поймать это слово — или цифру? — нет, слово и цифру… А какая разница, ведь перед ним живой Гарольд Митчэлл!.. Живой? И словно лопнула матовая пленка, скрывающая подпись под фотографией в "Истории космонавтики":
"Гарольд Митчэлл, родился в 1968 году… умер в 19…"
— Слушай, Клаус, но…
Замешательство пилота не ускользнуло от Клауса. Несколько секунд он, словно оценивая, пристально смотрел на Тэдди, потом махнул рукой и, чуть косолапя, подошел к диораме.
— Ты видишь это небо?
— Ну, разумеется, вижу. Пока.
— Ты видишь эти красные огоньки?
Вот красных огоньков Тэдди не заметил. А их было много, этих огоньков. Они были рассыпаны по всему небу, целыми роями облепляли планеты, неровными пунктирами тянулись от Земли к звездам и часто-часто мигали, словно предупредительные маяки.
— Каждый такой огонек — это человеческая жизнь, отданная космосу. Это — могила космонавта, вернее, флаг над его могилой. Раньше я записывал всех, но кому нужны толстые тетрадки с перечислением фамилий? Да и важны ли вообще фамилии?
Огоньки краснели среди звезд, словно капли крови. Тэдди смотрел на них завороженно: алые брызги жили какой-то своей гордой и вечной жизнью.
— Вот здесь, на Марсе, у Малого Сырта, тоже горит огонек, видишь? Так вот это — могила Гарри Митчэлла…
Тэдди допил рюмку залпом, одним глотком. В груди что-то сладко заныло и сжалось.
— Послушай, Клаус, у меня голова идет кругом. Я ничего не понимаю. Умер или не умер Митчэлл?
— Прости, Заморыш. Просто, дядюшке Клаусу иногда ужасно хочется говорить красиво.
Клаус отошел от диорамы и снова оперся о стойку.
— Сам понимаешь, после этой хрустальной пьявки я практически перестал быть человеком. В то же время, когда мое бренное тело перевезли на Землю, душа моя витала в иных мирах. Ты, наверное, читал в учебниках, как это бывает. Сейчас есть Б-5, а тогда даже не знали толком, что со мной стряслось.
Клаус помолчал. Взгляд его снова блуждал по столикам.
— Надо мной, то есть над грешным телом моим, бились лучшие медицинские умы. Наконец, один профессор, имени его не помню, предложил меня ликвидировать.
— То есть как?
— А так. Гуманно, безболезненно. В целях защиты человечества от неизвестной инопланетной инфекции. У него была теория, что раньше Марс был населен, а потом все живое вымерло от какой-то эпидемии. И что я вот эту самую эпидемию подхватил…
— Чушь какая…
— Чушь не чушь, а после некоторых колебаний с ним стали соглашаться. Можно ли, говорили они, из-за одного человека, который и так, по сути дела, мертвец, жизнью всего человечества рисковать? Так-то, мальчик.
Клаус только сейчас заметил, что рюмка у пилота пуста, достал бутылку.
— Тебе с содой?
— Нет, лучше цейлонского грога.
— Ну, хорошо. Пей. Так вот тогда-то и умер американский астронавт Гарольд Митчэлл, а в одной из частных психиатрических клиник появился безвестный полутруп по имени Герман Клаус.
— Как же это удалось?
— Мои ребята, знали обо всех этих медицинских дискуссиях. Славные ребята, они не верили ни в бога, ни в черта, они тащили меня на себе с Малого Сырта и не бросили здесь, на Земле. Они выкрали меня из изолятора. Ну, а когда, наконец, появился Б-5, удалось откачать…
— Подожди, Клаус, ведь Б-5… Сколько же ты пробыл в психиатрической клинике?
— Считай сам.
Тэдди попробовал посчитать, но не смог — от смеси грога с виски шумело в голове, и он никак не мог вспомнить, в каком году состоялась первая посадка на Марс. Он виновато улыбнулся.