Алекс Паншин - Обряд перехода
— Отныне эти лошади — ваши, — сказал он. — Но не будьте слишком сентиментальны. Они — всего лишь средство передвижения, как рюкзак-вертолет, и вы будете тренироваться и с тем, и с другим. Но вы сами будете заботиться и ухаживать за своими лошадьми. Лошадь — живое существо, и, значит, сломать ее легче, чем машину…
Один из мальчиков поднял руку.
— Да, Гершкович?
Гершкович был немного удивлен, что его так быстро запомнили.
— Если лошади так плохи, то зачем нам учиться на них ездить? Вот это я хочу узнать.
Мистер Марешаль ответил даже медленнее обычного:
— Наверное, я мог бы объяснить тебе причину, но суть в том, что вы должны пройти подготовку. Эта подготовка происходит по определенным правилам, и одно из правил гласит, что вы должны уметь ездить верхом на лошадях. Но не беспокойся об этом слишком сильно, сынок. Через некоторое время ты, может статься, обнаружишь, что лошади тебе нравятся.
Он перемахнул через ограду и спрыгнул в загон.
— А теперь я собираюсь показать вам верховую езду. Самое первое дело в верховой езде — это надеть седло на ваше животное.
— Извините, но я уже умею ездить верхом. Нужно ли мне торчать тут, повторяя самые азы? — спросил один из мальчиков.
— Нет, — сказал мистер Марешаль, — ты можешь и не торчать, Фармер. Можешь пропустить все, что хочешь. Но учти один момент… Прежде, чем ты отсюда уйдешь, тебе лучше быть абсолютно уверенным в том, что ты отлично знаешь все, что я собираюсь показывать. Потому что — будь я проклят, если стану делать это снова для тебя одного. Если ты пропустишь занятие по уважительной причине, то я, так и быть, возможно, проявлю великодушие, если буду в хорошем настроении. Но если ты отстанешь по собственной вине, тебе придется выкручиваться самостоятельно.
И Фармер ответил, что он согласен «поторчать тут сегодня просто так, посмотреть, как у на пойдут дела».
Мистер Марешаль поймал в корале одну из трех лошадей, ту светло-чалую кобылу, и, медленно, показывая нам как это делается, надел на нее узду. Затем он надел потник и седло с двойной подпругой. Потом все снял и снова надел, показывая сначала.
— Ну вот, — сказал он. — А теперь вам придется попробовать самим. Разбирайте упряжь и выводите своих лошадей.
Возникла толчея. Каждый хотел найти свою лошадь, собрать упряжь и выбрать такое место, где можно было надеть второе на первое.
Простофиля оказался коричневой масти — что называется гнедой, и не очень крупный. Это был, скорее, пони, а не конь, ростом не полных пятьдесят шесть дюймов. Меня это обрадовало, потому что перед животным покрупнее я оробела бы соответственно сильнее. Но робеть было некогда: я едва успела встать в строй вместе с остальными, с упряжью по левому боку. Встав перед строем, мистер Марешаль объяснил, что нужно делать.
В первый раз получилось плохо. Я надела все туда, куда, по моему мнению, следовало, но только собралась горделиво распрямиться, как седло с лошадиной спины исчезло. Буквально секунду назад оно сидело как влитое, но — съехало, хотя я могла бы поклясться, что прикрутила его довольно туго.
Решив попробовать снова, я расстегнула чересседельник — ремень, идущий под брюхом лошади для крепления седла, поправила седло и снова затянула ремень. И в этот момент ко мне подошел мистер Марешаль.
— Дай-ка я тебе кое-что покажу, — сказал он и вдруг сильно пнул Простофилю коленом в брюхо. Лошадь издала громкое «уффф», воздух вышел, и мистер Марешаль сильным рывком затянул подпругу. Лошадь посмотрела на него, явно не одобряя. Он будет надуваться каждый раз, если ты будешь позволять, — сказал мистер Марешаль. — Ты должна дать ему понять, что ты умнее.
Седланием и расседлыванием мы занимались еще не меньше часа, пока не исчерпали дневную программу. По пути домой я спросила Джимми, что он обо всем этом думает. (В нашем челноке ехало еще полдюжины ребят.) — Марешаль мне нравится, — ответил Джимми. — Наверняка он и дальше будет о'кей.
— Он не верит во всякую ерунду, мне это тоже нравится, — сказала одна из девочек. — Значит, мы не будем терять времени зря.
С нами был и Фармер. Тот самый, который уже умел ездить верхом.
— А я время потерял, — заявил он. — Сегодня Марешаль ничего нового для меня не показал. Только всякую чепуху.
— Для тебя, может, это и чепуха, — парировал Джимми, — но остальные кое-чему научились. Если ты все знаешь, так не приходи, Марешаль же тебе говорил.
— Может, и не приду. — Фармер пожал плечами.
Пересев в горизонтальный челнок, который шел в Гео-Куод, я сказала Джимми:
— Знаешь, я немного разочарована…
— Марешалем?
— Нет, всем этим днем. Я ждала чего-то большего.
— Чего?
Я бросила на него взгляд.
— Тебе доставляет удовольствие меня подначивать, да?
Джимми пожал плечами:
— Мне просто хочется знать, что ты имеешь в виду, если ты вообще имеешь что-нибудь в виду.
— Ну так вот, мистер Умник, я имела в виду, что все это выглядело слишком уж ординарно. Слишком деловито. Лучше даже сказать — недраматично…
— Говорят, Шестой Класс всегда скучный. Месяца через три, когда мы пройдем основы, тренировки будут интересней.
С минуту мы ехали молча, пока я обдумывала сказанное. А потом заявила:
— Нет, не думаю. Держу пари, все останется по-прежнему — неважно, в каком классе мы будем заниматься. Все будет так же буднично.
— Какая муха тебя укусила?
— Никакая. Просто я больше не верю в приключения.
— Когда ты это решила?
— Только что.
— Потому что сегодняшний день не был «драматичным»? А разве поездка на Грайнау — не приключение?
— Ты считаешь, быть сброшенной в большую лужу вонючей воды — это приключение? — Я презрительно фыркнула. — А у тебя когда-нибудь были приключения?
— Нет, кажется. Но это не значит, что их не существует.
— Разве?
Джимми покачал головой.
— Не знаю, что с тобой случилось. Должно быть, у тебя плохое настроение. Кстати, готов заключить пари, что организую настоящее, крутое приключение. Только надо постараться.
— Как? — бросила я вызов.
Он упрямо замотал своей рыжей головой.
— Пока не знаю. Но держу пари, что смогу организовать.
— О'кей, — согласилась я. — Пари принято.
Корабельная Ассамблея, как и большинство других массовых мероприятий, проходит по определенному сценарию. Кто-то должен присматривать за организацией дела, чтобы всем хватило стульев, чтобы работали микрофоны, и прочее. Теоретически, этим может заниматься любой человек, на которого взвалят эту работу, но окончательные решения принимает тот, кто председательствует на Ассамблее — в данном случае мой Папа. Я думаю, он и сам был заинтересован в том, чтобы на этой Ассамблее, первой, которая проходила под его началом, все прошло гладко.
