Михаил Грешнов - Волшебный колодец (сборник)
И только когда пришло это слово, Дарин понял трагизм их положения. Воздуха в капсулах на пять часов. Прошло больше половины этого срока, пока исследователи занимались работой. Что будет через два часа с ними?..
Земер стоял темный, точно притаившийся или заснувший. Но это не был сон. Это была смерть. Она глядела стеклянными провалами иллюминаторов. За ними была вода. В шлюзовую камеру можно было проникнуть, но продуть ее, войти внутрь снаряда было нельзя — электросеть обесточена.
— Петр Петрович… — позвал Черкезов.
— Никаких вопросов, ребята, — ответил Дарин. — Положение и опасность всем понятны.
— Что будем делать?
— Думать.
Выбраться из-под километровой толщи грунта по следу, проложенному снарядом, рассчитывать было нечего: след заплавлен породой, переработанной земером. Пробить толщу каким-либо другим способом тоже было немыслимо. Плыть по туннелям в надежде как-то выбраться через них — ничего не даст: сеть туннелей и емкостей может быть на тысячу километров…
— Путь один — вверх, — сказал Анатолии. — Может быть, под куполом есть воздух.
— Вверх! — согласился Дарин.
Они поплыли вверх. Фонари торпед тускло освещали стену, казавшуюся бесконечной. Только эхо-локаторы говорили, что где-то выше горло «бутылки» сужается. «Будет ли там хоть капля воздуха?» — спрашивал себя Дарин. Ребята молчали. Они молчали потому, что молчал он. И надеялись на то, на что надеялся он.
Воздуха под куполом не оказалось. Крыша сомкнулась сразу — казалось, она плавает на воде.
— Все, Петр Петрович? — тихо спросил Черкезов.
Спроси он громче, он не выдал бы своего состояния, но в тихом вопросе Виктора звучал страх. И, наверно, поэтому Глеб крикнул:
— Как же так?..
— Тише!.. — ответил Дарин.
Они плыли под потолком. Хоть. бы где-нибудь была трещина!.. Неужели — черт возьми! — Анатолии ожесточался: неужели тупик? Он не хотел сказать слово «смерть». Ему казалось, что, если он мысленно произнесет это слово, он будет кричать, как Ильин: «Как же так?..»
— Петр Петрович — ловушка?.. — Глеб сдавал с каждой минутой.
— Будьте мужественны, — ответил Дарин.
Глеб замолк. Слышно было его прерывистое дыхание.
«Неужели нет выхода?» — твердил Анатолий. Он ни на мгновение не мог подумать, чтобы Петр Петрович погиб, что погибнет он сам, Анатолий. На минуту перед ним встало лицо Ольги: «Мучаюсь с Димкой…»
— Петр Петрович, — спросил он, — какие показатели глубины?
— Над нами семьдесят метров породы.
Семьдесят метров! Анатолий вспомнил Урбанцева, его слова о том, что капсула с фрезами может врезаться в грунт на сто, даже на сто двадцать метров. Капсула может пробить крышу над ними!.. Надежда, как молния, вспыхнула в уме Анатолия. И тут же погасла: чтобы сделать эту работу, нужно время. Нужен воздух!
Анатолий взглянул на электронный манометр — стрелка была почти на нуле. Хоть бы шанс на спасение!.. Сколько еще можно протянуть, полчаса?.. Анатолий старался не поддаваться панике, хотя чувствовал, как на спине у него между лопатками проступает холодный пот.
Тяжело дышал в капсуле Черкезов. Дарину тоже дышать было нелегко, но он сдерживался. Все четверо молчали, экономя каждый глоток драгоценного воздуха. А наверху, над песчаной крышей, — воздушный раснлеснувшийся океан. Анатолий на секунду закрыл глаза, представил глубину синего неба. Какими ослепительно привлекательными были горячий ветер, холмы!.. Снова открыл глаза — не поддаваться страху! А что делать?.. Стрелка манометра коснулась нуля. Конец?.. Руки Анатолия инстинктивно сжались на рычагах запуска капсулы — рвануться в толщу крыши, кромсать ее фрезами!
Семьдесят метров… Опять взгляд Анатолия упал на стрелку манометра. Вспомнилась другая стрелка — самописца, остановившаяся на границе зыбучих песков.
— Петр Петрович! — почти крикнул Анатолий. — Насколько мы ушли от «Вулкана»? По горизонтали?
— На двести метров, — ответил Дарин.
Вздохнул, почти всхлипнул в капсуле Глеб Ильин.
— А что? — спросил Дарин, только бы не слышать, как ребята задыхаются в капсулах. — Ты хочешь…
Анатолий не слышал его. Видел пустыню, верблюдов, погружавшихся в песок на глазах людей. Видел столб синей воды.
— Светите мне все! — крикнул он. — В купол!
Всплыл к потолку, врезался фрезами в камень. Веером брызнул щебень, пошел в глубину. Анатолий нажал на рычаги — глыба песчаника отвалилась от потолка. Вода замутилась.
— Светите!
С бешеным визгом работали фрезы.
Анатолий не слышал, как задыхались люди. Он тоже раскрывал рот, как рыба, глотая тяжелый мертвый воздух. Только бы успеть, думал он, пробить крышу! Если над ними зыбучий песок, то где-то есть выход к поверхности — есть каверна!
— Петр Петрович! — крикнул он.
— Здесь я… — ответил Дарин.
Он понимал Анатолия: погибать — так в борьбе. У него был готов приказ Анатолию дробить породу. Секунда — Петр Петрович отдал бы приказ, если бы не безнадежность: над головой семьдесят метров толщи. Дать приказ для успокоения не поворачивался язык: себя Дарин мог обмануть, ребят — нет. Шатров сам догадался, что делать. Петр Петрович благодарен был Анатолию. Юность умеет дерзать. И надеяться. Дарин прислушивался к визгу работавших фрез. Полная мощь, отметил он. Времени бы. Хоть каплю времени!..
Анатолий думал о Дарине, об Ольге. Но главное — успеть. Во что бы то ни стало успеть! Раскрошить купол, найти выход. Уже не глыбы — песок сыпался вниз. Еще, ну еще, твердил Анатолий. Сдерживал дыхание, почти не дышал, выигрывая секунды. Когда сдерживать горький воздух не стало сил, крикнул:
— Петр Петрович!
— Слышу, — ответил Дарин.
— Ильин! Черкезов!
— Я! Я!.. — отозвались ребята, точно на перекличке.
— Держитесь!
Песок сыпался желтый, как неочищенный сахар. Перед глазами плыли синие, фиолетовые круги. Мертвой хваткой Анатолий сжимал рычаги управления. Фрезы шуршали, обрушивая песок. Какое счастье, что песок сыплется вниз, в воду, иначе фрезы давно бы застопорило.
— Ребята!
Никто не отозвался.
— Черкезов! Ильин!
— Здесь… — хрипло ответил Дарин.
— Только бы!.. — мечтал Анатолий. Может быть, от одной минуты зависит жизнь. Жизни!
В висках стучало, глаза ничего не видели. Анатолий не выпускал рычагов, слился с ними — превратился в металл.
Так он сжимал их, пока сквозь красный туман в глазах не блеснуло синее небо.
— Толька мой, Толька, я же знала, что ты у меня такой!
Ольга склонилась над Анатолием, вытирала на его лбу капельки пота.
— Лежи, — говорила она. — Тебе нельзя говорить. Да ты и не сможешь. Я сама обо всем расскажу тебе.
