Зиновий Юрьев - Быстрые сны
Мне стало стыдно. Илья был прав. Но умение мыслить большими категориями – удел больших людей. Улетай я завтра на Янтарную планету, я бы и тогда убивался бы из-за того, что запутался в двух женщинах.
Я посмотрел на себя Илюшкиными глазами. Он был абсолютно прав. Зрелище не из приятных. Хныкающий идиот.
– Ладно, эмоции потом. Я тебе говорил по телефону, что они решили проделать второй эксперимент. Я спал у них еще раз.
– И как?
Илья сделал неосторожное движение ногой, и с пачки книг, лежавших на полу, взметнулся столбик пыли.
– Пошли на кухню.
Я рассказал Илье о втором эксперименте.
– Нина Сергеевна дала мне график. Вот он, я еще сам его не видел.
На листке бумаги на горизонтальной оси были отложены точки. Первые три – почти рядом друг с другом. Остальные – на все большем и большем расстоянии.
– А почему эта точка отмечена особо? – спросил Илья, показывая на шестую точку.
– Потому что в первом эксперименте ее не было. В первом было десять точек, во втором – одиннадцать.
– Чепуха! Почему именно эта? Почему вы не отметили, скажем, вторую или одиннадцатую точку?
– Не знаю, я как-то не подумал об этом.
– "Не подумал"! Господи, я всегда этого боялся больше всего. Братья по разуму протягивают нам руку и попадают в идиота!
– Можно подумать, что ты только и делаешь, что ждешь братьев по разуму.
– Юрочка, – сделал забавную гримасу Илья, – что я вижу? Ты огрызаешься? Старшим?
– Пошел к черту!
Илья захлопал в ладоши:
– Браво, Чернов! Правильно: не можешь лаять на директора школы – лай на друзей, это безопаснее.
– Илья, хочешь, я тебе врежу как следует?
– Ты? Мне? – Илья нарочито скорчился от хохота, качнулся. Стул, на котором он сидел, зловеще хрустнул, и Илья успел вскочить как раз в тот момент, когда он начал рассыпаться.
– То-то, – сказал я. – Так будет с каждым, кто покусится…
– На что?
– Вообще покусится.
– Слушай, Юраня, – вдруг сказал Илья, и лицо его стало серьезным, – ты хоть фамилию своей Нины Сергеевны знаешь?
– Знаю. Кербель.
– Вот тебе телефон. Ты набираешь ноль девять. Всего две цифры, это не трудно, уверяю тебя. А когда ответит женский голос, ты произнесешь всего три слова: «Личный телефон, пожалуйста». Со временем тебе ответит еще один женский голос. Ты скажешь: «Нина Сергеевна Кербель», и она назовет тебе номер телефона. Это не так уж сложно. Хороший попугай, если бы он мог держать трубку, сумел бы сделать это. Звони.
– Я не попугай. Я не могу.
– Почему? Ты брезгуешь? Трубка чистая, я вытираю ее ухом по несколько раз в день.
– Я с Ниной Сергеевной…
– О боже! – простонал Илья, закрыл глаза и принялся раскачиваться из стороны в сторону. – Судьба послала мне в друзья ловеласа, донжуана, казанову. Не пропустит ни одной женщины, с каждой ухитрится поссориться. – Илья вдруг пристально посмотрел на меня: – Это… это как-то связано с Галей?
Такой толстый шумный человек – и такой проницательный.
– Да, – сказал я.
– Я позвоню сам.
Он довольно быстро дозвонился до справочной и получил телефон Нины Сергеевны. Хоть бы ее не было дома, она же подумает, что это мои детские штучки. Попросить позвонить товарища. Хлопнуть портфелем по спине. Дернуть за косу.
– Нина Сергеевна? – спросил Илья. – С вами говорит некто Плошкин. У меня сейчас мой друг Юрий Михайлович Чернов, и мы как раз рассматривали график… Он сам? Он пытается вырвать у меня трубку.
Илья протянул мне трубку и некрасиво подмигнул.
– Нина… – промямлил я в трубку. Сердце билось, словно я заканчивал марафонскую дистанцию.
– Юра, вы, наверное… – Нина замолчала, и я услышал в трубке ее дыхание. – Вы, наверное, рассердились. Я не хотела обидеть вас…
– Нет, что вы! – закричал я, и Илья выразительно постучал себе пальцем по лбу. – Я не обижен.
Маленькую Илюшину кухню заливал янтарный свет. Цвет, в который красит стволы сосен вечернее солнце, продираясь сквозь сизые июльские тучи.
– Ваш товарищ что-то хотел спросить…
– Дай мне, – сказал Илья и вырвал у меня трубку. – Нина Сергеевна, у моего друга стало почему-то такое выражение лица, что я не могу доверить ему серьезные научные переговоры. Нина Сергеевна, мы не могли понять на вашем графике, почему вы новую, одиннадцатую, точку во время второго опыта поместили не в конце, например, а между пятой и шестой? – Илья слушал и кивал головой. – Ага, понял. Я так и подумал. Спасибо, Нина Сергеевна.
Илья положил трубку.
– Понимаешь, расстояние между всеми точками осталось во втором опыте точно таким же, как в первом, и новая точка, похоже, вклинилась между пятой и шестой. Гм, интересно…
Илья положил перед собой график и тихонько загмыкал. Гмыкал он долго, но ничего, очевидно, не выгмыкал, потому что повернулся ко мне и спросил:
– Есть будешь?
– А что у тебя?
– Жульен из дичи, ваше сиятельство. Также рекомендую вашему вниманию седло дикой серны и вареные медвежьи губы. Но больше всего, ваше сиятельство, мы гордимся нашим фирменным блюдом – пельменями!
– Два жульена, хам! И серну целиком. И седло и чересседельник.
– Почтительно рекомендую пельмени, ваше сиятельство.
Илья поставил на огонь кастрюльку с водой, подождал, пока она не начала бурлить, и высыпал в нее пельмени. Пельмени булькнули и утонули и сразу успокоили расходившуюся воду.
– Ваше сиятельство, как только какая-нибудь из утопленниц вынырнет на поверхность, бросайте ей спасательный круг.
Кого благодарить за такого друга, как Илья? Не знаю, чего б я не сделал ради него.
Мы ели пельмени, молчали, и я ни о чем не хотел думать.
12
Мы проделали еще два опыта. Они в точности повторяли результаты двух предыдущих, за исключением одной детали. Эта проклятая лишняя точка то появлялась, то исчезала, просто подмигивала нам с графика. Нина Сергеевна и профессор решили продолжать опыты на следующей неделе.
Я смотрел по телевизору спортивную программу. Где-то на другом конце света наши борцы припечатывали к ковру противников. Они долго толкались, упершись лбами друг в друга, пока один из борцов вдруг не хватал противника за ноги…
Галя сидела около меня. Она любит спортивные передачи гораздо больше меня, ни одной не пропускает. Я незаметно посмотрел на нее сбоку. Лицо сосредоточенное, серьезное, собранное – она и зрителем была энергичным. На ней был ее голубенький стеганый халат, который ей очень идет. Я вдруг подумал, что никогда, наверное, не видел ее неряшливо одетой или непричесанной. Галя. Га-ля. Я попробовал имя на язык. Имя было мягкое. Такое же, как и имя, которое я ей дал. Люша. Люш. В чем же она виновата? Она виновата только в том, что я пытаюсь столкнуть на нее ответственность за Нину. Нет, не я, видите ли, разлюбил ее, нет, нет, нет, это она сама виновата. Слишком заботилась о моем здоровье.
