Геннадий Прашкевич - Русский струльдбруг (сборник)
– Видите то окно?
– Которое светится?
– Да. Это окно квартиры моего брата.
– Хотите нас познакомить? Зайдем к нему?
Не может быть, чтобы не понимал! Не может быть такого!
Ладно. Я не хотел никаких объяснений. Глядя на парочку, устроившуюся на скамье, я вдруг ясно представил, как нежно и влажно поддаются губы Коры под моими губами. Когда ты захочешь. Кора была упакована в свои праздничные тряпки, как провинциальный рождественский подарок. Из него тянуть слова – как резину. Ей, наверное, были бы противны мои поцелуи.
Неужели ничего? Неужели он ничего не вспомнит?
Деревянные крылечки, палисадники, заросшие пыльной крапивой.
Мы, несомненно, находились на окраине города. Я тут раньше никогда не бывал. Черные, будто антрацитовые лужи, в которые даже при фонарях можно смотреться, как в зеркало. Где-то неподалеку ритмично ударял паровой молот. Пусть смотрит. Сама Кора совсем не смотрела по сторонам. Боже, Боже! Впрочем, Боже был для нее всего лишь фигурой речи. Никаких приступов религиозности. Зачем она затянулась в эти тряпки? Когда ты захочешь… Целовать плечи, лопатки, читать стихи на ее голой спине… Он видит только то, что видит… Кора была в отчаянии. Место мыши в амбаре, это само собой. Она мучительно хмурилась: узнай, узнай! Два задумчивых чела методично прогуливались по тротуару. Один прихрамывал, другой одергивал пиджак. Они поднимутся позже… Под утро… Они всегда поднимаются под утро…
Кора цепенела от собственных мыслей.
Я не выдержал:
– Кого они пасут?
Быть может, вспомнит?
– Вашего брата пасут? Я правильно понял?
– Наслаждайтесь, наслаждайтесь моим городом… – дрогнувшим голосом произнесла Кора. – На улицах нынче тихо…
Мы опять шли мимо террасы.
Троица там прикончила второй графинчик.
«А ты на рынок зайди, – кричал который с растрепанной шевелюрой. – Ты на рынок давай зайди!»
«Да чего я там не видел? Везде то же самое!»
«А ты загляни, загляни туда, паразит. Там куры – как куры. Я на таких курях за зиму пять кило набрал».
«Ну, ты крепкий культурник!»
– Наслаждайтесь, наслаждайтесь моим городом… – с ненавистью повторила Кора.
Она не верила мне. Ее знобило. «Надо брать венские булочки, а к ним черный чай непременно с сахаром». Плетеные стулья под шумными алкашами поскрипывали. В реальной жизни древние греки раз в год везли на Крит самых красивых девственниц – в жертву кровожадному Минотавру. До острова далеко. В плаванье выпивалось море вина, на открытых палубах творилось такое, что по прибытии в страшный порт девственницы сами требовали вина и продолжения банкета, а перепуганный Минотавр забивался в самый дальний уголок своего дворца и злобно мычал: «Здесь Лабиринт! Здесь Лабиринт, а не блядский двор!»
Сравните с мифами.
5.Прихрамывающий чел незаметно подал знак парочке на скамье.
Влюбленная парочка напряглась. Но не влюбленные это были, увидел я, а мордастые придурки, играющие пару. Один сразу развернул газету.
«Ишь, – донеслось до нас. – Снова выборы в академию».
«Ну и что?» – буркнул второй.
«Где их столько берут?»
«Кого?»
«Академиков».
Он близоруко поднес газету к глазам:
– «В числе избранных – три крупных специалиста в различных областях механики. – Мне показалось, он рассчитывает на то, что Кора и я его услышим. – Доктор математических наук Н.И. Мусхелишвили известен как создатель советской школы теории упругости, имеющей большое прикладное значение». Это хорошо, – он точно хотели, чтобы Кора и я его услышали. – «Тов. Мусхелишвили – председатель Грузинского филиала Академии наук, депутат Верховного Совета СССР». Достойные, достойные граждане нашей страны. «Н.Д. Папалекси – крупный авторитет по вопросам теоретической и экспериментальной радиотехники. Доктор технических наук М.В. Шулейкин – по радиосвязи. Доктор физико-математических наук В.П. Линник – по оптической технике».
– Ты погоди, погоди, – насторожился второй. – Граждане-то они граждане, даже и достойные, но вот фамилии… Чуешь?
Первый не ответил. Бубнил, не отрываясь:
– «Депутат Верховного Совета СССР Е.М. Ярославский является автором ряда исследований по истории революционного движения в России. Доктор исторических наук, депутат Верховного Совета Грузинской республики, орденоносец И.А. Джавахишвили – один из крупнейших знатоков истории Грузии, Армении и Ближнего Востока. Доктор философских наук Я.А. Манандян – даровитый ученый, специалист по истории Армении древних и средних веков. Доктор философских наук М.Б. Митин плодотворно работает в области истории философии и диалектического материализма». Мы гордиться должны!
– А мы и гордимся!
Я вдруг уловил мысли чела.
Звали его Павел Григорьевич.
Он уже пожалел о своем замечании насчет имен.
Сверху – они там все знают. И лучше, чем он. С этим спорить не приходится. Ненужные имена в список не попадут.
– «Академик В.П. Никитин входит в высшее научное учреждение нашей страны с фундаментальными книгами, с оригинальными теоретическими исследованиями. Его знают многие профессора, многие студенты. На учебниках В.П. Никитина вырастают советские специалисты-электросварщики». Вот какие у нас люди, – с гордостью укорил сам себя Павел Григорьевич. – «Торжественное молчание установилось в зале академических собраний. Вдумчиво слушают старые академики краткую повесть научной жизни новых товарищей. Звучит имя Владимира Николаевича Образцова. У него есть книги, у него много научных книг, но с академиком Образцовым входит в стены Академии живой, ритмический шум железнодорожного транспорта. Старая, цеховая наука пренебрежительно относилась к технике. Она не понимала, какую ценность для теоретической мысли, для теоретических обобщений представляет железнодорожное движение с его гигантским размахом, с множеством научных проблем».
Закинув голову, Кора смотрела на освещенное окно.
Вьющиеся волосы, синее платье с белым воротничком.
Ах, Рио-Рита! Свет в окне. Много печали. Даже для одинокой студентки-вечерницы. Ничто не прерывается. Может быть, может быть. На террасе шумная троица заказала бутылку ликера. Я издали увидел этикетку.
– Черт побери! Это же коллекционный ликер!
– Ну и что? – Кора холодно повела плечом.
– Datur omnibus mori.
– Что это значит?
– «Все смертны».
Бог правды. Кора снова обращалась к Богу, и снова Бог был для нее всего лишь фигурой речи. Древняя Азия… Междуречье… Боги в сапогах, похожие на сержанта Дронова… Кора умирала от ненависти. Неужели он ничего не знает? Так она думала обо мне. Неужели все зря, и свет в окне погаснет?
