Михаил Лапиков - Чепай
При всех моих непростых отношениях с этой темой, в период своего бытия женщиной Хитер Александер пела всё-таки заметно лучше, чем потом. Уж не знаю, в чём тут дело, но просто вот лучше, и всё. А если судить по реакции колоссов противника — их пилоты ещё и достаточно неплохо поняли, что именно!
— Midnight mare and blood red roan, Fight to Keep this Land Your Own, — послушный моей воле "Чапаев" перешёл на тяжеловесный галоп. Усталость и боль не исчезли, но ушли на второй план. Зрение целиком занял силуэт в прицельных засечках термен-камеры. Слух — грохот музыки.
— Sound the horn and call the cry, — последние строчки, уже не особо сдерживаясь, мы с оставшейся в далёком будущем Хитер проорали уже вместе, — It's How Many of Them Can We Make Die!
* * *Если задуматься, таран с разбегу — не самое лучшее решение. Но все мы крепки задним умом. Удар щитом в щит, подкреплённый хорошим разбегом, заставил "Судетца" потерять равновесие. Небрежный тычок в сторону отправил его на землю под тяжеловесный грохот. Неповоротливый "Оглаф" попытался достать нас копьём, но едва смог разминуться с падающим товарищем — лишь полетели в разные стороны клочья дёрна из городского пустыря.
— Follow orders as you're told, Make Their Yellow Blood Run Cold, — вся наша драка разворачивалась под непрекращающийся грохот барабанов и скрежет волынок, — Fight until you die or drop, A Force Like Ours is Hard to Stop!
Тяжёло… но вполне возможно. Удар в плечо заставил "Чапаева" содрогнуться. Чёртов "Флориан" метнул в нас одну из своих вовсе не декоративных свастик!
— Close your mind to stress and pain, — легче сказать, чем сделать, особенно после такой встряски, но серия неуверенных шагов всё же уводила нас всё дальше и дальше от кучи-малы боевых машин.
— Fight till You're No Longer Sane — вот с этим — всегда пожалуйста. Вторая метательная свастика пришлась на щит — и отрикошетила в замшелый барак. Только разлетелись фонтаном трухлявых опилок брёвна. По задворкам стремительно разбегались все способные на это местные жители. Понимание, что наша драка в черте города запросто угробит больше народу, чем мы пытаемся спасти, пришло как живительная оплеуха.
— Let not one damn cur pass by, — послушный моей воле "Чапаев" проскочил дальше к пустырям на фабричных задворках. — It's how Many of Them Can We Make Die!
Сработало!
После такого оскорбления все трое и думать забыли о железке и блокаде выхода из города. Не то внимание, что может оказаться кому-то по душе, но в сухом остатки попытки угробить одну боевую машину вместо десятков беспомощных гражданских несомненно выгоднее для всех… кроме нас!
У противника на удивление хорошо получалось с попытками нас угробить.
Захрясшая, вроде бы, в обломках барака исполинская метательная свастика прыгнула обратно в руку "Флориана" так бодро, что за ней остался настоящий след из древесной трухи и дранки.
Все три колосса разошлись полукругом — и это явно не предвещало ничего хорошего.
Первым начал "Судетец" — знакомым уже выстрелом своего годендага. Не затем, чтобы нас поразить, вовсе нет. Ему вполне хватило, что нам пришлось закрываться щитом. В следующий момент, почти одновременно, в корпус "Чапаева" ударили сразу три вражеских снаряда.
По бёдрам резанули острыми краями свастики — только брызнули фонтаном искры, как от хорошей болгарки. Наш боевой колосс покачнулся. В следующий момент, под гулкий вой реактивного двигателя, в уже покалеченную руку влетел плотно сжатый металлический кулак.
"Толстый Оглаф" выстрелил по нам своей рукой!
"Чапаев" содрогнулся. Его боль накатила мучительной волной. Сразу несколько бронированных деталей лопнули и повисли на серой псевдоплоти боевого колосса. Затем эта плоть начала рваться.
Ощущался этот процесс мучительно подробно. Музыка стихла — внутренние системы "Чапаева" сдали от нагрузок. Пара неверных шагов назад, и новый удар бросил "Чапаева" на землю.
Попытка встать, новый удар, хруст какого-то очередного здания, неловкие попытки хотя бы нашарить равновесие, очередной удар — и душная тьма перегретой термен-камеры.
— Эй! — здесь удары по корпусу ощущались как сквозь вату — но мучительные судороги после каждого удара наглядно свидетельствовали, что боевому колоссу приходится всё хуже и хуже. — Кто-нибудь! Алё!
Тишина.
В беспросветном душном мраке термен-камеры она воспринималась особенно тягостно. Казалось, настало самое время бросить нашу безнадёжно искалеченную самоходную баню и спасаться бегством.
Но…
Это же значило два трупа. Самых настоящих трупа доверившихся мне людей — и на моей же совести. А значит…
— Guard your men and children well, — плеер молчал, но знакомые слова приходили сами по себе.
— Send These Bastards Back to Hell, — попытка синхронизироваться резанула мучительной болью — всё равно, что кружку с кипятком на себя вывернуть.
— We'll teach them the ways of war, — мир вокруг изувеченного колосса воспринимался как сквозь кровавое марево.
— They Won't Come Here Any More, — неожиданная попытка "Чапаева" подняться настолько удивила противника, что ей даже не препятствовали.
— Use your shield and use your head, — неуклюжий удар щитом увяз в ответной атаке "Судетца".
— Fight till Every One is Dead, — негодник тут же воспользовался этим, чтобы вырвать некогда потерянный щит из ослабевшей руки "Чапаева" и отбросить далеко в сторону.
— Raise the flag up to the sky, — новый удар, копьём, развернул нашу искалеченную машину на полкорпуса к новому противнику. "Флориан" приближался к нам с воздетым для атаки мечом. Бешено крутящиеся ленты цепных резаков не вызывали сомнения, что этот удар станет последним.
— It's how Many of Them Can We Make Die! — ничего человеческого в этот момент во мне уже не оставалось. Чересчур многое выпало на долю "Чапаева", и чересчур щедро боевой колосс делился этими ощущениями. Хотелось лишь рвать противника на куски, хоть голыми руками, лишь бы это всё быстрее кончилось.
— It's how Many of Them Can We Make Die! — правая рука словно рассыпалась. Толстые сизые жгуты в обломках брони и белёсых разводах неопознаваемой пузырящейся жижи выметнулись навстречу "Флориану" — и впились точно в сочленения брони между плечом и корпусом. Меч проскрежетал цепями, остановился и выпал из безвольной руки противника на землю.
Из плеча "Чапаева" вместо нормальной, почти человеческой, руки тянулся пучок щупалец в разводах едкой слизи. Броню "Флориана" они ели как сорокаградусный мороз — кусок олова.
Оба спутника обездвиженного нашим ударом колосса оторопело замерли. Они такого попросту не ожидали. У меня же не было ни малейшего желания давать им время оклематься.
Попытка шевельнуть новой конечностью подтвердила, щупальца слушались моей воли не хуже руки. А значит…
