Журнал «Если» - «Если», 1992 № 02
Особенно убивала меня догадка, что Джордж и Тэкк тоже, вероятно, нашли то, что искали. Для всех нашлось место — для всех, кроме меня.
Но что же все-таки будет с Сарой, спрашивал я себя. Конечно, можно пойти в долину и выгнать ее оттуда пинками. Или можно переждать, пока она одумается, обретет чувство реальности и вернется сама (что, по моему убеждению, было совершенно невозможно, так как добровольно она никогда не вернется). Или можно, не мудрствуя лукаво, послать все к черту и пойти в город.
Споря сам с собой, я пытался убедить себя, что, избрав последний вариант, я поступаю правильно и не буду впоследствии испытывать угрызений совести. Конечно, я мог плюнуть на все и снять с себя всякую ответственность. Ведь я выполнил все условия контракта. И, что говорить, результат оказался гораздо более впечатляющим, чем я мог представить. В конечном итоге вся наша авантюра не стала погоней за мифической жар-птицей: Лоуренс Арлен Найт оказался реальным живым человеком, а не призраком; реальным оказался и изображенный в его романах галактический рай. Все были правы — неправ был только я один. Я ошибался, и, вероятно, поэтому мне и приходится теперь сидеть у разбитого корыта, в одиночестве, не зная, куда податься и что искать.
Послышалось звяканье металла, и, подняв голову, я с удивлением обнаружил, что Роско пристраивается поближе ко мне, словно желая разделить мое одиночество и составить мне компанию, заменив ушедших товарищей.
Устроившись поудобнее рядом с костром, Роско вытянул руку и тщательно выровнял ладонью на земле небольшую площадку. Я завороженно наблюдал за ним, гадая, какой фортель он выкинет на этот раз. Задавать вопросы было бессмысленно: разравнивая землю, Роско продолжал нашептывать себе под нос несвязную тарабарщину.
Указательным пальцем он осторожно прочертил в пыли угловатую линию, а затем добавил к ней несколько непонятных значков. Приглядевшись, я стал понимать, что он пишет какую-то математическую или химическую формулу — ее смысл я не улавливал, но некоторые символы мне оказались знакомы.
Наконец, я не вытерпел и заорал на него: «Черт возьми, что это значит?»
— Это, — отозвался он, — лето, где-то, вето, нетто, спето.
И снова начал выводить знаки в пыли. Писал он уверенно, не испытывая даже секундного замешательства, будто достоверно знал, что он делает и какой смысл несут эти формулы. Он полностью заполнил знаками участок, тщательно стер написанное, и снова продолжал писать с тем же усердием.
Затаив дыхание, я следил за его движениями, сетуя, что не могу понять, что он хочет мне объяснить. Все же, несмотря на кажущуюся комичность его поведения, я догадывался, что за его усилиями стоит нечто действительно важное.
И вдруг он застыл, его палец уткнулся в песок, больше не выводя знаков.
— Пэйнт, — промолвил он.
Я ожидал услышать привычный набор соответствующих рифм, но, к моему удивлению, его не последовало.
— Пэйнт, — повторил Роско.
Я вскочил на ноги, и Роско, поднявшись, встал рядом со мной. Пэйнт резво сбегал вниз по тропе, выделывая на ходу грациозные па. Он был один, без Сары.
Покачиваясь на полозьях, он остановился перед нами.
— Сэр, — заявил Пэйнт, — докладываю о возвращении и готовности к исполнению новых приказов. Хозяйка велела мне поторопиться. Она прощается с вами и передает, что молит Господа хранить и оберегать вас. Смысл сего высказывания не доступен моему скудному уму. Она также сказала, что надеется на ваше благополучное возвращение на Землю. Простите за глупый вопрос, сэр, но мне не понятно, что такое Земля.
— Земля — это наша родная планета, моя и Сары, — ответил я.
— Прошу Вас, досточтимый сэр, не окажете ли вы мне честь взять с собой на Землю меня.
Я недоуменно покачал головой.
— Что тебе нужно на Земле?
— Мне нужны вы, сэр, — торжественно заявил Пэйнт. — Мне нужен человек, способный на сострадание. Вы не бросили меня в минуту опасности. Вы пришли, не поддавшись испугу. Вы оказались настолько любезны, что вызволили меня из досадной и позорной западни, в которой я оказался. Теперь ничто не заставит меня добровольно расстаться с Вами.
— Спасибо за лестную оценку, Пэйнт, — поблагодарил я.
— Тогда, если позволите, я буду сопровождать вас.
— Нет, этого я позволить не могу… У меня для тебя другие планы.
— Я с готовностью выполню любые ваши пожелания, чтобы отблагодарить за мое спасение, но, добрый Человек, мне так хочется быть с вами!
— Ты должен вернуться назад, — твердо сказал я, — и дождаться Сару.
— Но ведь она ясно сказала: прощайте!
— Ты будешь ее ждать, — отрезал я. — Я не хочу, чтобы она вернулась из долины и не нашла никого, кто мог бы помочь ей на пути назад.
— Неужели вы думаете, что она вернется?
— Не знаю.
— Но я все равно должен ее ждать?
— Совершенно верно, — сказал я.
— Если Вам, добрейшему из живых существ, — уныло сказал Пэйнт, — так хочется, чтобы она вернулась, почему бы Вам не пойти в долину и не попробовать ее уговорить…
— Да не могу я этого сделать, — взорвался я. — Какой бы дурой она ни была, она тоже должна воспользоваться своим шансом. Как Джордж и Тэкк.
Я сам был удивлен тем, что сказал. Нужно было принять решение. И вот, наконец, оно пришло — без размышлений, без колебаний — это был выход, продиктованный не логикой, а наитием. Словно не я, а кто-то другой наперекор моей воле принял это решение за меня. Может быть, это сделал Свистун. Подумав о нем, я сразу вспомнил его настойчивые уговоры не вмешиваться, не ходить в долину, чтобы вызволить Сару. Обескураженный, я размышлял: сколько же себя оставил во мне Свистун перед исчезновением…
— В таком случае я возвращаюсь, — вздохнул Пэйнт, — преисполненный грусти, но покорный.
Он уже развернулся, чтобы уйти, но я остановил его. Взяв винтовку и боекомплект, я снова привязал их к седлу.
— Оружие она оставила вам, — запротестовал Пэйнт. — Ей оно не нужно.
— Если надумает вернуться, оружие ей пригодится, — ответил я.
— Она никогда не вернется, — объявил Пейнт. — И вы знаете, что она не вернется. Ее глаза так сверкали, когда она проходила через ворота.
Мне нечего было ему сказать. Я молча стоял и наблюдал, как он развернулся и медленно зарысил по тропе, надеясь, видимо, что я вдруг передумаю.
Но я не передумал.
Этим вечером, устроившись у костра, я вскрыл шкатулку, которую прихватил со стола в халупе Найта.
Я шел весь день, и каждый мой шаг сопровождало неприятное ощущение постороннего присутствия, причем этот некто уговаривал меня повернуть назад, и его беззвучный зов был так настойчив, что я ни на минуту не усомнился в реальности его существования. В постоянном противоборстве с этой силой я старался понять, кто же за ней стоит (у меня не было и тени сомнения, что это был именно кто-то, а не что-то). Может быть, это была Сара — чувство, что я должен что-то для нее сделать по-прежнему не оставляло меня, хотя максимум, чем я мог ей помочь — это попытаться дождаться ее возвращения. Или, может быть, это были проделки Свистуна: возможно, что-то скрывалось в глубинах моего разума, встроенное туда Свистуном, и те несколько мимолетных мгновений нашего последнего контакта заставляли меня, как марионетку в кукольном театре, подчиняться чьей-то посторонней воле? Или, может быть, все дело в Пэйнте? Ведь я сыграл с ним злую шутку, поставив задачу, которую не мог, точнее, не хотел выполнить сам. Наверное, думал я, нужно вернуться и сказать ему, что я освобождаю его от ответственности, которую на него возложил. Я старался избавиться от неприятных мыслей, связанных с Пэйнтом, но у меня постоянно возникала перед глазами картина, где Пэйнт по прошествии тысячи (или даже миллиона) лет, если, конечно, он был способен столько прожить, все еще стоит, как стойкий оловянный солдатик, на страже перед фасадом классического дворца, терпеливо ожидая того, чему уже никогда не суждено произойти; стоит непреклонно верный слову, данному столетия назад, послушный приказу, неосторожно сорвавшемуся с губ жестокого человека, который сам уже давно превратился в прах.
