Эллис Питерс - Святой вор (Хроники брата Кадфаэля - 19)
- Мне нужно тебе кое-что сообщить, - сказал Бенецет Даални, которая сидела с ребеком подле одного из факелов. - Нынче вечером за твоим Тутило начнется охота, и лучше бы ему избежать ее. - И Бенецет рассказал девушке все, что подслушал. - Ты уж, пожалуйста, предупреди его, - сказал он дружеским тоном. - Пусть поостережется. Возможно, это явится лишь отсрочкой, но и отсрочка бывает весьма кстати. Надеюсь, у него хватит ума что-нибудь придумать или, скажем, убедить свидетеля изменить показания. Сама посуди, зачем мне желать этому парню худшей беды, чем он сам на себя накликал?
- Тутило не мой, - сказала Даални. Однако она положила ребек плашмя на колени и пристально посмотрела на Бенецета. - Ты сказал мне правду?
- Что же еще? Сама слышала, о чем тут болтают, дело худо. А ты сегодня свободна как птичка и всегда успеешь вернуться в свою клетку. Впрочем, поступай как хочешь, но я на твоем месте предупредил бы парня об опасности. А сам я сейчас прямиком в город, покуда можно. Короче, я ничего тебе не говорил, ничего не знаю.
- Тутило не мой, - повторила Даални почти безразличным тоном, все еще сомневаясь.
- Как бы то ни было, он боится поднять на тебя глаза, хотя явно не прочь, - заметил Бенецет, ухмыльнувшись. - Оставь его им на съедение, если хочешь.
Девушке этого вовсе не хотелось, и Бенецет все отлично понимал. Он был уверен в том, что еще до окончания вечерни, если не раньше, Тутило будет предупрежден о грозящей ему опасности.
Направляясь обедать в покои аббата Радульфуса, субприор Герлуин, весьма польщенный приглашением на трапезу в обществе столь высоких особ, увидел перед собой посреди монастырского двора робкого просителя в лице потупившего взор брата Тутило, который испрашивал у него дозволения отлучиться из аббатства, дабы нанести визит к леди Донате в Лонгнер.
- Отец, эта леди снова просит меня прийти и поиграть для нее, как в прошлый раз. Будет ли на то ваше дозволение?
Все мысли Герлуина были поглощены предстоящей трапезой, и он обдумывал доводы в свою пользу, касающиеся его претензий на святую Уинифред. Кроме того, ему ни слова не сказали ни об имевшихся подозрениях, ни о том, что нынче вечером в монастырь должен прибыть главный свидетель. Поэтому Тутило получил испрашиваемое дозволение без особого труда. Совершенно открыто, ничуть не таясь, он вышел из ворот аббатства и направился по тракту через Форгейт, на тот случай, если кто-либо следит за ним и желает удостовериться, что юноша идет в надлежащую сторону. Ушел Тутило совсем недалеко, разумеется не в Лонгнер, но на вполне достаточное расстояние, дабы избежать непосредственной угрозы. Юноша никоим образом не рассчитывал на то, что беда пройдет стороной, когда Альдхельм ни с чем возвратится домой, - Тутило вовсе не был столь наивен и готовился встретить то, что ему уготовила судьба. Но всему свое время. А сегодня он чистосердечно радовался тому, что беды удалось избежать.
Известие о том, что птичка, которую брат Жером столь жаждал, уловить в силки, упорхнула и теперь находится на безопасном расстоянии, шло по аббатству своим чередом и достигло наконец ушей личного писца приора Роберта. Брат Жером прямо-таки позеленел от досады и злости. Он заключил, что едва ли можно надеяться на справедливый суд, в том числе и суд небесный, ибо диавол не дремлет и постоянно печется о своей выгоде.
Должно быть, из-за избытка желчи Жерому стало плохо, так как весь вечер его никто не видел. Не то чтобы это осталось без внимания. Однако приор Роберт вспоминал о своем личном писце лишь в том случае, если ему нужно было послать Жерома с каким-либо поручением или если ему требовалось его подобострастное присутствие, которое самым целительным образом восстанавливало душевное равновесие приора, когда кто-либо наносил оскорбление его приорскому достоинству. Монахи же большей частью сторонились Жерома, а в его отсутствие отдыхали душой, благодарили небеса и забывали о нем. Послушники и ученики, в свою очередь, всячески старались держаться от него подальше, когда это было возможно. Поэтому до самого повечерия, на котором брат Жером так и не появился, никто его не хватился и не забеспокоился - была охота! Тем не менее после службы субприор Ричард, по-доброму относившийся даже к тем, кого недолюбливал, заволновался и пошел искать Жерома. Он нашел его в общей комнате. Тот лежал в постели совершенно больной - бледный, дрожащий, с диким взглядом.
Вообще говоря, в этом не было ничего удивительного, ибо брат Жером часто страдал желудком, - ну разве что на этот раз приступ оказался особенно сильным. Брат Кадфаэль принес Жерому теплого питья и крепительную микстуру для желудка, после чего больного оставили в покое.
И все же это событие едва ли могло оказаться более значительным, чем ожидавшееся нынче ближе к ночи. За эти полчаса после повечерия все сомнения могли разрешиться. Однако молодой пастух из Аптона, долгожданный свидетель, который должен был открыть истину, что-то задерживался.
Гости аббата чинно разошлись, Реми и граф Роберт, мило беседуя, направились в странноприимный дом. Бенецет вовремя вернулся после своей прогулки в город и был готов служить своему господину, а графа с готовностью поджидали два его сквайра. Даални сидела в комнате для женщин и расчесывала свои длинные волосы, прислушиваясь к болтовне вдовы купца из Уэма, которая, следуя по пути в Уэнлок, остановилась на ночь в странноприимном доме аббатства. Все в аббатстве готовились ко сну.
Альдхельм так и не пришел. Не вернулся в монастырь и Тутило, ушедший вечером в Лонгнер к леди Донате.
Распорядок церковных служб шел своим чередом, невзирая ни на какие болезни или проступки, - ровно в полночь, как и во все предыдущие дни, в общей комнате пробил колокол, зовущий братьев к ночной службе. Монахи встали и, протирая глаза, направились по внутренней лестнице в церковь. Кадфаэль, которому было достаточно одного усилия воли, чтобы мгновенно проснуться или уснуть, любил особенную торжественность ночных служб, когда в бездонной глубине темного нефа над головой тонет колеблющийся свет свечей и кажется, что он устремляется в бесконечность. Кроме того, в такие полночные часы земная тишина придавала особую красоту тишине космической, когда малейший шорох, нарушавший течение молитвы, казалось, потрясает основания земли. Об этом Кадфаэль и размышлял в перерыве для медитации между молитвами и прославлением. И тут он услышал слабый, короткий скрип двери, ведущей в церковь из монастыря. Слух у Кадфаэля был весьма чуткий и еще не ослаб с годами. Наверное, кроме него, никто этого скрипа и не расслышал. Должно быть, кто-то вошел в церковь, очень осторожно, и теперь затаился, не решаясь пройти в хор, чтобы не прервать вторую службу этого дня. Вскоре тихий, придыхающий голос, шедший со стороны входа, осторожно присоединился к общему хору.
