Нелл Уайт-Смит - Лис, который раскрашивал зори (сборник)
Мужчина был невысок. Среднего телосложения, зрение его изрядно подпортила бумажная работа. Он несколько горбился. Тойя обратил внимание на то, как сидели на нём рубашка и жилет, и пришел к выводу, что из механики в нём были нижние рёбра и часть позвоночника. Исходя из этого, мастер Райяк сделал некоторые, весьма поверхностные прикидки в области генома, и, почти невольно перебрал пальцами. Женщину это испугало, поглядев на его руки, она будто оцепенела на мгновение, а потом, собравшись с духом, попыталась расслабиться, или, хотя бы, принять более свободную позу, но ей это не удалось.
Она была высокой. Стройной, очень худой. Кожа бледная, глаза тусклые, груди маленькие, их почти не было видно. Платье она одела белое, простого покроя. Украшений на нём совсем не имелось, и из-за этого всего женщина производила впечатление больной.
Её механические волосы, приглаженные назад, выглядели, словно забранными в хвост, но в действительности это было, конечно не так: тонкие линии волос уже сразу около головы были перехвачены железной клешнёй динамического поддерживающего механизма. В нём были встроены насос, помогающий разгонять и разогревать ликру в волосах, и отправляющий её дальше в оранжереи. Каждый волос этой женщины в гибком защитном коробе. Каждый волос. На её волосах зарабатывали так много денег так много механоидов… конечно, она не могла распоряжаться своим телом и геномом.
Эта женщина всю жизнь провела в этой комнате, и здесь она окончит свою жизнь.
Три поста охраны отделяют её от остального мира, шесть тяжелых дверей, а она сама по себе закрытая для всех кроме своего любовника дверь.
Но у Центра были отмычки к каждой двери в мире − так говорили, и говорили правду. Даже если госпожа Линн, носительница этого драгоценного гена − механических волос − не могла иметь детей, у Центра была на это отмычка − тойя. Механоид, способный по своему желанию моделировать геном младенцев, которых он вынашивал. У тойи не было первичных половых признаков в привычном смысле этого слова. Для зачатья ему нужен был только образец генома − кровь, слюна, волосы… но для контроля − постоянный контакт. Поэтому Центр настаивал именно на браке.
На браке тойи, его мужа, носителя подавляемых генов в данном случае − господина Венда и на браке его жены, носительницы подавляющих генов − госпожи Линн.
Волосы госпожи Линн − это своеобразное сердце оранжерей − зёрна вызревают только благодаря её ликре. А значит оранжереи неизбежно закажут ещё таких же механоидов как Линн. У Центра ко всему есть отмычка. И эта отмычка − выгода.
Тойя сел напротив своих будущих супругов за низкий кофейный столик, подождал, пока бессловесная личная сотрудница разольёт по изысканным фарфоровым чашкам чай. Он уделил посуде внимание − лаконичная, но очень тонкая ручная роспись, костяная глина, блюдце, словно кружево из фарфора и серебра. Чай был изумителен, а мастера Райяка сложно было впечатлить чаем. Тойя кинул скупой взгляд на хозяев комнаты и заговорил:
− На моём прошлом назначении, я работал с парой из крылатого легиона. Они защищали шахтерский городок у стратегической разработки редкоземельных металлов. Город был атакован, и моя супруга погибла, защищая воспитанников работного дома. Здание сгорело. Она вывела детей, но сама не успела покинуть дом. В то время, наше дитя уже было зачато, − тойя сделал паузу, и вновь поднял светлые, почти белые глаза на Венда и Линн, но взгляд этот был всё таким же скользящим, невнимательным, он продолжил, − когда тело моей супруги нашли, его поместили в ледник. И я всё время, до рождения малыша, ласкал её труп теми же руками, которыми буду касаться вас обоих. Я делал так для того, чтобы эмбрион сформировался верно. Мой супруг увидел рождение малыша. К сожалению, это было последним, что он видел. Я сказал вам об этом, чтобы вы понимали: ни ваша ни моя смерть не убережет вас от исполнения решения Центра. Ваш особый геном, госпожа Линн, должен быть передан дальше, и он будет передан дальше. Между тем, я уважаю вас, и больше этого − ваше общее с господином Вендом чувство, частью которого мне никогда не стать, и потому, я не сниму перчаток, пока вы не захотите этого, − заверил он их, и впервые прямо посмотрел на обоих. Женщина сжала руку мужчины, а тот стиснул зубы. Тойя сделал ещё один, очень маленький, глоток, и заговорил опять, − скажите, через все эти двери, через охрану, стены, через засовы и замки − вы чувствуете ненависть, которую испытывает к вам город? Вы чувствуете, как те, кто живут здесь − злятся на вас за то, что вам дано друг друга любить? Как они, обвиняют вас за глаза в своём несчастии, что заключили свои браки из чувства долга, невзаимной скоротечной страсти, страха одиночества, или по причинам, которые они сами даже не в силах понять, а вы − любите? Вы ощущаете на своей коже то, как эта ваша страсть оскорбляет их чувство справедливости? Вы ощущаете то, как желает этот город для вас трагедии? Не потому, что эти механоиды злые. Ваша боль так легко сможет оправдать для них горе, в котором вы не виноваты. Мир станет для них несколько справедливей, если вас постигнет беда. Это докажет, что вы ничуть не лучше их, − тойя встал, и снова одел шляпу, − я здесь потому, что презираю таких, как они. И я хочу, чтобы такие как вы − жили сейчас и впредь.
Вечером очень болела кожа. Перепад температур и давления, который произошел за время пути и недолгая прогулка оказались слишком большим для неё испытанием. Тёплая ванна не помогла. Мастер Райяк не хотел, чтобы новый сотрудник касался его в первый же день, и пытался обработать себя обезболивающим раствором сам, но во время очередного приступа выронил губку, чуть не упал сам…
Засыпая, он был ещё в объятиях уходящей боли, небольшой масляный светильник пускал разноцветные блики через витражный абажур и на потолок, вверх… рядом был баллон с кислородом, закреплённый на нём респиратор − на случай кошмаров.
Здесь же, не далеко − аппарат для очистки ликры, с иголками вместо клапанов − у тойи не было привычных для механоидов анатомических средств очистки. Только иглы, лишь боль. Паренёк тихонько напевал северные колыбельные песни, голос у него был ясный, и в нём жила память о полярных сияниях…
Через несколько недель, осень уже вступала в свои права. Утром, когда мастер Райяк вышел из лома, в городе было тихо.
Механоиды и механизмы уже были узнаваемы для тойи. С лавочниками, почтальонами, ближайшими соседями он свёл первые знакомства. Развешивались ярлыки, заполнялись картотечные данные.
Выйдя из дома в половину десятого, мастер Райяе отдал знак приветствия хозяйке лавки сладостей на первом этаже дома, в котором он жил, и передал привет её супругу − механику ликрового снабжения этого квартала. Помогавший ей в лавке паренёк, воспитанник работного дома шестой ступени, был сыном хозяйки лавки ароматных свечей, что была тремя кварталами дальше, и клерка, оформлявшего заказы на привозной чай: это было очевидно из цвета кожи мальчика, разреза его глаз и механики локтевого сустава.
