Евгений Прошкин - Магистраль
— Чего пригорюнился? — спросил Лопатин, выходя на улицу. — Ирину жалко?
— Кого?… А-а… Нет, все-таки, Василь Вениаминыч, я считаю этот тест вредным, — сказал Олег.
— Ну вот… — хмыкнул шеф. — Ты уже имя-отчество сокращать мне начал. Недолго твоя лояльность продержалась… Ничего, вам с Прелестью простительно. А второго сорта мне не надо. Плюнь ты на эту Ирину, слышишь, Шорох? Недельку поквасит, реабилитируется, и будет нормальная гражданка. Как ты их?… «Замурованные»? Будет себе жить, а мы будем о ней заботиться — о ней и обо всем человечестве.
— Еще о времени и о Земле… — отрешенно добавил Олег.
Время близилось к одиннадцати, утро было холодным и ясным. На земле лежал свежий снег, тот самый, которому вчера так радовалась Прелесть. По снегу, почти не оставляя следов, шли люди, и каждый их шаг был уже сделан.
Синий «Вольво» медленно катился к перекрестку — внутри пела юная Пугачева, Лопатин постукивал пальцами по рулю, Шорохов тряс пустую зажигалку, а вокруг двигалось и жило человечество.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
НИЧЕГО ЛИЧНОГО
Солнце поджаривало макушку и кажется, этот процесс близился к завершению Шорохов подумал, что если какой-нибудь шалун сбросит ему на голову яйцо, то оно не растечется а сразу прилипнет шапочкой-глазуньей. Кроме того, что Олег устал и не выспался, он еще был зверски голоден.
Докурив, он вылил в рот остатки кока-колы и поболтал пластиковой бутылкой, соображая, куда бы ее деть. Потом осознал, что бутылка куплена здесь же, летом двухтысячного, и зашвырнул ее на газон.
«Все ваше останется у вас». Жидкость он, очевидно, перенесет с собой, но это еще не вторжение.
Олег откашлялся и взял новую сигарету. От курева уже тошнило, но отираться возле чужого дома совсем без всякого дела было неловко. Его и так наверняка успели принять за угонщика пасущего чью-нибудь тачку, благо достойных автомобилей во дворе стояло много. По вечерам их не менее достойные владельцы собирались в хоккейной коробке и играли в футбол. Родные спортивные костюмы, кроссовки за триста долларов и огромные колышущиеся мамоны — зрелище столь же смешное, сколь и жуткое.
Днем поле оккупировали подростки — еще без животов, но уже с амбициями. По воротам долбили со всей силы, сетка над бортиком давно выгнулась и порвалась, и мяч периодически вылетал на детскую площадку. Детей там почти не было — в основном собаки. Некоторые тут же забывали про палку и бросались за мячом. Одна — симпатичная, но невоспитанная колли — была особенно активна. Ее хозяйка, квелая старушка с фиолетовыми волосами, что-то визгливо выкрикивала и стегала себя по юбке поводком, но псине эти внушения были до лампочки. Колли первая догоняла мяч и начинала с ним возиться — футболисты тихо ее материли и выразительно поглядывали на старуху.
Кто-то не выдержит, пнет собаку в бок, и та укусит его за ногу.
Собака привитая, но дело не в этом. В рану попадет грязь, и у ребенка незаметно начнется заражение крови, а когда не слишком заботливые родители это все же заметят, окажется поздно.
Он потеряет правую ногу и в десять лет встанет на протез. В две тысячи сороковом году, когда появится синхронизатор, ему исполнится пятьдесят.
С точки зрения статистики, его жизнь сложится удачно: нормальная работа, нормальная жена, нормальный сын. Не хуже, чем у людей. Однако психическая травма останется с ним навсегда. Все эти годы он будет видеть во сне, как бежит, плывет или едет на велосипеде.
Раздобыв синхронизатор, он, не задумываясь, вернется к тому дню и тому укусу.
В интервале с 14.00 до 16.30, так говорилось в ориентировке.
Точное время указано не было, и Олег прибыл заранее, в итоге к четырем часам он выкурил целую пачку и заработал на солнце такую мигрень, что звенело в ушах.
Нарушителя он уже вычислил, для этого много ума не требовалось. Мужчина — седой, неторопливый в движениях — степенно подошел к лавочке между деревянной горкой и огороженным полем. Он не хромал, разве что ступал на правую ногу чуть осторожней. Усевшись, он раскрыл кожаную сумку и вытащил из нее газету. Это было в начале третьего. На газету за все два часа мужчина даже не взглянул.
Шорохов был уверен, что справится, но опасался какого-нибудь фортеля при свидетелях. Оператор, в отличие от нарушителя, должен компенсировать вторжение, не наделав попутно десяток других.
У Седого было достаточно времени, чтобы себя проявить, но он оставался на месте и не выказывал к мини-футболу никакого интереса. Лишь изредка, услышав дружный разочарованный вопль, он оборачивался к коробке и следил за тем, кто пойдет подбирать выкатившийся мяч.
Старушка увлеклась беседой с молодой мамашей, и собака оказалась предоставлена самой себе. Бегая за мячом, она развеселилась уже сверх всякой меры — подпрыгивала, заливисто лаяла и норовила ухватить кого-нибудь за штаны. Пока еще в шутку.
Срок пребывания Седого в двухтысячном году истекал через двадцать минут, и Олег понял, что конкретного плана у нарушителя нет.
А может, сегодня ничего не случится?
Мужчина посмотрел на часы и подобрал с земли не то комок глины, не то обломок кирпича. Спустя пару секунд мяч в очередной раз пролетел над воротами и ударился о качели. Колли понеслась вдогонку, и в этот момент Седой, размахнувшись, что-то метнул ей в спину — видимо, все же камень. Собака остервенело гавкнула и устремилась к нему. Мужчина снял с плеча сумку и встал.
Конфликта еще можно было избежать, это понимал любой, кто сам не глупее собаки, но целью Седого был как раз конфликт. Шагнув навстречу, он хлестнул колли газетой и пихнул ее ногой в морду Правой, разумеется. Не стерпев обиды и, кстати, выяснив, что обидчик не так уж опасен, псина цапнула его за лодыжку.
— Вы что это?! — заверещала старуха. — Джуди, фу!.. Вы зачем ее бьете? Вы больной?…
— Ее не бить, ее убить надо!
— Точно, больной… Джуди, фу! Джуди, ко мне! Развелось маньяков… — Поймав колли за ошейник, старушка пристегнула поводок и потащила ее с площадки.
Нарушитель бросил газету на лавку и снова сел. Он был по-настоящему счастлив.
Облегченно вздохнув, Олег вошел в запримеченный подъезд со сломанным домофоном и поднялся на самый верх. Пятнадцати минут должно было хватить.
Переместившись назад, он вызвал свой же неприехавший лифт и вдруг услышал на лестнице грохот. Это было похоже на шум упавшего шкафа или на выстрел. Мебель последние три часа не проносили…
Шорохов немного подумал и от греха вернулся еще на пятнадцать минут. Перемещение в жилом доме было рискованным, зато не затягивало операцию. Если бы Олег каждый раз мотался в бункер или искал какие-то глухие места, служба превратилась бы в сплошные разъезды и брожение по чердакам. Что же до свидетелей, то их пока не было, а тех, что могли появиться в дальнейшем, ожидал импульс из мнемокорректора.
