Михаил Ахманов - Бойцы Данвейта
Резкий голос Ришара заставил его очнуться.
– Я уточню детали операции с Планировщиком, – произнес Адмирал. – Учитывая переговоры с Широй и Таном, отбор экипажей и десантников, подготовку снаряжения и УБРов, мне нужно для разработки планов два-три дня. Все вы, разумеется, уже исключены из графика патрулирования. Уточненные задания получите вечером. Будут толковые мысли, прошу сообщить. – Ришар вскинул руку в салюте. – Сейчас – свободны!
Пять капитанов поднялись и дружно отсалютовали. Вальдес спустился вместе со всеми на первый этаж, вышел на ступени лестницы и поднял лицо к небу. После сумрачной камеры утро Данвейта казалось особенно праздничным и ярким: солнце сияло как медный начищенный щит, плыли под ним пуховые облака, метались в кронах деревьев пестрые плуми, и серебристый патрульный корабль стремительно уходил в небесную синь, растворяясь в ее победном блеске. Чего-то, однако, не хватало; не доносились с крыши стук бильярдных шаров и возгласы играющих, не звенели раздаточные автоматы в пивной, не торопились к реке полунагие купальщики, и над площадью, в перекрестье голографических лучей, мерцал экран, по которому снова и снова проплывали имена погибших. Сотни полторы народа, собравшись небольшими группами, маялись у казарм, стояли в угрюмом молчании или тихо переговаривались друг с другом. Капитанов окружили. Необщительный Асаи махнул рукой – мол, пропустите, камерады, – и исчез за деревьями. Жакоб, Татарский и Прохоров что-то объясняли, изображая на пальцах маневры, атаки, обходы и фланговые удары. Вероятно, до слушавших их патрульных дошло главное: Конвой Вентури будет отомщен. Теперь площадь не молчала и не шепталась – над ней перекатывался грозный гневный гул.
Вальдеса хлопнули по плечу. Он повернул голову – рядом стоял Птурс, а в нескольких шагах, будто не решаясь подойти, застыла Инга.
– Что решили, капитан?
– Атакуем Крысятник. Думаю, дня через три.
– Значит, все-таки врежем жабам! Это хорошо! Через три дня, говоришь? Тогда я отправлюсь в город. Магистраты запросили помощи – боятся, как бы народец не выпустил дроми потроха. Мы подежурим в их анклаве… большая группа пойдет, сотни две бойцов. – Оглянувшись на Ингу, Птурс добавил: – Пожалуй, твою красавицу тоже возьмем. Чего ей тут бездельничать? Полеты Конвоев приостановлены.
– Она не моя, – сухо промолвил Вальдес.
– Это, брат Серега, не тебе решать. – Птурс запустил пятерню в мощную поросль на груди и со вкусом почесался. – Не мы выбираем – нас выбирают… Бабы, они такие! На кого глаз положат, того захомутают непременно. Ты уж поверь моему жизненному опыту и не трепыхайся.
Лицо Вальдеса окаменело.
– Коммаидер Раков! – негромко произнес он.
– Я! – Птурс подобрал живот и вытянул руки по швам.
– Вы обратились с просьбой насчет отбытия в город.
– Так точно, сэр!
– Разрешаю. На трое суток. Надеюсь, вы вернетесь трезвым и будете готовы к немедленному вылету.
– Слушаюсь, мой капитан!
Птурс ретировался к Инге, облапил ее за плечи и повел с площади, оглядываясь на Вальдеса и что-то втолковывая ей на ухо. Вальдес направился в казарму, благо она была в другой стороне. Коридор первого этажа был пуст. Он заглянул в жилой отсек Светлой Воды – никого. Сунулся к себе, постоял, оглядывая комнату. Она была небольшой, но уютной, и находиться тут было куда приятнее, чем в кубрике «Ланселота». Койка на гравиподвеске, стол, мягкие кресла, ковер, кабина с душем и прочими человеческими удобствами, за окном – синева и зелень… Вдобавок на стене висел большой экран, и это тоже было окно, однако в другую, не-данвейтскую реальность. На экране плескался Тихий океан, но стоило лишь щелкнуть пальцами, как ширь морская раздвигалась, и волны уступали место лицам родителей, сестер и братьев.
Вальдес щелкнул, полюбовался на родню, решил, что обе сестренки у него красавицы, а братья – бравые парни; затем попросил прощения у отца и мамы – на тот случай, если не судьба ему вернуться из разгонной шахты. Что вполне могло произойти, если дроми похитрей, чем думается Монтегю Ришару, и приготовили что-нибудь каверзное. Тут ему вспомнилось, как поучал он Ингу под деревом хтаа – не хотеть, не желать, не требовать, а думать лишь о том, как выполнить приказ, и верить отцу-командиру. Это его успокоило. Как-никак, на этих истинах стоял весь звездный флот, и вбили их Вальдесу в самом нежном возрасте.
Он вышел в пустой коридор, миновал арки столовой, сауны и кают-компании, спустился на гравилифте на подземный уровень и минут десять наблюдал, как сервы-работники загружают в нижний шлюз «Ланселота» обоймы снарядов. По тоннелю с полукруглым сводом плыли от склада платформы с ребристыми темными дисками, поворачивали к сидевшим в шахтах кораблям, к «Ланселоту», к «Сиду» Жакоба и «Ячменному Зерну» Криса Дикинсона, и замирали у их округлых корпусов, казавшихся здесь, внизу, стальными толстыми колоннами. Сервы у разверстых шлюзов трудились быстро и бесшумно, не обращая внимания на Вальдеса; слышался только тихий звон, когда обойма входила в паз зарядного блока. Динь-донн, динь-донн, динь-донн… Чрева кораблей наполнялись снарядами, и они, поглощая обойму за обоймой, словно благодарили за эту смертоносную пищу.
Метрах в семидесяти от трех бейри, чьи экипажи жили в одной с Вальдесом казарме, тоннель вливался в широкий коридор, который шел к мастерским и арсеналу. Его стены, пол и потолок, как у всех подземных коммуникаций базы, были облицованы сероватой, равномерно светившейся керамикой, не собранной из отдельных частей, а цельной, монолитной, точно лава, извергнутая вулканом и застывшая на горных склонах. Внизу тянулась полоса субстанции, что покрывала дороги в верхнем мире, и над ней парили контейнеры и платформы с грузами. По обе стороны от этой транспортной ленты сновали служилые сервы, которых на базе имелось столько же, сколько людей-Защитников, а может, и больше; одни из них занимались вооружением и кораблями, другие готовили, прибирали в казармах, следили, чтобы ни в чем не ощущалось недостатка, ухаживали по ночам за территорией и старались лишний раз не попадаться на глаза. Их царство было здесь, в подземельях, что простирались под домами, деревьями и дорогами; собственно, тысячи этих биокиберов вместе с Планировщиком и Регистраторами и являлись базой. В их безмолвной безликой толпе Вальдес чувствовал себя незваным гостем.
Добравшись до тоннеля, который тянулся к мастерским, он нырнул под гладкие серые своды, прошел с половину километра и замедлил шаг. Тоннель раскрывался впереди в широкое высокое пространство, где что-то сияло, сверкало и звучало – не оглушительно, но с такой невероятной мощью, какая чудится в далеких громовых раскатах. «Третья симфония Горни», – подумал Вальдес, прислушиваясь к рокоту барабанов, победной песне труб и рыданиям альтов и скрипок. Доминик Горни был, очевидно, величайшим композитором двадцать второго века, а Третья симфония являлась самым великим из его творений. Ее называли мелодией Большого Взрыва[16], так как Горни посвятил ее акту творения Вселенной, сопроводив визуальным рядом – фрагментами из Портулана Даскинов.
