Очень странные миры - Филенко Евгений Иванович
– Конечно, я исчезну. Уходить надо красиво и вовремя. У вас точно нет сигареты? Дым, прощальный взгляд из-за сизого облачка, с той стороны… А ведь вы никогда не узнаете, Консул, что было внутри Башни. И эти милые энтузиасты никогда не узнают. Другой мир, другая парадигма. Громадный сундук новых игрушек. Но это ваш выбор… который вы всё еще можете изменить. Не хотите, нет? Я обязана была спросить. – Она легко поднялась на ноги и потянулась, как маленькая пума. – Вот еще что… не думаю, что открою вам нечто новое. На самом деле, что бы вы ни думали, генетически я – юффиэй. Но моя родина не Яльифра.
Она выжидательно молчала, и спустя минуту, показавшуюся бесконечной, Кратов спросил:
– Потерянные корабли Мейал-Мун-Сиар? Осколки Великого Разделения?
– Ойе ма, – разочарованно сказала Лилелланк и негромко поаплодировала. – Консул, вы и вправду тот, кем вас считают. Я желала бы провести рядом с вами намного больше времени, но вы, злодей этакий, не оставляете мне шанса… Человечество топчется на крохотном пятачке галактической периферии, опрометчиво полагая, будто смогло охватить своим убогим умишком всю Галактику. Но по ту сторону Ядра существует вселенная, о которой вы и не подозреваете. Мириады неизвестных вам миров, в которых все иначе, все устроено не так, как диктует ваше воображение. Хотите еще интереснее? Мы, не-юфманги с другого края Галактики, называем себя чонгай, а наш мир – Чонуратаджу. Мы не живем в недрах планеты, поэтому у меня активное периферическое кровообращение и теплые руки. Я знаю, что вы это заметили… Но мы – не единственный осколок Великого Разделения. Там есть эхайны, иные эхайны. – Глаза ее заговорщицки расширились и засияли. – И даже иные люди. Подумайте об этом.
– Зачем вы мне говорите об этом сейчас?
– Все еще не теряю надежды выполнить миссию.
Усмехаясь, Кратов промолвил:
Женщина приоткрыла рот, как бы в изумлении. Но затем взгляд ее сделался лукавым, и она ответила:
– Лилелланк, – сказал Кратов проникновенно, – ведь вы – не единственная, верно? Вы и этот ваш… – Он раздельно и со вкусом продекламировал: – Уинхемраанийский гуманитарный университет потерпели фиаско… но одной попыткой дело не ограничится, не так ли?
– Ничто и никогда не оканчивается окончательно, – произнесла женщина, изящно воздев указательный пальчик. – Ойе ма, какая неуклюжая тавтология, вдобавок отягощенная аллитерацией! Мне следует больше работать над человеческой грамматикой… хотя теперь-то уж зачем? Прощайте, Консул. Вы забавный, правда.
Дверь за ней закрылась.
«Прощай, Снегурка», – подумал Кратов. У него так и не получилось как следует на нее разозлиться.
Часть третья
Стояние на Тетре
1
Экзометральный переход – это приключение особого рода. Тут сгодится любая аллегория. Камень, брошенный с высоты. Стрела, расставшаяся с тетивой. Артиллерийский снаряд, покинувший пушечное жерло без надежды вернуться. Нечто отправленное в неуправляемый полет до момента соприкосновения с намеченной целью. Ни свернуть, ни остановиться. Впрочем, остановиться, то есть выброситься из экзометрии в субсвет, вполне возможно. Затруднение в том, что никогда не знаешь, где окажешься в результате. И если это будет межзвездная пустота, а не атмосфера планеты, скопище астероидов или недра звезды, то можно считать, что повезло. Поэтому разумнее всего не испытывать судьбу и лететь или падать, кому какое сравнение ближе, но до конца.
А еще это тяжкое испытание для праздного пассажира на грузовом транспорте. Долгие часы, а то и дни, которые нечем заполнить. Отсутствие всего, что входит в типичное представление о досуге. Ни баров, ни игровых залов, ни бассейна. Голые стены, скучные коридоры, равнодушная к чужим переживаниям команда. Экипаж по крайней мере может заняться штатным обслуживанием бортовых систем, до которых на стоянках руки доходят в самую последнюю очередь, а то и не доходят вовсе. Пассажиру поучаствовать в этом не самом увлекательном времяпрепровождении, разумеется, не предложат. Его удел – торчать в своей каюте, изнывая от зевоты. Либо же пасть в объятия увеселительной фантоматики, пережить какое-нибудь безумное приключение в самых неукрощенных джунглях Галактики, в подводных лабиринтах с кошмарными чудищами за каждым поворотом, на ледяных вершинах невообразимо высоких гор. Наконец, плюнуть на все и проспать весь полет в мягких лапах гибернатора… Кратов был готов к любому выбору. На беду, скоро выяснилось, что на борту «Тавискарона» отсутствовали фантоматоры, даже самые простецкие. (Элмер Э. Татор: «Но мне и в голову не приходило… Кто бы мог подумать… Это же пустая трата бесценного времени… Экипажу всегда найдется работа… Ах да, ты же не член экипажа, Кон-стан-тин…») Гибернаторы, впрочем, наличествовали, и Мадон не нашел лучшего времени, чтобы заняться их профилактикой. Оставалось одно: скучать и зевать, зевать и скучать.
Очень скоро Кратов, совершенно обалдевший от безделья, устремился в коридор. Корабль показался ему вымершим. Вывернувший из-за угла Брандт, безмолвный, каменноликий, оживления ландшафту не прибавил. Глядя куда-то в пространство, он обогнул Кратова, будто некстати подвернувшуюся под ноги декоративную вазу, и сгинул в недрах ангара. «Что-то с ним не так, – подумал Кратов, с подозрением глядя ему вслед. – Может быть, он робот?» Ему понадобилось некоторое усилие, чтобы избавиться от этой богатой мысли.
Спустя несколько минут ноги сами привели его в кают-компанию.
Там было тихо, как и на всем корабле. Горел мягкий рассеянный свет. На длинном столе со скругленными краями стоял прозрачный кофейник. В придвинутом к столу кресле, держа на весу большую белую кружку с дымящимся кофе, сидел бортовой медик Роман Мурашов. Он был закутан в малиновый махровый халат, из-под которого виднелась часть форменной фуфайки с начальными буквами имени корабля. Глаза Мурашова были закрыты, а свободная от кружки рука лежала на стопке листов плотной бумаги, с расстояния нескольких шагов выглядевших абсолютно чистыми.
– И я вас понимаю, – сказал Мурашов, не размыкая век.
Он с первой же встречи показался Кратову человеком весьма проницательным – в смысле, близком к буквальному. Если и существовали в природе натуральные телепаты, то Мурашов явно входил в их число (к ним же безусловно относилась девочка Рисса с острова Ферма, другой знакомый Кратову живой феномен). За исключением этого редкостного качества, да еще, пожалуй, чрезмерного пристрастия к латинской фразеологии, что не всегда оказывалось к месту, сам Мурашов выглядел довольно заурядно и внешностью был наделен непримечательной: простецкая маловыразительная физиономия, короткие рыжеватые волосы, средний рост, среднее телосложение, в общем – все среднее. Вот разве что глаза, холодно-зеленые и неподвижные, немигающие, как у рептилии, неприятно и даже несколько настораживающе контрастировали с внешней простотой и усредненностью. При первом знакомстве Кратов сразу же ощутил подсознательное и труднообъяснимое неудобство в общении. Поломав голову, в чем тут дело, он заподозрил в Мурашове человека-2. А утвердившись в подозрениях, задал тому прямой вопрос, на что получил прямой и обстоятельный ответ. Нет, Роман Мурашов, с его слов, человеком-2 не был, хотя, если уж совсем честно, не отказался бы. Коли не врут популяризаторы науки, люди-2 практически – вернее, технологически – бессмертны, способны адаптироваться к самой неблагоприятной окружающей среде, наделены абсолютным эмоциональным самоконтролем и близки к абсолютному же контролю над собственным метаболизмом, а это Мурашову казалось очень заманчивым. Человек-2 из него вышел бы хоть куда, но бодливой корове бог рог не дает. К тому же люди-2 все поголовно приличные эмпаты, но вот телепатов среди них нет по определению, поскольку телепатия как физиологическая функция живого организма в силу уникальности и малоизученности пока формализации не поддается. По неподтвержденным слухам, какой-то вундеркинд с какого-то детского острова в Юго-Восточной Азии якобы нашел практическое решение этой задачи, пусть и в какой-то чрезвычайно специфической форме, но по крайней своей младости и безграмотности изложить собственное прорывное открытие в формальном виде еще не может, а те, кто может и владеет необходимой эрудицией и тезаурусом, со своей стороны, не в состоянии понять слова и досадливые жесты самого вундеркинда, так что придется подождать, пока юное дарование подрастет и само все сделает, а прозвище означенному вундеркинду – Виктор-То, сиречь Большой Виктор… Затем Мурашов впился в Кратова своим мертвящим взглядом и в свою очередь задал прямой вопрос: не обманывают ли его, Мурашова, ощущения, что доктор Кратов каким-то манером изрядно осведомлен о событиях на упомянутом детском острове в непосредственной связи с Виктором-То?
