Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Дорога доблести
Я жаждал добраться до яйца птицы Рух… Я ничего не имел против сераля, полного прекраснейших одалисок, но куда милее мне было видение клубов пыли из-под колес боевой колесницы и клинка, который никогда не запятнала бы ржавчина. Мне грезились самородки красного золота величиной с кулак, и я с наслаждением воображал, как швыряю своим ездовым собакам подонка, попытавшегося украсть у меня заявку на золотоносный участок. Я мечтал, как вскочу ранним утром, сильный и свежий, как сломаю на турнире пару копий, как присмотрю себе там подходящую девчонку для осуществления моего droit du seigneur[54], или, наоборот, как смело брошу вызов какому-нибудь барону, посмевшему нахально подмигнуть моей избраннице. А больше всего мне хотелось услышать плеск пурпурной воды о борт «Нэнси Ли» в час утренней вахты, когда ни один звук не нарушает тишины и не видно ничего, кроме медленного взмаха крыльев альбатроса, сопровождающего нас вот уже тысячу миль.
Мне мерещились быстрые луны Барсума, я тосковал о плаванье на плоту вниз по Миссисипи, мне хотелось спасаться от разъяренной толпы вместе с герцогом Бриджуотерским и покойным Дофином. А еще мне недоставало Пресвитера Иоанна и меча Эскалибура, протянутого чьей-то посеребренной лунным светом рукой из глубин сонного озера. Я мечтал о путешествии с Улиссом и Синдбадом-мореходом, мечтал о стране лотофагов, где стоит вечный полдень[55]. Я тосковал по романтике и по тому чувству непреходящего изумления, которое было так свойственно мне в далеком детстве. Мне хотелось, чтобы мир снова стал таким, каким нам его обещали, а не той гнусной, вонючей кашей, каков он есть на самом деле.
А ведь у меня был шанс, был — в течение десяти минут вчерашнего вечера. Елена Прекрасная — или как там ее зовут — и я знал это… и дал этому шансу ускользнуть.
Больше такого шанса у меня не будет никогда.
Поезд въезжал в Ниццу.
В конторе «Американ Экспресс» я направился в банковский отдел, открыл свой личный сейф и достал из него билет, чтобы сверить его с номером в «Геральд Трибюн». Все так и было — XDV 34555! Чтобы успокоить нервы, я проверил все билеты, они ничего не стоили, как я и думал. Сунув их обратно в сейф, я спросил, не могу ли повидать управляющего.
У меня была денежная проблема, а «Американ Экспресс» не только бюро путешествий, но и банк. Меня отвели в кабинет менеджера, и мы представились друг другу.
— Мне нужен совет, — начал я. — Видите ли, я — владелец выигрышного билета Ирландского тотализатора.
Он широко улыбнулся:
— Поздравляю! Вы первый человек за долгое время, который заглянул сюда с приятным известием, а не с жалобой.
— Благодарю. А проблема вот в чем. Я знаю, что билет, выигравший лошадь, стоит кругленькую сумму, пока не начнутся скачки. В зависимости от лошади, конечно.
— Именно так, — подтвердил он. — А какая у вас лошадь?
— Довольно приличная — «Счастливая Звезда», в чем и заключается проблема. Если бы я выиграл «Водородную Бомбу» или одного из трех фаворитов, то… вы понимаете? А так я не знаю, держаться ли за этот билет или продать его, и вообще, как правильно рассчитывать шансы. Вы не знаете случайно, сколько дают за «Счастливую Звезду»?
Он сложил кончики пальцев «домиком».
— Мистер Гордон, «Американ Экспресс» не дает советов по скачкам и не занимается перепродажей билетов тотализатора. Тем не менее… Билет при вас?
Я достал из кармана билет и протянул ему. Билет пережил немало приключений, включая покер, он был помят и захватан потными пальцами. Счастливый номер был виден отчетливо.
Менеджер осмотрел его внимательно.
— А талон к билету у вас?
— При мне его нет, — и я начал объяснять, что дал адрес своего отчима и что мои письма пересылаются на Аляску.
— Это сейчас не так важно, — перебил он меня и потянулся к кнопке звонка. — Алиса, попросите мсье Рено зайти ко мне.
А я получил новую пищу для беспокойства. У меня хватило ума в свое время записать имена и адреса прежних владельцев билетов и каждый из них обещал прислать мне талоны, но пока ни один не прислал. Может, они уже получены на Аляске? Что касается выигравшего билета, то я проверил — он раньше принадлежал сержанту из Штутгарта. Вероятно, ему придется что-то заплатить, а не согласится — так вывихнуть руку.
Мсье Рено был похож на утомленного школьного учителя.
— Мсье Рено — наш эксперт в делах такого рода, — объяснил мне менеджер. — Будьте добры, дайте ему ваш билет.
Француз осмотрел его, глаза у него загорелись, он полез в карман, достал ювелирную лупу и вставил ее в глаз.
— Великолепно! — сказал он. — В Гонконге купили?
— В Сингапуре.
Он кивнул, улыбаясь:
— Это одно и то же.
Менеджер не улыбался. Он открыл ящик стола, вынул оттуда билет тотализатора и протянул его мне.
— Мистер Гордон, этот билет я купил в Монте-Карло. Сравните их, пожалуйста.
Мне билеты показались одинаковыми, только с разными серийными номерами, да еще его билет был новехонький и похрустывал.
— А зачем их сравнивать?
— Может, это вам поможет? — Менеджер подал мне большую лупу для чтения.
Билеты тотализатора печатаются на особой бумаге и на них выгравирован портрет в красках. И гравировка, и печать на билетах лучше, чем на денежных знаках в ряде стран.
Я знал, что сколько ни смотри на двойку, в туза она не превратится. Протянул менеджеру его билет:
— Мой поддельный.
— Я этого не говорил, мистер Гордон. Советую вам обратиться к другим экспертам. Например, во Французский банк.
— Да я и сам вижу. Гравировка не такая четкая и ровная, как на вашем. В ряде мест линии прерываются. Лупа показывает, что буквы расплылись. — Я повернулся: — Верно, мсье Рено?
Эксперт пожал плечами с видом ценителя:
— В своем роде дивная работа.
Я поблагодарил и вышел. Конечно, я сверился и во Французском банке, но не потому, что не доверял вынесенному приговору, а потому, что нельзя ни ампутировать ногу, ни выбрасывать на помойку 140 тысяч долларов, не сопоставив мнения экспертов. Этот эксперт даже к лупе не прибегал.
— Подделка, — сказал он. — Цены не имеет.
Вернуться на Иль-дю-Леван я не мог. Я пообедал и зашел повидаться со своей прежней хозяйкой. Моя конура пустовала, и хозяйка разрешила мне в ней переночевать. Заснул я моментально.
Удивительно, но я вовсе не пал духом, как ожидал. Чувствовал я себя хорошо, пожалуй, даже превосходно. Мне удалось испытать ощущения человека, неожиданно ставшего богачом, я познакомился с его радостями и с его горестями. Эти чувства оказались любопытными, но мне вовсе не хотелось начинать все сначала, во всяком случае сейчас.
Все тревоги меня покинули. Единственное, что надо решить, это время отъезда домой, но жизнь на острове была так дешева, что с этим можно было и не торопиться. Более всего меня пугало то, что, внезапно уехав в Ниццу, я потерял из виду Елену Прекрасную, cette grande blonde! Si grande… si belle… si majestueuse![56] В мечтах о ней я и заснул.
Сначала я планировал попасть на самый ранний поезд в Тулон, а затем на первый утренний катер, но прошлый день съел все мои карманные деньги, а будучи в «Американ Экспресс», я позабыл снять деньги со счета. Забыл я и справиться о письмах. Вообще-то я их не ждал, разве что от матери и от тетки. Единственный мой дружок по армии погиб шесть месяцев назад. И все же я решил забежать за письмами, пока мне будут готовить деньги.
Я разрешил себе обильный завтрак. Французы полагают, что мужчина может начать свой день цикорным кофе с молоком и с рогаликами. Надо думать, это и определяет неустойчивость французской политики. Я выбрал кафе в переулке, рядом с большим газетным киоском, единственным в Ницце, где продавались «Старз энд Страйпз», а «Геральд Трибюн» появлялся сразу же после поступления на почту. Заказал дыню, две порции натурального кофе, omlette aux herbes fines[57], после чего предался кайфу.
«Геральд Трибюн» отвлекла меня от сибаритских наслаждений. Заголовки были еще хуже, чем обычно, и напомнили, что мне еще предстоит сражаться с миром за место в нем. Не мог же я вечно торчать на Иль-дю-Леван.
Но почему бы не остаться там подольше? Мне все еще ничуть не улыбалась перспектива поступления в колледж, а амбициозные желания иметь трехмашинный гараж были мертвы, как тотализаторный билет. Если третья мировая война готовилась перейти в кипящую фазу, то не было никакого смысла становиться инженером, чтобы ишачить в какой-нибудь Санта-Монике за 6–8 тысяч в год, а потом исчезнуть в огненной буре. Наверняка лучше пожить в свое удовольствие, срывая цветы наслаждения, пока есть возможность радоваться, пока есть доллары и время, а затем… что ж, пойду в морскую пехоту, как отец. Быть может, из меня все же наконец получится капрал?
