Кир Булычев - Космический десант (Сборник)
– Какое счастье, что никого не было на берегу! Мы бы стали посмешищем для всего города.
ПЛОДЫ ВНУШЕНИЯ
Лето прошло, а сыграть в домино все не могли собраться. Меняются времена, меняются люди. Раньше, как вечер наступит, со двора слышен гром – мастера долбят по столу костяшками. А теперь кто уехал, кто занят, кто разлюбил эту рыцарскую игру.
В октябре – вечер выдался мягким, теплым, почти летним – старик Ложкин вынес во двор заслуженную коробку, рассыпая по влажной от утреннего дождя столешнице черные костяшки. И стал ждать.
Сначала появился Корнелий Удалов. С женой повздорил. Потом выглянул из своего окошка Саша Грубин, увидел людей, подошел, сел на скамью, смахнув прилипший желтый лист. Последним появился профессор Минц Лев Христофорович.
– Трудный день, – сказал он. – Газеты читал, а еще и работать нужно.
Все согласились, что трудный день.
– И времена трудные, – сказал Ложкин.
– Да, трудные, – подтвердил Минц. – Не успеваешь прессу читать. Центральные газеты, областные газеты, городская пресса…
– Шумим, – проворчал Ложкин. – Шумим.
Старик был в оппозиции. Грустно ему было смотреть на активность молодого поколения.
Удалов размешал костяшки тщательно, как в старые времена. Но никто не спешил забрать свои.
– Тебе бы Батыева вернуть, – сказал Грубин Ложкину. – Чтобы был порядок и спокойствие.
– Молчи, кооператор, – ответил с презрением Ложкин.
Ложкину было противно считать, сколько Грубин заработал за последний месяц, делая мелодичные дверные звонки для жителей Великого Гусляра. Звонки исполняли любую мелодию, а в случае нужды говорили ласковым голосом, что хозяина нет дома. Звонки пользовались спросом. А когда Ложкин сказал, что такой звонок ему не по карману, то Грубин сделал ему в подарок звонок с негромким колокольным перезвоном, в котором угадывался «Марш энтузиастов». Подарок Ложкина возмутил, потому что укрепил в мысли, что Саша Грубин бесстыдно обогатился, раз может позволить себе делать такие подарки.
– При Батыеве, – заметил Ложкин, – мы тоже немалого добились. Переходящих знамен завоевали штук шестьдесят. Мне звание почетного гражданина дали, семь юбилейных значков… Организованно жили. Солидно. А вот я недавно пришел к Белосельскому с жалобой на Гаврилова, а у Белосельского дверь в кабинет раскрыта. Заходи любой. Так можно и без авторитета остаться.
С Ложкиным спорить не стали.
– Ну, начнем? – спросил Удалов.
– Движение вперед, – сказал Минц, не делая попыток забрать костяшки, – вот главный закон природы.
Новые люди, новая инициатива. Смотрите, сколько перемен вокруг!
– Что же получается, движение ради движения? – спросил Удалов.
– Любое движение, – ответил Минц, – подразумевает перемены. А нам нужнее всего перемены.
– Да здравствуют перемены! – воскликнул Грубин.
Наступила пауза. Слышно было, как в соседнем дворе заскрипела калитка. Захлопала крыльями ворона, опускаясь на крышу.
– Нет, – сказал Удалов. – Любые перемены – это опасно. Некоторые так думают, что изобрел, отрапортовал, выдвинулся, а какой ценой – не важно. Есть такая тенденция.
– Есть, – сразу согласился Ложкин. – Устал я от этого.
– Значит, ты против прогресса? – спросил Грубин.
– Я за прогресс, но без лишнего изыска. Хотите историю расскажу?
– Только не выдумывай, – предупредил Грубин.
– Чистая правда, – сказал Удалов.
И он поведал соседям историю, что приключилась с ним на одной планете во время последнего космического путешествия. Название планеты он не запомнил, да и не важно это – сколько их разбросано по просторам Галактики! И на каждой свои проблемы, свои трудности. Имен действующих лиц и их должностей Удалову также узнать не довелось. Поэтому тамошние к-армины он называл городами, а вкушера Криссловиа именовал просто начальником. Это мы с вами знаем, что вкушер Криссловиа – плакорисс к-армины Пр. А Удалов не знал. Зато он был свидетелем тех событий и излагал их правдиво.
– Попал я туда проездом, – начал Удалов. – Остановился в гостинице. Вечером делать было нечего, включил телевизор. Круглый такой, в воздухе висит, как раз над кроватью. Передавали про ихнего врача-психолога. Женщине делали операцию, а он внушил ей, что никакого наркоза ей не надо. Такая у него была сила внушения.
– Это я тоже видел, – сказал Ложкин. – У нас передавали.
– Погоди, не перебивай, – сказал Удалов. – Сидит, значит, этот психолог в своем кабинете, вокруг телевизионная аппаратура. И говорит той женщине: расслабься, сейчас в тебя ножик войдет, как в хлеб с маслом, ты ничего не почувствуешь. Она улыбается, закрывает глаза и подтверждает: ничего не чувствую, только режут меня, как хлеб с маслом. А врачи тем временем кромсают ее своими скальпелями. Вырезали все, что надо, психолог по телевизору приказывает: открой глаза и признайся, хорошо ли тебе? Ой, хорошо, говорит та женщина. И психолог ей объявляет: все, теперь десять дней ты ничего чувствовать не будешь, а потом все заживет.
– Гипноз, – сказал Минц.
– Ясное дело, что гипноз, – согласился Грубин.
– По нашему телевизору он тоже про хлеб с маслом говорил. Неужели такое совпадение?
– А они такие слова во всех галактиках говорят, – догадался Грубин.
– Может быть, – сказал Удалов. – Главное, что потом произошло. Вернулся тот психолог домой, и тут же ему телефонный звонок от городского начальника. Прибыть на ковер. Психолог отвечает: я устал от нервного напряжения, не пойду! Только лег спать – стук в дверь и появляется начальник. Начальник был новый, активный, все искал, как бы выделиться, как бы соответствовать новым веяниям. Просто извелся от желания себя показать. Увидел он по телевизору передачу, и сердце у него забилось: понял, что есть у него шанс. Вошел начальник к психологу и вежливо говорит: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе».
– У них и Магомет есть? – спросил Ложкин, ухмыльнувшись.
– Условно, условно! – отмахнулся Удалов. – Пришел, значит, к психологу начальник и говорит: «Наша великая борьба с алкоголизмом идет с переменным успехом. То мы пьянство потесним, то оно нас». – «А я тут при чем? – спрашивает психолог. – Я непьющий». – «А ты скажи: на одного человека можешь влиять по телевизору или на коллектив замахнешься?» – «Можно и на коллектив». – «Тогда выступи, внуши людям о вреде спиртных напитков. Сделаешь – улучшим тебе жилищные условия. Не сделаешь – разоблачим в фельетоне».
Делать нечего, психолог согласился. Условия у него оставляли желать лучшего.
В назначенный час местное телевидение объявило, чтобы все спешили к голубым экранам, потому что будет чрезвычайное сообщение. Все поспешили, экраны включились, психолог посмотрел в глаза горожанам и сказал: «Дорогие товарищи зрители! С сегодняшнего дня вы больше не хотите пить водку и даже пиво. Вызывают они в вас отвращение. И склонности к этому вы больше не имеете».