Фредерик Пол - Операция «Венера»
Так вот каковы они, эти страшные «консы»! Ну и тарабарщину они здесь написали! А сколько противоречий в этой листовке! И все же она производит впечатление. Составлена квалифицированно и — правда, я убежден, что это чистая случайность, — немного напоминает наши рекламные фармакологические брошюрки для врачей. В них мы сдержанно и на профессиональном уровне рекламируем новые фармацевтические препараты людям трезвым и осведомленным, с которыми можно откровенно говорить о самой сути дела.
Это было обращение к разуму, а подобные обращения всегда опасны. Разуму доверять нельзя. Мы давно изгнали разум из нашей рекламы, и нам еще ни разу не пришлось об этом пожалеть.
Итак, у меня было два выхода. Можно пойти в контору и донести на Хереру. Возможно, на время я привлек бы внимание к своей персоне, меня бы выслушали и даже занялись бы расследованием дела. Но тут я вспомнил, что доносчикам нередко выжигают мозги, считая, что эти люди уже подверглись влиянию вредоносных идей, — даже если их первая реакция была верной, никто не может поручиться, что они сделают дальше. Такой конец меня мало устраивал. Более рискованным, но и более героическим было избрать другой путь: войти в организацию «консов», заслужить их доверие, а потом подорвать ее изнутри. Если это действительно всемирная организация, как они утверждают, то почему бы не попытаться с ее помощью попасть в Нью-Йорк? Там у меня будут все возможности выдать «консов» властям.
Я ни на минуту не сомневался в том, что мне удастся войти к ним в доверие. Руки чесались — так хотелось пройтись карандашом по тексту листовки: отточить фразы, выбросить все скучное, лишнее и ненужное, сделать текст броским, ярким, звонким. Это было просто необходимо.
Дверь кабины автоматически распахнулась — десять минут истекли. Торопливо бросив бумажку в унитаз, я спустил воду и вернулся в гостиную. Херера все еще сидел в трансе перед гипнотелевизором. Пришлось подождать минут двадцать. Наконец Херера пришел в себя, тряхнул головой, заморгал и огляделся вокруг. Когда он увидел меня, лицо его стало каменным. Я улыбнулся и кивнул ему. Он приблизился ко мне.
— Ну как, companero?[14] — тихо спросил он.
— Все в порядке, — ответил я. — Готов в любое время, Гэс.
— Ждать придется недолго, — промолвил он. — Знаешь, в таких случаях всегда лучше впасть в транс. Уж больно неприятно ждать и мучиться. Когда-нибудь очнусь и увижу себя в лапах шпиков. От них пощады не жди. — Он провел точильным камнем по острию меча.
Теперь я истолковал этот жест совсем по-другому:
— Для них? — спросил я.
Он вздрогнул.
— Что ты! Нет, Жоржи. Для самого себя. Если вдруг струшу. Чтоб не стать предателем.
Это были смелые и благородные слова, я я проклял фанатиков, исковеркавших душу такого прекрасного потребителя, как Гэс. С моей точки зрения, это было равносильно убийству. Сколько пользы мог бы принести Гэс, работая и покупая товары, принося прибыль своим собратьям во всем мире! Он мог бы иметь семью, растить детей, которые в свою очередь стали бы потребителями. Больно видеть, что такого человека превратили в фанатика и скопца.
Я решил непременно помочь ему, как только удастся провалить всю организацию. Херера не виноват. За все обязаны ответить те, кто настроил его против существующего порядка вещей. Есть же способы излечивать таких околпаченных простофиль, как Гэс. Я наведу справки… Нет, пожалуй, не стоит. Люди любят делать поспешные выводы. Я уже представил себе, как иные скажут: «Конечно, у меня нет оснований сомневаться в Митче, но, по-моему, он зашел слишком далеко…» «Да, «консы» остаются «консами» — это всем известно». «Я не хочу сказать, что не доверяю Митчу, но…»
К черту Хереру! Пусть сам расхлебывает кашу, которую заварил. Человек, решивший поставить все с ног на голову, не должен сетовать, если и сам полетит вверх тормашками.
Глава 9
Дни казались неделями. Херера редко разговаривал со мной. Но вот однажды вечером он неожиданно спросил:
— Ты когда-нибудь видел Наседку?
Я ответил, что нет.
— Тогда пойдем со мной. Могу показать. Не пожалеешь.
Мы прошли по коридорам до шахты лифта и прыгнули в грузовую клеть. Я зажмурился. Если глядеть, как мелькают этажи, можно потерять голову от страха. Сороковой, тридцатый, двадцатый, десятый, нулевой, минус десятый…
— Прыгай, Жоржи! — крикнул Херера. — Ниже только машинное отделение…
Я прыгнул.
На минус десятом было темно, с бетонных стен сочилась вода. Потолок покоился на огромных опорах. Коридор, куда мы вышли, заполняла сложная сеть труб.
— Система питания, — пояснил Херера.
Я поинтересовался, из чего сделаны массивные перекрытия.
— Бетон и свинец. Чтобы не пропускать радиоактивные лучи. Бывает, Наседка болеет. Рак. — Он сплюнул. — Тогда она никуда не годится. Приходится сжигать, если вовремя не отхватишь… — Херера красноречиво взмахнул мечом.
Он распахнул передо мною дверь.
— А вот и ее гнездышко, — сказал он с гордостью. Я взглянул, в дыхание замерло у меня в груди.
Передо мной был огромный зал с куполообразным потолком и бетонным полом. Малая Наседка заполняла его почти целиком. Серовато-коричневая, словно резина, масса в форме полушария, метров тринадцати в диаметре. В эту пульсирующую массу впивались десятки труб; она жила и дышала.
Херера стоял рядом и пояснял:
— Весь день хожу вокруг нее. Как только увижу, какой-нибудь кусок созрел, стал нежным и сочным, — тут же отсекаю его. — Его меч, сверкнув, снова разрезал воздух. На этот раз он отсек ломоть Наседки величиной с хорошую отбивную. — Ребята, идущие за мной, подхватывают отрезанные куски, разделывают их и бросают на конвейер. — Неподвижные ленты конвейеров уходили в темные отверстия в стенах.
— А ночью она растет?
— Нет. Ночью трубы перекрывают, пищи дают ровно столько, чтобы Наседка не померла с голоду. Каждую ночь она почти отдает Богу душу, а утром воскресает, как святой Лазарь. — Он любовно похлопал мечом плашмя по упругой резинообразной массе.
— Ты ее любишь? — задал я глупый вопрос.
— Конечно, Жоржи. Иной раз она и шутки шутит со мной.
Он огляделся по сторонам, медленно обошел зал и заглянул во все конвейерные люки. Из одного он достал короткий брус и подпер им дверь зала. Брус одним концом уперся в дверную перекладину, а другим — в еле заметную ямку в бетонном полу. Получился довольно надежный запор.
— Одну из ее шуток я тебе сейчас покажу, — сказал Херера со знакомой мне ацтекской улыбкой и жестом фокусника вынул из кармана нечто вроде свистка без мундштука, снабженного небольшим баллончиком. — Не мое изобретение, — поспешил он заверить меня. — Эту штуку называют свистком Гальтона,[15] а кто такой Гальтон, я и сам толком не знаю. А теперь гляди в оба и слушай.
