Владимир Покровский - Планета отложенной смерти (сборник)
Он быстро и четко, хотя и с некоторым заиканием, ответил на все интересующие рожу вопросы и так же быстро умер, не успев даже осознать, что с жизнью пришел момент попрощаться — просто поднялась рука, и глаза у рожи стали еще страшнее. А Соленый Уго, бросив труп фагам второго уровня, ушел, обогащенный новыми, нужными ему на тот момент знаниями. О несчастной судьбе Мрачного он не задумался ни на миг. Он ушел к себе все с той же застывшей вежливой улыбкой. Через четыре с половиной часа ему предстояло серьезное развлечение, к которому следовало приготовиться, подумав и поспав вместо исполнения дурацких приказов этого подонка Федера.
Через три с половиной часа, свеженький, как несорванная с дерева дива, Соленый Уго уже вежливо улыбался в заранее построенной засаде. Очень, кстати, хорошо построенной — со знанием дела. Такой, знаете, окопчик маленький на отшибе, со звукоизоляцией, тепловизором и всеми такими делами, сидел он себе там и посасывал холодную жербу, мечтая, естественно, о горячей. Ожидание — не слишком-то приятный процесс, даже для куафера, у которого ожидание есть одна из главных составляющих его мастерства. Но в данном случае ожидание было для Соленого Уго дополнительным наслаждением. Он сидел, не замечаемый никем, и предвкушал месть. Он улыбался — широко и уже хищно. Он мечтательно заводил к небу глаза. Он то и дело доставал из специального продолговатого кармашка свой длинный нож и любовался безумным светом широкого крепкого лезвия.
— Хороший ножик, хороший, — ласково шептал он.
Час ожидания пролетел незаметно. Так пролетает время у только-только дорвавшихся друг до друга влюбленных. «Даже жалко, — сказал себе Уго, увидев наконец деловито выходящего из дверей Игоря П., - что я не сообразил здесь еще пораньше устроиться. Не так часто выпадают мне такие радостные минуты».
Игорь П., только что получивший приказ эскадрон-шефа, проверить кормушки в блоке крупных млекопитающих и сильно сожалеющий о невозможности продолжить тет-а-тет с крутой телкой из подразделения «родственниц» (у нее на груди росли жесткие волосы и во время акта она применяла всякие силовые приемы — так рассказывали познавшие ее друзья Игоря), прошел от дверей блока в деловом своем состоянии метра три-четыре, не больше. Далее что-то произошло, что-то его схватило и куда-то со страшной силой перенесло — как во сне, ей-богу!
Упав, он поднял глаза и сначала ничего не увидел. Зато услышал. Что-то вроде «Гы-гы!»
— Что т-т… — со злобою начал Игорь П. — Это какого черта?!
Далее он разглядел в полутьме окопчика вежливую улыбку Соленого Уго и красно мерцающие искусственные глаза.
— Ой! — испуганно сказал Игорь П. И это было последнее, что он сказал членораздельно перед своей мучительной смертью. У бедняги Игоря П. от испуга отнялась речь.
— У тебя не будет искусственных глазок! — радостно возвестил Соленый Уго. — Посмотри-ка, что у меня припасено для тебя. Милый!
Игорь П. увидел с невыразимой, неестественной яркостью сверкающий нож, все понял и, поняв, потерял сознание от испуга.
«Ха-ха», — хотел сказать Уго в ответ на его реакцию, но опять получилось ублюдочное «гы-гы». Тогда Уго подышал по системе йогов, чтобы снять восторженную переполненность чувств.
— Лишнего мне не надо, — неискренне произнес он. — Оно мне ни к чему, лишнее. И что я, садист какой-нибудь или мститель? Нет, дорогой мой Игорь, я совсем не садист. Я этот ножик всаживать в яйца тебе не буду и член твой на четыре дольки, как огурчик, не разделю. Потому что я не садист. — И добавил, на этот раз совершенно искренне: — Хотя жалко.
Для начала несадист Уго подложил под Игоря П. коленку и одним ударом сломал ему позвоночник. Отчего Игорь П. очнулся, тут же услышав:
— Пяткой пошевели, дорогой!
Боль была не так чтобы очень сильная, но страшная своей перспективой. Игорь П. послушно попробовал пошевелить пяткой и понял, что ниже пупа у него ничего нет.
— Это называется перелом позвоночника, — нежно прокомментировал Соленый Уго. — Твои парни с нами такие штуки проделывали. Вылечивается очень просто. Если лечить, конечно.
Игорь П. в ужасе заорал. У Игоря П. был один существенный недостаток — патологическая боязнь боли и серьезных увечий. Ему показалось, что это ему что-то детское снится, но детский сон хорош тем, что он обязательно кончается пробуждением, а тут он знал, что пробуждения ждать не стоит. Именно от этого он в ужасе заорал.
Подняв к небу искусственные глаза, Соленый Уго вежливо переждал крик.
— Теперь я тебе буду ребра ломать, — сказал он с нежностью в голосе и улыбаясь с булыжным обаянием. — Пытаться со сломанными ребрами вздохнуть не очень больно, и я бы не подвергал тебя этой пытке, пустое это занятие, но ведь ты мне ребра ломал?
И ладонью, как топором, он быстро — ты-ты-ты-ты — переломал ему штук пять ребер, пытаясь ничего жизненно важного не задеть. Это было больно, но действительно не слишком — Игорь и хруста никакого не услышал, хотя тут же понял, что дышать с этой поры надо ему осторожнее.
— Что интересно, — прокомментировал Уго, отчего Игорь снова чуть не лишился чувств, — эти твои ребра уже никогда не срастутся.
Игорь П. понял, что его мучитель имеет в виду, но даже не смог тяжело вздохнуть. Сломанные ребра уже болели и сильно мешали двигаться.
— А вот теперь самое главное!
Лезвие ножа, в середине широкое, в конце жаляще-узкое, сверкало, как солнце в зените. И медленно приближалось к его глазам.
— А? — радостно спросил Уго.
Тут же заныли ребра, тут же заболел сломанный позвоночник, и даже зуб, который немножко беспокоил во время вчерашнего завтрака, вдруг стрельнул в челюсть. Все болело и говорило будто — пусть уж мы поболим, но только чтоб не лезвие это.
От лезвия разило безумием. Кто-то — Игорь уже не осознавал, что Уго, — в громадном далеке за лезвием вежливо улыбался и садистски прихахатывал, но это был фон, дальний фон, до которого Игорю П. не было никакого дела. Игорь твердо верил — лезвие, которое медленно подносится сейчас к глазу, до самого глаза никогда не дойдет. Он не знал, откуда взялась эта вера, но кроме этой веры у него ничего не осталось. Правда, тут Игорь допускал необычные исключения, касающиеся сумасшедших лезвий, сверкающих издевательски и безумно. В принципе такое могло медленно приблизиться к глазу и пойти дальше. Он не знал, до какого безумия способно дойти безумие сверкания лезвия.
Лезвие медленно приблизилось к глазу и пошло дальше.
Пропажа еще одного мамута взъярила Благородного Аугусто и всю его армию. Теперь никто не стал ждать, надеясь, что пропавший найдется сам, — мамуты были подняты по тревоге уже через десять минут после исчезновения Игоря П., то есть в то время как он, уже безглазый, но еще живой, визжал от боли и ужаса, хотя боль, к его огромному удивлению, была не такая уж нестерпимая, просто жгло сильно, и все.
