Ежи Жулавский - На серебряной планете (Лунная трилогия - 1)
Я взглянул на Варадоля. Он стоял передо мной бледный, как труп, и упорно смотрел мне в глаза. Этого взгляда я не забуду до самой смерти! В нем были беспокойство и подлая, почти собачья мольба, смешанная с угрозой.
Я молча отодвинул его в сторону и не отдавая себе отчета в том, что делаю, подошел к Марте, которая сидела над каким-то шитьем. Он пошел за мной.
- Почему ты живешь, женщина? - спросил я неожиданно с неслыханным и, как я теперь вижу, смешным трагизмом, хотя тогда, Бог свидетель, мне было совсем не до смеха!
Марта удивленно посмотрела на нас, а лотом, залившись румянцем, медленно сказала слегка дрожащим голосом:
- Я жду возвращения Томаша... Меня охватила злость.
- Хватит этой глупой болтовни! - закричал я, вырывая у нее из рук работу, над которой она склонилась.
Не зная, что случилось бы потом, но в этот момент я бросил взгляд на вырванный кусочек полотна: это была детская рубашечка.
Я сразу все понял. Будучи не в состоянии произнести ни слова, я только протянул руку и показал рубашечку Петру. Он тихо вскрикнул и быстро отошел к рулю.
Так вот почему она говорила умирающему Томашу с такой убежденностью: "Ты будешь жить!" Вот поэтому она не отправилась вслед за ним!
Ведь согласно верованиям ее народа в ребенка, рожденного после смерти отца, вселяется душа умершего. Значит, она ждет, в уверенности, что Томаш вернется, к ней в ребенке, побывав на Земле, о которой так тосковал перед смертью? Она должна была сообщить ему эту радостную весть и то, как будет его ждать. Может быть, именно об этом она говорила ему тогда по-малабарски?
Все это пронеслось передо мной с быстротой молнии.
Я посмотрел на Марту: она тихо плакала, уткнувшись лицом в крошечную рубашечку, выкроенную из белья умершего. И внезапно со мной произошло что-то странное. Я почувствовал, как у меня на сердце потеплело и одновременно упала какая-то пелена. Марта показалась мне совершенно иным существом. Я с удивлением смотрел на нее, как будто видел ее впервые. Это уже была не женщина, за которую несколько минут назад я был готов биться со своим другом и единственным соратником в этом мире, а мать нового поколения, победившая смерть благодаря великой тайне жизни.
Невыразимая признательность наполнила Мою душу, признательность за то, что благодаря ей мы не будем здесь одни, и за то, что она защитилась этим нимбом материнства от нас, которые видели в ней только драгоценное наследство после умершего. Я бессознательно склонился к ней и поцеловал ее руку.
Она вздрогнула, но, видимо, поняла значение моего поцелуя, потому что в этот момент подняла заплаканное лицо с новым, гордым достоинством.
Удивительна все же человеческая природа! Ведь то, что произошло, совершенно не решило наших проблем, всего лишь отодвинуло их на какое-то время, но несмотря на это мы оба успокоились, как будто все уже было решено, У нас сохраняется уверенность, что эта женщина не принадлежит никому из нас, живущих, а только тому, который умер, и мы храним к ней уважение - не задумываясь, что придет время, когда, возможно, снова...
Ах, нет, нет! Даже думать об этом не хочу!
Теперь только на север, все время на север!
Под Тимэусом, после восхода Солнца
на четвертые лунные сутки
Ни один восход еще не пробуждал в нас такой радости и такой надежды, как последний. Ему предшествовала заря-явление, которого мы еще не наблюдали на Луне.
Ночь как раз заканчивалась, и мы ждали, что в любой момент вершина горы, возвышающейся перёд нами в свете Земли и свидетельствующей' о том, что мы уже добрались до северной границы Моря Фригорис, окрасится первыми лучами восходящего Солнца. Однако прежде чем это произошло, мы заметили, что черное небо на востоке становится чуть светлее, как бы слегка окрасившись опалово-молочной мглой. Сначала мы подумали, что это новое необъяснимое явление, связанное с той значительной широтой, на которой мы находимся, мы миновали уже 60 параллель, возможно, какой-то зодиакальный свет, видимый поблизости от экватора перед восходом Солнца. Но нет, это был не зодиакальный свет, небо слегка засеребрилось по всей ширине над горизонтом, и звезды потускнели в этом белесом свете. Вскоре и вершины Тимэуса это был кратер, к которому мы приближались, осветились Солнцем, но что за чудо! Они чуть порозовели на фоне неба. Невозможно было больше сомневаться, этот розовый свет говорил нам о том, что воздух должен был быть здесь уже менее разреженный, чтобы окрасить пронизывающие его лучи Солнца.
Меня охватила тихая радость, я улыбнулся Петру, поглощенному этим удивительным явлением, потом повернулся к Марте.
- Смотри,- воскликнул я,- твой ребенок появится на свет там, где можно будет дышать, как на Земле!
Она подняла голову и посмотрела на восток, который окрашивался золотым светом, разливающимся на горизонте, как по нашим сердцам разливалась надежда на новую жизнь.
Солнце медленно поднималось, еще медленнее, чем в предыдущие дни, потому что не шло сразу вверх, а двигалось по дуге, низко склонившейся над горизонтом. Наконец оно вышло целиком и остановилось на небе, окруженное беловатым ореолом, переходящим в голубизну, исчезающую на фоне черного неба вокруг. Поблизости от Солнца звезды были уже не видны. Они еще сверкают в отдаленных частях небосклона, но уже исчезает их разноцветие, и теперь они гораздо более похожи на те мигающие звезды, которые украшают ночной небосклон на Земле.
Еще одни, самое большее двое лунных суток, и мы сможем выйти из автомобиля и вздохнуть полной грудью, в первый раз вдохнуть в себя лунный воздух.
За последнюю ночь мы проехали огромный отрезок пути.
Ночной мороз здесь, поблизости от полюса, значительно слабее, так как Солнце не уходит здесь глубоко за горизонт, поэтому мы ни на минуту не останавливались в дороге. На заходе Солнца мы выехали на Море Фригорис, а теперь эта равнина уже позади.
На западе уже начинается гористая местность. Тимэус, мимо которого мы проезжаем, это только ее пограничный столб.
Перед нами, к северу, простирается равнина, широкой затокой углубляющаяся в гористую местность и достигающая, если судить по каратам, 68 параллели. Она не такая ровная, как Море Морозов, на ней вздыбливаются невысокие возвышенности, которые, однако, вряд ли затруднят нам путь, так как имеют достаточно пологие склоны. Это пространство мы должны преодолеть до наступления ночи, поэтому она застанет нас уже в горах. И тогда нас будет отделять от полюса еще около шестисот километров...
Но что значат шестьсот километров, если мы уже столько их прошли? Мы полны воодушевления и надежды, все Недоразумения между нами исчезли, исчезли страшные наваждения, которые мучили нас в ночи, как туман, рассеялись в свете восходящего Солнца. Нас поддерживает мысль, что к желанной цели нашего тяжелого путешествия мы везем зародыш новой жизни - и нам становится так хорошо, так спокойно, что иногда кажется, будто мы не жалеем о том, что покинули Землю.
