Джек Вэнс - Плавучие театры Большой Планеты
Гассун откинулся на спинку кресла и устремил взор в потолок: «Честно говоря, я еще не принял окончательное решение».
«О! Очень жаль!»
Гассун сложил пальцы домиком и задумчиво нахмурился: «Это не так уж просто. Практически всюду люди предпочитают развлечения, приносящие достоинство интеллекта в жертву халтурной показухе, которую им навязывают расхожие плавучие театры. Они набиваются битком в зрительные залы этих судов просто потому, что им не предлагают ничего лучшего».
«Уверена, что вы правы, — сказала мадемуазель Бланш-Астер. — Какого рода программу вы могли бы предложить?»
Гассун испугал ее, ударив кулаком по столу. Он воскликнул звенящим голосом: «Классику, конечно! Работы земных мастеров!» Смущенный своей горячностью, владелец музея взял кружку и выпил пару глотков чая.
Немного помолчав, мадемуазель Бланш-Астер заметила: «Мне стыдно, что я так мало понимаю в этих вещах» Гассун рассмеялся: «У меня слишком смелые мечты. Мои планы непрактичны».
«Вы несправедливы к себе, — мягко возразила мадемуазель Бланш-Астер. — Глубокая правда жизни вызывает отзыв в сердцах всех людей, в каком бы обличье она ни являлась. Мне, например, скучно иметь дело с поверхностными идеями и поверхностными людьми».
«Ваши чувства делают вам честь, — отозвался Гассун. — Не подлежит сомнению, что вы проницательны и разборчивы. Тем не менее, принимая во внимание все обстоятельства, просвещение, о котором я упомянул, потребовало бы определенных усилий от тех, кому оно могло бы принести пользу. Метафорой иногда охватываются две или три абстрактные идеи одновременно, персонажи обращаются с декламациями к неизвестным лицам или существам, язык отличается архаичностью и неопределенностью... Несмотря ни на что, однако, классическим пьесам свойственна особая напряженная содержательность». Гассун снова откинулся на спинку кресла и беспокойно провел рукой по белой шевелюре, в связи с чем ее взъерошенность стала несколько несимметричной: «Я задаю себе вопросы, на которые нет ответа. Абсолютно ли искусство? Или это плоскость, пересекающая цивилизацию лишь в какой-то момент времени? Возможно, в каком-то фундаментальном смысле я спрашиваю: что несет ответственность за эстетическое восприятие — ум или сердце? Как вы могли уже догадаться, я склонен рассматривать вещи с романтической точки зрения — тем не менее, сложное искусство требует наличия аудитории, способной его воспринимать и понимать. Таково, по меньшей мере, обязательное условие».
Мадемуазель Бланш-Астер потягивала чай из керамической кружки: «Мне пришла в голову замечательная мысль... Может быть, мне не следовало бы о ней упоминать — вы подумаете, что я слишком много себе позволяю».
«Говорите, я буду рад вас выслушать! — радушно заявил Гассун. — Ваша заинтересованность доставляет мне большое удовольствие».
«То, что я скажу, самым удивительным образом совпадает с вашими устремлениями — настолько, что можно было бы даже предположить вмешательство Судьбы. Вы слышали о фестивале короля Вальдемара в Морнуне?»
«До меня доходили слухи об этом празднестве».
«Вчера я прибыла в Кобль на борту пассажирского судна. Одним из моих спутников оказался Аполлон Замп, бывший владелец «Очарования Миральдры»».
«Как вы сказали — «бывший»?»
«Да, он потерял свое судно в Голодном Порту. Но еще до этого он выиграл конкурс и получил приглашение на фестиваль в Морнуне от короля Вальдемара. Мое предложение заключается в следующем. Почему бы вам не отправиться в Морнун вместо Зампа и не выступить перед королем Вальдемаром? И я считала бы себя исключительно обязанной, если бы вы согласились взять меня с собой!»
Гассун моргнул и с сомнением погладил подбородок: «Это очень далекий путь».
Мадемуазель Бланш-Астер рассмеялась: «Подобные соображения, конечно же, не могут воспрепятствовать планам такого человека, как вы».
«Но насколько целесообразен ваш план? — почти жалобно спросил Теодорус Гассун. — В конце концов, приглашение получил Аполлон Замп, а не я».
Мадемуазель Бланш-Астер решительно заявила: «Замп будет сотрудничать — он надеется получить первый приз». Обольстительница наклонилась вперед и посмотрела Гассуну в глаза: «Разве это не замечательное приключение?»
«Да-да, разумеется, — сдавленно произнес куратор плавучего музея. — Но я не большой любитель приключений».
«Не могу в это поверить! Я чувствую в вас романтический пыл, перед которым все возрасты покорны!»
Гассун нервно одернул лацканы сюртука: «Я не так уж стар, если на то пошло».
«Нет, конечно нет. Человек стареет только тогда, когда отказывается от своих надежд».
«Никогда! — воскликнул Гассун. — О, никогда!»
Мадемуазель Бланш-Астер понимающе улыбнулась: «В пути я завязала знакомство с Аполлоном Зампом. Я могу привести его сюда, и из вашей встречи может получиться нечто поистине замечательное». Она поднялась на ноги.
Гассун тоже вскочил: «Неужели вы уйдете так скоро? Я прикажу заварить еще чаю!»
«Мне нужно найти Зампа. Теодорус Гассун, вы возбудили во мне прекрасную надежду и веру в будущее!»
«Идите же! — полнозвучно напутствовал ее Гассун. — Но возвращайтесь поскорее».
«Постараюсь».
Спустившись по трапу, мадемуазель Бланш-Астер медленно прошлась по причалу Байнума, задумчиво опустив голову — гораздо более уязвимая и печальная персона, чем могли бы предположить Аполлон Замп или Теодорус Гассун. Остановившись, она обернулась, чтобы еще раз взглянуть на «Универсальный панкомиум». При этом она слегка поморщилась, испытывая ощущения, которые сама не посмела бы определить. Снова отвернувшись, она ускорила шаги и направилась к арке, ведущей в кривой узкий переулок, словно протиснувшийся зигзагами среди высоких зданий из потемневшего от времени дерева. По горбатому мостику она пересекла канал, заполненный зеленовато-черной водой. Дальше улицу перегородило строение с дюжиной беспорядочных мансард; с одной стороны подворотни под ним находилась лавка торговца целебными травами, с другой — небольшая переплетная мастерская. Из подворотни мадемуазель Бланш-Астер вышла на Бурсу — площадь, ширина которой уступала высоте окружающих домов. В центре площади, там, где установили прилавки четыре продавщицы цветов, ее должен был встретить Аполлон Замп, но его не было видно. Мадемуазель Бланш-Астер не проявила никаких признаков удивления или раздражения. Обозревая площадь, она заметила над булыжной мостовой вывеску с символическим изображением синего кита и направилась ко входу под этой вывеской.
В темном внутреннем помещении таверны «Голубой нарвал», так же, как и в прочих заведениях, выходивших на маленькую площадь, было тесно. Замп сидел за небольшим столиком на возвышении выступающей на улицу оконной ниши; заметив приближение своей сообщницы, он вскочил на ноги.
