Геннадий Гор - Скиталец Ларвеф
Он вышел, оставив меня одного среди скромной обстановки ученого. Я задумался и не заметил, как вошел Кант. Это был человек небольшого роста, с некрупными чертами лица, человек, очень похожий на всех других людей и в то же время чем-то резко от них отличавшийся. Чем? Пожалуй, больше всего лицом, на котором лежала печать острой любознательности и сомнения.
Еще в Санкт-Петербурге в одной из светских гостиных я слышал анекдот, слова Канта, якобы сказанные им о себе:
«Я, наверно, самый глупый человек на свете. То, что другим кажется простым и ясным, приводит меня в отчаяние своей сложностью».
Он стоял и смотрел на меня, должно быть ожидая, когда я назову свое имя. От сильного волнения я забыл имя разумеется, не свое собственное, а то, которым я назвал себя Яхману. Пауза, как мне показалось, длилась долго, дольше, чем того требовали обстоятельства. Я молчал, ожидая, когда заговорит сам хозяин. Он сказал тихим, но резким голосом:
— Господин Яхман, мой друг и помощник, сообщил мне о том, что привело вас сюда. Вас интересует, что такое время. Не могли бы вы задать вопрос не столь трудный?
— Где и задавать трудные вопросы, как не в этом кабинете?
Кант улыбнулся.
— Самое трудное-это на сложный вопрос ответить просто. И я отвечу вам, как ответил самому себе, когда впервые задал себе этот вопрос: время-это априорная форма нашего созерцания, так же, впрочем, как и пространство. Вы прибыли сюда издалека?
— Да, мне пришлось познакомиться с изрядным расстоянием, чтобы попасть к вам.
— Земля не так уж велика. Ее делают большей, чем она есть, медленные средства передвижения. Если бы мы могли летать, как птицы, мы бы лучше чувствовали масштабы той небольшой планеты, на которой поселила нас судьба. Сколько километров делали вы в час?
— Без малого триста тысяч в секунду. Я догадываюсь, что вы уже сделали нужные умножения, но не решаетесь назвать цифру.
— Вы шутите. На Земле нет таких расстояний. Да здесь и некуда так спешить.
— Я спешил поневоле. Могло не хватить жизни, чтобы преодолеть расстояние.
— Откуда вы?
— Из звездного неба, что над нами…
— Уж не хотите ли вы сказать, что вы не человек, а посланец потусторонних сил? Это было бы забавно и наивно, совсем в духе некоторых современных романов, пренебрегающих законами природы.
— Вы думаете, я прибыл вас дурачить? Кто бы взял на себя такую смелость! Нет, я имел дело со строгими законами природы. Я имел дело с пространством, с объективным пространством. Оно и послало меня к вам… Меня послало сюда будущее.
— Мне легче поверить, что вас послал дьявол, как это ни пошло и тривиально. Будущего нет.
— Но оно будет! Хотите, я расскажу вам о нем? О том, какой будет Земля через двести лет?
— Только не вдавайтесь в излишние подробности. Я все равно не имею возможности их проверить. Я говорил увлеченно о будущем обществе, обществе справедливом и творческом. Я рассказывал о теории относительности, квантовой механике, теории единого поля, генетике, кибернетике, сущности гравитации…
Кант слушал, не перебивая меня.
— Забавная смесь идей английских утопистов, Жан-Жака Руссо и причудливой выдумки романистов. Вы писатель? Через двести лет не будет ни меня, ни вас, и никто не сможет вас уличить в неправде.
— Жалею, что я вас уже не застану. Я постараюсь вернуться сюда через двести лет.
Кант усмехнулся. В эту минуту солнце вынырнуло из-за туч, и в кабинете вдруг стало необычайно светло. Лицо мыслителя изменилось. Глаза его смотрели на мой рот с тем откровенным изумлением, которое я видел только на лицах детей.
Мгновение длилось. Я не видел ничего, кроме этих изумленных глаз. Он, вероятно, не видел ничего, кроме моего странного рта. Длилась пауза. Кант молчал. Молчал и я.
Наконец он спросил тихо, почти шепотом:
— Кто вы? Поведайте, ради бога! Только не молчите. Кто вы?
Я рассмеялся.
— Разве мы так уж точно знаем, кто мы? — ответил я почти так же тихо.
— Во всяком случае мы знаем, что мы люди. Но вы не человек. Кто же вы? Кто?
— Я житель далекой планеты Дильнеи.
— Докажите.
— Разве то, что я вам рассказал, не подтверждает мое происхождение? А мой рот, который вы рассматриваете с таким изумлением?
— Ваш нечеловеческий рот произносит вполне человеческие слова. Ваш разум человечен…
— Ну, что ж, это только подтверждает диалектическое единство законов природы, мир материален, и высокоразумные существа пребывают не только на Земле….
— Может, я вижу сон?
— Позовите Яхмана. Он вам подтвердит, что вы не спите.
— Не стоит. Не стоит звать Яхмана. Он найдет какоенибудь объяснение этому феномену. И это объяснение будет слишком запутанным и сложным, чтобы быть истинным.
— Может, лучше не вдаваться в объяснения, господин Кант?
— Философ не должен бояться истины, как бы она ни была ужасна. Я жажду узнать причины, чтобы понять следствия.
— Все очень просто. Я прилетел на Землю с Дильнеи. Космический корабль ждет меня на Луне. Моя миссия подходит к концу. Мне пора, господин Кант. Благодарю вас за аудиенцию. Вот уже слышны шаги… Кажется, сюда идет господин Яхман?
— Да, это он. До свидания, господин с русской фамилией, посланец будущего. Я не хотел бы при Яхмане сомневаться в том, что вы человек. До свидания!
— Прощайте! Я вернусь через двести лет.
НАКАНУНЕ
Сто пятьдесят лет назад один из крупнейших биологов Дильнеи, великий Ахор, писал, не скрывая своей ревности к успехам физиков:
«Если бы наше знание проникло в живую клетку так же глубоко, как в сущность атома, вероятно, мы избавились бы от большинства болезней и смогли бы продлить нашу короткую жизнь вдвое, втрое, а может, и в десять раз».
Еще недавно эти слова звучали несбыточно, как не оправдавшееся пророчество, сейчас же они были близки к реализации. Вот уже несколько лет, как вся Дильнея была занята наступлением на тайны клетки. Казалось, все превратились в цитологов: инженеры, поэты, старушки, доживавшие свой век, диспетчеры на космических вокзалах, астросадовницы, астрономы, работники связи, литературоведы, косметики.
Арид сказал Эрое:
— Теперь вы можете спокойно ждать Веяда. Вам не суждено состариться. Мы уже накануне победы над энтропией и временем.
В глазах Арида, увеличенных экраном приближателя, были следы грусти. Нелегко было ему вспоминать о Веяде.
Об этом Эроя догадывалась давно.
— Когда мы встретимся? — спросила она. — Я так давно не видела вас.
— Может быть, завтра. Если мне удастся выкроить час, отложив все дела.
