Сборник Сборник - Фантастика, 1963 год
Али-Овсад, стоявший рядом, взял бинокль у него из рук и посмотрел на столб.
— Наверно, он железный, — сказал Али-Овсад. — Надо его резать. Наверно, хорошая сталь — зачем пропадает? Резать надо. Иди спроси армянина.
— Какого армянина?
— Начальника, Брамульяна.
Из радиорубки вышли Штамм и Брамулья. Австрийский геолог вытирал платком лицо и шею, он позволил себе расстегнуть пиджак на одну пуговицу.
Уилл говорил ему что-то, австриец упрямо мотал головой, не соглашался.
Кравцов подошел к ним и, прервав разговор, сказал самим официальным тоном, на какой только был способен:
— Господин Брамулья, я считаю необходимым немедленно начать резать столб.
Чилиец повернул к нему потное рыхлое лицо, глаза у него были как две черные сливы.
— Я готов немедленно приступить…
— Он готов приступить! Вы слышали, Штамм? Он готов полезть в это дьявольское пекло! Я не разрешаю приближаться к столбу!
— Господин Кравцов, — ровным голосом сказал Штамм, — пока не будет выяснена природа явления, мы не имеем права рисковать…
— Но для выяснения природы явления надо хотя бы иметь образец вещества, не так ли?
Зной становился нестерпимым, палуба вибрировала под ногами, у Брамульи дрожал тройной подбородок. Монтажники из всех четырех бригад жались к бортовому ограждению, не слышно было обычных шуток и смеха, многие прислушивались к разговору геологов и инженеров.
— У меня раскалывается голова! Я не могу держать людей здесь, на плоту. Я не знаю, что будет дальше! — Брамулья говорил беспрерывно, так ему было немного легче. — Мадонна, где “Фукуока-мару”? Почему эти японцы вечно запаздывают? Почему все должно было свалиться на голову Мигеля Брамульи?
— Он свалится, — резко сказал Кравцов. — Он обязательно свалится на вашу голову, сеньор Брамулья, если вы будете причитать вместо того, чтобы действовать.
— Что вы от меня хотите? — закричал Брамулья.
— У нас есть жаростойкие костюмы. Разрешите мне…
— Не разрешаю!
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
Тут подошел долговязый Джим Паркинсон, голый по пояс. Он притронулся кончиком пальца к целлулоидному козырьку.
— Сэр, — сказал он Кравцову, — я хотел, чтобы вы знали. Если вам разрешат резать ату чертову свечу, то я к вашим услугам.
Рослый румын выдвинулся из-за плеча Джима, гулко кашлянул и сказал на ломаном русском, что и он готов и его ребята тоже.
— Они все посходили с ума! — вскричал Брамулья. — Штамм, что вы скажете им в ответ?
— Я скажу, что элементарные правила безопасности требуют соблюдать крайнюю осторожность. — Штамм отстегнул еще одну пуговицу.
— А вы, Макферсон? Почему вы молчите, ради всех святых?
— Можно попробовать, — сказал Уилл, глядя в сторону. — Может быть, удастся отхватить кусочек для анализа.
— А кто будет отвечать, если…
— Насколько я понимаю, вы их не посылаете, Брамулья. Они вызвались добровольно.
И Брамулья сдался.
— Попробуйте, сеньор Кравцов, — сказал он, страдальчески вздернув брови. — Попробуйте. Только, умоляю вас, будьте осторожны.
— Я буду крайне осторожен. — Кравцов, повеселев, зашагал к складу.
За ним увязался Али-Овсад.
— Ай балам,[10] куда бежишь?
— Буду резать столб!
— Я с тобой.
Мастер смотрел, как Кравцов расшвыривает на стеллажах склада спецодежду и инструмент, и приговаривал нараспев: — Ты еще молодо-ой. Мама-папа здесь не-ет. Профсоюз здесь не-ет. Кроме Али-Овсад, за тобой смотреть — не-ет…
Пятеро в жароупорных скафандрах медленно шли к середине плота. Грубая стеклоткань топорщилась и гремела, как жесть. Они шли, толкая перед собой тележку с фотоквантовой установкой, тележка мирно катилась по рельсам. Кравцов сквозь стекло герметичного шлема в упор смотрел на приближающийся столб.
“Пускай у него температура триста градусов, — размышлял он. — Ну, пятьсот. Больше вряд ли, его здорово охлаждает толща воды, сквозь которую он прет… Конечно, фотоквантовый луч должен взять. Обязательно возьмет… Перерезать бы… Нет, нельзя: неизвестно, как он упадет… Но кусочек мы от него отхватим”.
Вблизи столба рваные стальные листы палубы корежились, ходили под ногами. Кравцов жестом велел товарищам остановиться. Завороженно они смотрели на бегущую тускло-черную поверхность. Столб та суживался, и тогда вокруг него образовывался промежуток, куда свободно мог провалиться человек, то вдруг разбухал, подхватывал рваные края настила и, скрежеща, отгибал их кверху.
— Устанавливайте, — сказал Кравцов, и ларингофон, прижатый к горлу, донес его голос в шлемофоны товарищей.
Чулков, Джим Паркинсон и рослый румын по имени Георги сняли с тележки моток проводов, размотали водяные шланги охлаждения и подвели их к палубному стояку. Затем они осторожно приблизились метров на десять к столбу, закрепили направляющую штангу на треноге и подключили Провода.
Кравцов встал у пульта рубинового концентратора.
— Внимание, включаю! — крикнул он.
Прибор показал, что излучатель выбросил невидимую тончайшую нить света страшной сконцентрированной силы.
Но столб по-прежнему бежал вверх, его черная оплавленная поверхность была неуязвима, только клочья пара заклубились еще сильнее.
Кравцов подскочил к монтажникам и сам схватился за рукоять излучателя. Он повел луч наискось по столбу. Черное вещество не поддавалось. Было похоже, что луч тонул в нем или… или искривлялся.
— Попробуем ближе, сэр. — сказал Джим.
Кравцов выключил установку.
— Придвигайте! — крикнул он. — На метр.
— Очень близко не надо, — сказал Али-Овсад.
Монтажники подтащили треногу поближе к столбу, палуба шевелилась у них под ногами, и вдруг Чулков, стоявший впереди, вскрикнул и, раскинув руки, пошел к рваному краю скважины. Он шел заплетающимися шагами прямо на столб. Джим кинулся за ним, обхватил обеими руками. Несколько мгновений они странно барахтались, будто балансируя на канате, тут подоспел Георги, он схватился за Джима, а Кравцов — за Георги, а за Кравцова — Али-Овсад.
Точь-в-точь как в детской игре. Пятясь, они оттащили Чулкова, и Чулков повалился на палубу — сел, подогнув под себя ноги, ноги его не держали.
Все молча смотрели на Чулкова. Раздался голос Али-Овсада:
— Разве можно? Технику безопасности забыл — я так тебя учил? Зачем на столб полез?
— Я не полез, — сказал Чулков хрипло. — Притянуло меня.
— Иди отдыхай, — сказал старый мастер. И повернулся к Кравцову: — С этим столбом шутку шутить нельзя.
