Филип Дик - Духовое ружье
— Понятно, — протянул один из полицейских, обращаясь к другому, почему этих дизайнеров по оружию так сильно ненавидят. Они маги.
— Нет, — сказал Ларс, — вы ошибаетесь, это вовсе не то, что меня мучает. Хотите знать, что меня мучает? Сколько еще до Фэрфакса?
— Недолго, — одновременно ответили оба.
— Постараюсь успеть, — сказал Ларс. — Вот что меня гложет. Я неудачник в своей работе. И то, что она наносит ущерб человеку, просто пугает меня. Но мне платят, или по крайней мере платили до сих пор за то, что я был неудачником. Вот что было нужно!
— Вы думаете, Паудердрай, — сказал сидящий рядом с ним полицейский, что вам с Лилей Топчевой удастся сделать это? Прежде чем они… — он указал пальцем вверх, почти набожным жестом, как какой-нибудь древний землепашец, труды которого снова и снова сжигало небесное пламя,…сбросят, что у них там есть. То, что они устанавливают. Ведь спутники для каких-то расчетов. И когда они сбросят это, оно упадет непременно в том месте, куда им нужно? К примеру — это моя личная теория — они доведут Тихий океан до кипения и сварят нас, как мэнских омаров…
Ларс молчал.
— Он не собирается ничего говорить. — Полицейский за пультом управления говорил непонятным, странным тоном. В нем слышались и злость, и печаль. Как маленький мальчик, и Ларс невольно проникся симпатией к нему.
Должно быть, временами и ему случалось говорить вот так.
Ларс сказал:
— В советском посольстве мне сказали напрямую, что если Лиля и я вернемся ни с чем или только с каким-нибудь псевдооружием, то тем самым мы сократим наши жизни на несколько десятков лет. И они действительно сделают это. Если только вы их не опередите.
Ведущий хоппер полицейский спокойно согласился:
— Мы и будем первыми. Потому что мы ближе. Но не прямо сейчас, еще будет подходящий момент.
— Вам приказали? — с любопытством спросил Ларс. — Или это ваша личная идея?
Ответа не последовало.
— Вы оба не можете убить меня. — Ларс, без особого успеха, старался сказать это и убедительно, и беззаботно. Первое ему явно не удалось, а второе не понравилось слушателям. — А может, и можете. — Затем добавил: Святой Павел говорил, что человек может родиться снова. Он может умереть, а потом возвратиться к жизни. Таким образом, если человек может дважды родиться, то почему он не может быть дважды убит?..
— В вашем случае, — сказал полицейский рядом с ним, — это не будет убийством.
Он не стал расшифровывать, что же это будет в этом случае. Возможно, подумал Ларс, это нельзя высказать словами. Он ощущал тяжесть их ненависти, их страха, всего вместе, и в то же время их доверия. У них все еще была надежда, как и у Каминского. Они годами платили ему, чтобы он не производил гениального смертоносного прибора. И теперь все с той же абсолютной наивностью все же цеплялись за его рубашку, умоляя, как обычно, — и все же с плохо скрываемым подтекстом угрозы. Убийства — в случае, если его ждет провал.
Он внезапно многое понял об обществе мошенников. Многое из того, чего не понимал столько лет.
То, что они знали всю подноготную, все сенсационные новости, не сделало их жизнь более легкой. Так же, как и он, они все еще страдали. Они не надували паруса во всю мощь, Хубрисом, как кто-то сказал ему.
Узнав, что происходит на самом деле, они попали в неловкое положение, и по той же причине, по которой незнание позволяло всей массе, всем простофилям спокойно спать. Слишком большая ноша, полностью оформившаяся, полная ответственности, лежала на мошенниках… даже на этих двух ничтожествах, этих полицейских. Плюс всей их когорте, которая сейчас в его квартире распихивала все его плащи, рубашки, туфли, галстуки и нижнее белье по коробкам и чемоданам.
И вся эта тяжелая ноша заключалась в следующем.
Они, так же как и Ларс, знали, что их судьба находится в руках недоумков. Это было как дважды два. Недоумки на Западе и на Востоке такие как генерал Нитц и маршал Папонович… недоумки. Он отчетливо это осознал и почувствовал, как его заливает краска стыда. Правящий класс пугало, что правительство было так же смертно, как и все прочие. Последним сверхчеловеком, последним «железным человеком» был Иосиф Сталин. А с тех пор — лишь тщедушные смертные, работодатели, которые только и умели, что заключать сделки.
И все же, альтернатива была пугающе плохой — и все они, не исключая и простофиль, в какой-то мере ощущали это.
Теперь они четко видели этот выбор в своем небе — в форме трех неизвестных спутников.
Полицейский за пультом тягуче, как будто это не имело для него никакого значения, произнес:
— Вот и Исландия.
Под ним блестели огни Фэрфакса.
Глава 15
Огни сверкали, создавая светло-золотистый туннель, указывающий дорогу. Пронизывающий до костей ветер с северных ледников яростно набросился на него, заставляя ускорить шаг. Следом шли оба полицейских.
Они тоже дрожали. Втроем они быстро добрались до ближайшего здания.
Дверь плотно закрылась за ними, и тепло окружило со всех сторон. Они остановились, еле переводя дух. Лица полицейских покраснели и опухли, не столько из-за перемены климата, сколько от напряжения и страха, то их захватят снаружи.
Из ниоткуда появилось четыре члена КВБ, советской секретной полиции, одетых в старомодные, супернемодные шерстяные костюмы, обычно скрываемые под плащом, узкие полуботинки и вязаные галстуки. Казалось, что они буквально извлекли себя с помощью мудреной науки из стен приемной комнаты, в которой стояли тяжело дышащие Ларс и двое представителей американской полиции Запад-Блока.
Бесшумно, медленными, ритуальными движениями представители секретных служб Запад-Блока и Советов обменялась удостоверениями. Они, должно быть, подумал Ларс, принесли с собой по пять килограммов удостоверяющих личность материалов каждый. Обмен карточками, бумажниками, цефалическими звукоключами, казалось, будет длиться бесконечно.
Никто ничего не сказал. Никто из шести присутствующих не смотрел друг на друга. Все внимание было уделено проверке документов друг друга.
Ларс отошел в сторону, нашел машину, торгующую горячим шоколадом, бросил в нее двадцать пять центов и получил взамен стаканчик напитка. Он медленно тянул его, чувствуя себя бесконечно усталым, думая о том, что у него болит голова и что он не побрился. Он ясно почувствовал, какой у него нестандартный, неподходящий и просто отвратительный вид. В такое время.
При подобных обстоятельствах.
Когда, наконец, полиция Запад-Блока заключила, что обмен документами с их коллегами из Нар-Востока состоялся, Ларс язвительно произнес:
— Я чувствую себя как жертва гестапо. Грубо вытащенный из постели, небритый, в самой скверной одежде и еще вынужденный наблюдать…
