Владимир Михайлов - Один на дороге
- Вот как, - сказала майор Иванова голосом, в котором не было никаких эмоций. - Это решение уже принято командованием?
- Еще нет, - ответил Лидумс. - Для того, чтобы сделать все наилучшим образом и с наименьшим риском, надо установить, как располагаются под землей помещения и, по возможности, как размещены в них заряды, хотя бы самым приблизительным образом. Сейчас наши товарищи занимаются именно таким выяснением.
- Они проникли внутрь? - насторожилась она.
- Нет, конечно. Выясняют сверху. При помощи сильного интроскопа.
- Это весьма утешительно, - сказала Иванова. - Именно то, что пока еще не принималось никаких решений на уровне командования. Потому что было бы крайне желательно не взрывать все это, а сохранить в целости. То есть, выражаясь вашими терминами, именно разминировать, а не взорвать.
- Гм, - сказал Лидумс и густо засопел, что означало, что он недоволен. Но понять, что он недоволен, мог не всякий, и я решил было тут же перевести его эмоции на общедоступный язык, но потом передумал. На этот раз наши с ним мысли не совпадали. Да, в свое время мы с ним успешно выступали дуэтом: я изображал горячего, неуемного максималиста, суждения мои и требования были категоричны; мне начинали возражать еще на дальних подступах, и пока я отходил до отметок, сделанных нами заранее, противник бывал уже измотан; тут в дело вступал Лидумс с его немногословной, сдержанной логикой, предлагал заранее разработанный нами вариант - и оппонентам казалось, что они заставили нас пойти на компромисс, многим поступиться, хотя на самом деле мы получали, в общем, то, чего и хотели. Однако то было давно, а сейчас мне вовсе не хотелось поддерживать его. Да он и не ждал этого, сам пошел в контратаку.
- Да что там сохранять? - спросил он. - Что, по-вашему, там скрывается? Янтарная комната? Полотна из Дрезденской галереи? Золото с бриллиантами? Будь такие подозрения - я понимаю, все эти вещи имели бы ценность и сегодня, и ради них, конечно, стоило бы идти на немалый риск. Но что, по-вашему, может там быть такое, ради чего мы станем рисковать людьми? А что риск будет немалый - я, как специалист, могу сказать вам уже сейчас. Чего ради?
Иванова не торопилась с ответом, и один из сидевших за столом, майор, успел вставить:
- А вы уверены, что там и на самом деле не Янтарная комната? Насколько мне известно, она до сих пор еще не найдена. Да и все ли полотна великих мастеров вернулись после войны на свои места?
Черт его знает, вдруг мелькнуло у меня. А может, и в самом деле Янтарная комната?
- Так, - сказала Иванова. - А какие еще есть предположения относительно того, что может там заключаться?
- Там может быть, например, - сказал один подполковник, - секретная мастерская или заводик по производству каких-то тонких приборов. Военных, конечно. Для подводников, авиации, ракетной техники...
- Секретная тюрьма - гестапо или в этом роде, - сказал тот полковник, что принадлежал не к армии. - Или секретный архив...
- Секретный склад - не обязательно взрывчатки, скорей другое...
- Какая-нибудь засекреченная лаборатория...
- Обратите внимание, - сказала Иванова, - что любое предположение обязательно связано со словом "секретный". После того, что я вам рассказала, это понятно. Но раз там заключен секрет - значит, мы должны его узнать, не так ли?
- Да зачем? - снова не выдержал Лидумс. - Я понимаю, во время войны, когда объект этот чем-то нам угрожал - да, безусловно, тогда был бы оправдан любой риск. Но сейчас? Ну, найдем мы там какие-то приборы - но ведь они давно и безнадежно устарели. Найдем новую по тем временам взрывчатку - но сейчас есть вещи куда новее. Пусть там какой-нибудь газ - но и это не представляет интереса ...
Иванова покачала головой, и Лидумс умолк.
- Что там лежит, мы сейчас вряд ли угадаем, - сказала она. - Но за одно можно ручаться. Оно там есть, никуда не делось, и оно нам очень нужно.
- Что? - спросил Ли думе.
- Кусочек истории, - сказала майор Иванова. - История войны еще не дописана. А нам нужно, да и всем нужно, чтобы она была написана как можно полнее и всестороннее. Чтобы в ней не оставалось ни темных мест, ни белых пятен. И мы не знаем, какая мелкая деталь может вдруг помочь нам увидеть многое под другим углом зрения, точнее, вернее.
- История, - сказал Лидумс, - это то, что было. Она уже совершилась. И за то, чтобы история завершилась так, а не иначе, было заплачено миллионами жизней. Может быть, жертв могло быть меньше, наверняка могло - но это уже другой вопрос. Жизни 'были отданы. Но надо ли рисковать жизнями еще и сейчас - ради того, что уже произошло и чего мы никакими жертвами изменить не сможем?
Разведчица смотрела на него спокойно, но в голосе ее, когда она стала отвечать, прозвенели нотки волнения.
- Это разные вещи, товарищ полковник, и вы их смешиваете. Война - да, совершилась. И результата ее никто изменить не в силах. Да, это так. Но история не совершилась. Она не окончена. История - это не то, что произошло, а то, что мы знаем о том, что происходило. История всегда существует в настоящем времени. Мы знаем, что было. Мы не всегда знаем - как. А от этого зависит очень многое. Одно и то же действие можно рассматривать и как успех, и как ошибку. Одну и ту же мысль - как верную и как неверную. И решения, и мысли, и многое другое были вчера, есть сегодня и будут завтра. И от того, что мы знаем или не знаем о вчерашних, во многом зависит, насколько удачными или неудачными будут завтрашние. Всякое событие совершается не один раз, но многократно. Один раз - когда оно происходит. И много, порой десятки раз когда его вспоминают, дают оценку, делают выводы. А порой оценка и выводы играют куда большую роль, чем само событие. Потому что они являются источниками новых событий, сегодняшних и завтрашних. История, как оценка и вывод - эта история меняется, в ней нет незыблемых вещей, кроме, может быть, самых общих моментов. И поэтому надо знать, что, как и почему было вчера чтобы не ошибиться сегодня, завтра и послезавтра. Вы согласны со мной?
Лидумс склонил голову набок и промолчал. Молчал и я, хотя тут я мог бы с ней поспорить. Но вспомнил своего отца. И промолчал.
- И за это, - заключила неумолимая Иванова, - иногда приходится рисковать жизнями и сейчас. Потому что это очень важно.
Она, безусловно, была права; но своя правда была и у Лидумса. Каждый командир знает, что жертвовать людьми можно лишь тогда, когда не жертвовать -нельзя. Именно тут цель должна оправдывать средства, потому что средства небывало дороги. Рассуждения Ивановой были хотя и убедительными, но отвлеченными, это была теория, а жизнь человека - это практика; нет отвлеченных, обобщенных жизней, они всегда конкретны. Конечно, можно в определенных случаях не посылать людей приказом. Можно вызвать добровольцев. Можно. Но не всякий раз ты станешь даже вызывать добровольцев. Потому что в конечном итоге ответственность все равно лежит на тебе.
