Михаил Ахманов - Далекий Сайкат
То же самое в безмерно далекой древности, в эпоху мамонтов и саблезубых тигров, случилось на Земле, сделав его потомком победившей расы. И хотя с тех пор прошли не тысячи – десятки, даже сотни тысяч лет, он испытывал странное чувство вины, будто тазинто являлись теми самыми земными дикарями, чья жадность и ярость уничтожили других людей – почти людей, не дав им шанса сделаться столь же разумными, свободными и сильными, каким был он сам, Ивар Тревельян, социоксенолог, разведчик-наблюдатель, кавалер Почетной Медали и прочая, и прочая. Из них, из этих погибших во младенчестве, тоже могли получиться отличные ксенологи и разведчики – такие, к примеру, как мудрый параприм Аххи-Сек… Но не получились. Остался только Тревельян, наследник их врагов.
– Утренней радости тебе, достойный… – пробормотал он и поднял дротик.
Из-за деревьев выступила цепочка рослых силуэтов, темных и безмолвных, с чудовищно длинными руками – Ивар не сразу понял, что видит дубины и прочее оружие. Едкий запах пота долетел до его ноздрей, и терре, очевидно, тоже его уловили – один за другим они придвинулись к выходу из пещеры. Казалось, никто не командует ими, просто каждый знал, что делать, и были здесь все, от стариков до восьмилетних подростков. В глубине жилища остались только малыши, и, повернувшись к ним, Тревельян увидел, как блестят их глаза и жала дротиков. Потом он отыскал фигуру Старца – тот выпрямился во весь рост, сжимая в каждой руке по копью.
– Они пришли, Ивар, – раздался из связного браслета голос третьего генетика. – Что мы должны делать?
– Вести себя, как терре, – сказал Тревельян и уточнил: – До поры, до времени. Когда тазинто ворвутся в пещеру, не забудь переключить свой проектор. И не тревожься. Я тебя найду.
– Надеюсь, вовремя, – произнес Иутин. Потом, через секунду, спросил: – Дикари не двигаются. Чего они ждут?
– Сигнала к атаке. Это племя более организованно, чем терре, и обладает опытом междуусобных схваток. В их становище я видел плетеные щиты. Они наверняка…
Жуткий протяжный вой заглушил его слова. На опушке взметнулось пламя – один, два, три костра, высветивших темные силуэты, придавшие им объемность и угрожающую реальность. Тазинто двигались вокруг костров, поджигая факелы, подпрыгивая и яростно размахивая ими, и в воздух, будто праздничный фейерверк, летели снопы искр. Воины ревели, подражая рыку хищников, но ни пламя, ни эти угрожающие звуки и телодвижения не вызвали реакции троглодитов. Терре, чуткие к запахам, не обманывались: не стая огромных зубастых маа была перед ними, а двуногие враги – возможно, еще более страшные. Огонь их тоже не пугал, и это стало для Тревельяна открытием. Похоже, они все-таки были знакомы с огнем, но то ли не умели его добывать и поддерживать, то ли не испытывали нужды в благодетельном тепле костров.
Шеренга тазинто с факелами двинулась от опушки. Командор, видевший их глазами Тревельяна и через объектив голокамеры, доложил, что воинов сто тринадцать и что предводитель Сломанный Меч идет в середине отряда. Тазинто прикрывались большими плетеными щитами и шли без мечей, только с копьями и дубинами, как на облавную охоту. Они не торопились; вероятно, имели опыт столкновений с троглодитами и знали, что те не покинут свою пещеру. Но и без боя не отдадут – и потому не стоило лезть без защиты под их меткие дротики.
Кожа мягко сжимала мышцы Тревельяна, даруя им почти божественную мощь. Сейчас он без труда добросил бы копье до края опушки и протаранил сильным ударом щит, но терре, при всем их искусстве метателей, равняться с ним не могли. Они затаились, выжидая, когда враги приблизятся, и их спокойствие, способность не поддаться панике и рассчитать дистанцию были неоспоримым и явным признаком разума. Не только разума, но мужества, подумал Ивар; лишь человек способен отвергнуть мысль о безнадежности борьбы и ждать врага с таким стоическим терпением.
Когда тазинто приблизились к середине поляны, он различил под деревьями еще два силуэта. Эти, пара отставших, выглядели такими же, как остальные дикари, но облик их, как и дубины, которые они тащили, являлся бутафорией. Ночное зрение Ивара было достаточно острым, и он различил характерные движения кни’лина – обычно они озирались и крутили головами, чтобы не приблизиться к кому-нибудь из соплеменников и не нарушить чужое пространство. Подняв к лицу связной браслет, он сказал:
– Здесь Тревельян. Вижу вас, ньюри Джеб Ро и ньюри Второй Курс. Я у входа в пещеру. Относительно вас – в правом углу.
– Велик Йездан! – пробормотал координатор и поднял руку, чтобы его можно было опознать. – Как ты ориентируешься в ночном цвете? Я вижу только тени.
– А твоя камера?
– Камера работает и видит все. Обе камеры, моя и Второго Курса.
– Ну и ладно. Стойте, где стоите, и не приближайтесь к дикарям. Сейчас начнется свалка.
– Понял.
Джеб Ро замер под деревом. Он находился примерно напротив Ивара, а Второй Курс – метрах в ста пятидесяти, в другом конце поляны. Они тоже вели съемку с двух позиций. Тревельян призадумался было, зачем координатору подробная запись грядущих зверств, но тут тазинто испустили новый вопль и ускорили шаги. Первый дротик свистнул в воздухе, пробил щит и, очевидно, руку щитоносца – тот с криком боли выронил щит и факел, и второй дротик тут же впился ему в горло. Теперь снаряды полетели с обеих сторон: одни тазинто с ревом бросали копья и метательные топоры, другие прикрывали их щитами, подымая повыше пылающие факелы. Продолжая двигаться цепочкой и швырять копья, нападающие перешли на бег; в их действиях ощущалась дисциплина и слаженность македонской фаланги. Эта искусная тактика не удивляла Тревельяна; он знал, что именно так в каменном веке велась облавная охота или схватка с опасным зверем вроде быка или хищной кошки. И в том, и в другом местные охотники наверняка имели приличный опыт.
Терре оборонялись молча. Ни один их метательный снаряд не пролетел мимо цели: одни впивались в щиты, другие – в руки и ноги тазинто, третьи – при самом удачном раскладе – поражали шею или голову. Пока бросали их только мужчины, и Тревельян, заметив, что Старец смотрит на него, метнул три из четырех своих копий. Его удары были страшными и завершались огромной дырой в щите, треском сломанных ребер и хриплым предсмертным воплем. Считая с этими тремя, в траве уже валялось не меньше десятка нападавших, но он понимал, что потери невелики; через несколько минут тазинто ворвутся в пещеру и начнется бойня. Не первая, которую ему довелось наблюдать в скитаниях по чужим мирам, где жизнь ценили дешевле песка в пустыне или пригоршни болотной грязи. В пещере терре были женщины и дети; мысль об их участи кольнула Тревельяна, заставив повторить то заклинание, которое помнил всякий работник Фонда: я здесь чужой, я наблюдатель, и я не поддамся эмоциям, ибо в этой борьбе нет ни правых, ни виноватых. В любом из примитивных миров резня и бойня являлись исторической неизбежностью, и попытка вмешаться в локальный конфликт, дабы рассудить по справедливости, была по меньшей мере наивной.
