Владимир Голубев - 1894
Ершов, не церемонясь, наступил Сержу на живот, руками взялся за раму, и пнул даму в солнечное сплетение, та упала на диван, и разинула рот, потеряв способность дышать и говорить. Николай осторожно положил Петьку на диван, и быстро затащил Сержа за ноги в купе. Лишь в последний момент, уже закрывая дверь, он вспомнил о шляпе.
Пока Николай перевязывал Петьку, «пани Зося» успела перестать ловить воздух ртом, и забилась в уголок дивана напротив.
— Легла, сука, на живот! Мордой в угол, руки сцепила в замок на заднице.
«Отчаянная анархистка» повиновалась молча. Ершов ткнул её в голову, чтобы нос уткнулся в щель между подушек. «Революционерка» заскулила, и, похоже, надула на диван.
Николай усадил Петьку, подложив подушки, ослабил ему пояс, побрызгал водой в лицо и потер виски. Это не помогло. Тогда Ершов сильно потер ладонями уши, и несколько раз сильно сдавил мочки ушей. Петька не приходил в себя.
Николай выругался, ударил ногой Сержа, пытающегося поднять дрожащую голову, и нащупал на затылке Петьки затылочные бугры. Ершов помассировал их, и бледное лицо Петьки начало розоветь. Давление, явно, повысилось. Николай надеялся, что и ритм сердца улучшился. Ресницы зашевелились и раненый прошептал:
— Как же больно то, б…
— Коньячку сорок грамм будешь? — ласково спросил Ершов, наступив сапогом на ладонь Сержа, — Еще раз шевельнешься, считай в последний раз. Ты понял, сучонок?
— Я думал, что убил этого, — разочарованно сообщил Петька. Он рассеянно посмотрел на фляжку в руке Николая, — Наливай. Сорок грамм — это хорошо!
— Серж не виноват! Он не знал, что вы тоже революционеры! — заныла, не высовывая своего носа из дивана, «пламенная революционерка».
— Понятно. Ты-то знала, но Петра кинжалом пырнула. По законам революции тебе полагается смертная казнь, — зевнул Николай. У него начался отходняк.
Эмма заскулила, а Николай решил допросить анархистов. В отношении Эммы это следовало сделать в самом начале пути, но он тянул, считая, что времени для этого предостаточно.
— Эй, Серж! Жив, сучонок? Вставай, раздевайся. Снимай всё! — зло процедил Николай, он сел на ноги Эмме, и поднял револьвер.
— Садись на пол. Лицом к двери! Вот тебе лист бумаги и карандаш. Пиши! Всю подноготную пиши, — приказал Ершов, отодвигая одежду «стрелка» в сторону.
— Ты тоже вставай, Эмма-Эмма, — освободил ноги анархистке Николай, — Пиши, пиши. Адреса, фамилии, клички, кто отдал приказ, кому нужно доложить, пиши всё, что знаешь. Кто лучше напишет, тот останется в живых.
Эмма посмотрела недоверчиво, но в глубине души она надеялась на чудо.
— Петенька, любимый, я не хотела тебя убивать. Это какое-то помрачение, — «пани Зося» сделала попытку подстраховаться. Её взгляд был настолько искренен и нежен, что Николай почти поверил.
* * *Перегоны пошли короткие, и прикормленный проводник каждый раз вежливо стучал в дверь, напоминая о стоянке. Вечером Ершова проведали Два Ивана. Их нервы были так напряжены, что они пыхтели, как два маленьких паровозика. Ершов оставил их в купе и быстро, чуть не бегом, отправился в соседний вагон. Ему нужно было подготовить сценку: «сосед сошел, не попрощавшись» для проводника своего вагона. Ершов выбрал самого низенького из своих охранников, попросил его одеть пальто и шляпу Эммы.
«Сойдет. Со спины, да если к тому же указать на него проводнику» — подумал Ершов.
Он тщательно разжевал свой план, и был уверен, что охранник справится с ролью. Хотя стоянка была настолько долгая, что пассажиры даже успели поужинать в вокзальном ресторане, вернулся Николай так поздно, что Два Ивана бежали к себе трусцой, напоминая знатокам бег носорогов. Живые препятствия ловко отскакивали с дороги, наплевав на демонстрируемое ранее величие.
Парочка анархистов писала свои откровения весь день, без перерыва на чай и кофе. У Сержа болели пальцы, раздавленные сапогом Николая, и он постоянно жалобно стонал, нервируя Эмму.
Прошел целый час, как стемнело. Ершов связал революционерам руки, и прогулялся по вагону. Пассажиры спали, но проводник доблестно бодрствовал. Это полностью устраивало Николая. Он, на всякий случай, глубоко натянул шляпу стрелка, и стал скулить справа от двери служебного купе. Услышав шум шагов проводника, Ершов успел переместиться влево, и напал со спины. Это был тот редкий случай, когда Николаю принесли реальную пользу его многолетние занятия боевыми искусствами. Проводник потерял сознание мгновенно, и Ершов аккуратно уложил его на маленький диванчик, с которого тот минуту назад встал. Он снял с его пояса ключ от двери вагона, и побежал в своё купе.
— Встали. Бегом, бегом, — поднял он полусонных анархистов, и сунул Сержу в руки его одежду. Тот прижал её к паху своими связанными руками, как будто стеснялся наготы. В руку Эммы Ершов вложил злополучную заколку.
— Разрежешь веревку Сержу, потом он тебе.
Николай пролетел коридор на цыпочках, и распахнул дверь вагона. Ледяной ветер ворвался внутрь, обжигая лицо острым снегом. Подбежавшая Эмма остановилась.
— Я не пойду! — со смертельным ужасом в голосе воскликнула она.
Ершов схватил её за волосы и бросил в темноту. Оттуда раздался, леденящий душу, вопль.
Серж спрыгнул сам, не раздумывая.
«Расчетливый мерзавец. Не стоило его так отпускать. Этот доберется до полустанка, мы его только что проехали», — сделал себе зарубку в памяти Николай.
Ершов успел вернуть ключ до того, как проводник пришел в себя.
* * *Первая утренняя станция называлась Садбери, маленький городок, возникший во время строительства железной дороги.
Ершов закрыл от проводника выход из соседнего вагона и начал отвлекать его внимание пустыми вопросами: есть ли на вокзале буфет, как долго простоит поезд. Тут его внимание привлекла небольшая группа мужчин, направляющаяся к их вагону.
«Вот и хорошо. Замечательно. Прямо, как по заказу. Проводник не бросится догонять „моего соседа“», — обрадовался Ершов.
— Куда это мой сосед с вещами направился? Тем более на вокзале нет даже буфета, — удивленно сказал Николай, указывая проводнику на подставу.
Тот повернул голову, и окликнул мнимого соседа Ершова.
— Опять лишние места продали, — сочувствующе сказал Николай, обращая внимание проводника на подошедших мужчин.
Петька, с трудом передвигая ноги, просочился к соседнему вагону, где его закрыли от внимания Два Ивана.
Ершов облегченно вздохнул и собрался уходить, но проводник его остановил.
— Господа интересуются вашим соседом. Я сообщил им, что он сошел на этой станции.
