Зиновий Юрьев - Быстрые сны
Нам не нужно было объяснять, что случилось на станции, на которой был Коа. Мы знали всё, что знал он. Мы были частью его, а он был нами. Но задача была сложна. Я не могу сказать, в чём она состояла, ибо мозг мой не смог усвоить технические образы, циркулировавшие в кольце Малого Зова. Они были слишком сложны и незнакомы мне.
И всё новые братья вплавлялись в общий мозг, росший в кольце Малого Зова. И самосознание наше всё расширялось и расширялось, пока не стало похоже на громадный, безбрежный храм, в котором тысячекратным эхом билась, сплеталась и расплеталась наша общая мысль. И эхо вибрировало и дрожало от нашей общей мощи. И мы поняли, что случилось с машинами Коа и что нужно сделать, чтобы избежать аварии. Но никто не мог бы сказать, что это понял он. Только мы, ибо внутри кольца Малого Зова не было меня, тебя, его. Были только мы.
И как только задача была решена, кольцо распалось, и У снова стал У, существом, протянувшим мне лучик сновидений сквозь бесконечную тьму космического пространства.
И я начал понимать, почему на Янтарной планете всегда сияет радостный отблеск…
— Когда, вы говорите, начался вчера первый цикл? — услышал я, просыпаясь, голос профессора.
— Быстрого сна? — переспросила Нина. — Сейчас посмотрим… Вот. В двенадцать сорок.
— Сегодня?
— В двенадцать сорок.
— Значит, совпадение полное?
— Нет, Борис Константинович. Вчера было десять периодов быстрого сна, а сегодня одиннадцать.
— И этот дополнительный?..
— Тоже пятиминутный.
— А интервалы?
— Надо замерить. Сейчас я займусь.
Я встал.
— Вы что, всю ночь бодрствовали надо мной? — спросил я.
— Нет, — сухо ответил профессор. — Я ездил домой.
— Боже, и всё это из-за одного человека…
— Вы здесь ни при чём, — неприязненно сказал Борис Константинович.
— Интервалы точно такие же, как и прошлый раз. Совпадение полное. Дополнительный одиннадцатый цикл приходится на интервал между пятым и шестым периодами быстрого сна.
Профессор посмотрел на ленту.
— Действительно, интервалы всё время увеличиваются. Смотрите, последний интервал раз в тридцать — сорок больше первого. Нелепость какая-то…
— А что, если составить график по времени быстрых снов и интервалов?
— Конечно, Нина Сергеевна. Не надо будет, по крайней мере, перематывать каждый раз этот рулон…
Я был здесь больше не нужен. Подопытный кролик сделал своё дело, подопытный кролик может уйти. Жаловаться не приходилось. Спасибо им и за это.
11
На следующий день я позвонил Нине и попросил разрешения проводить её домой. Она опять долго дышала в трубку, молчала и наконец согласилась.
Я приехал на пятнадцать минут раньше срока. По дороге я с трудом подавил в себе желание купить букет цветов. Я уже подошёл было к старушке в тоннельчике у Белорусского вокзала и полез в карман за деньгами, как вдруг представил себя у входа в институт. Жених. Имбецил с букетом. Я вздохнул. Старушка соблазнительно встряхнула свои кладбищенские чахлые цветочки и зазывно посмотрела на меня. Я вынул руку из кармана, так и не вытащив денег, и в глазах продавщицы засветилось радостное презрение. Так тебе и надо, говорили они. Ты с цветами был бы не очень-то, а уж без них и вовсе нечего ходить на свидание. Ноги только бить. Сидел бы в обнимку с телевизором.
А может быть, всё-таки надо было купить цветочки? Скромный букетик, преподнесённый исследователю благодарным кроликом.
Похоже было, что в их институте никто никому никогда не назначал свиданий, потому что каждый второй выходящий с глубоким интересом рассматривал меня. А может быть, это я вздрагивал и поворачивался, когда взвизгивала тяжеленная дверь и выпускала в облачке пара очередного мэнээса или лаборанта.
Нину я не узнал. Я сообразил, что она стоит подле меня, только тогда, когда она сказала:
— Здравствуйте…
Я засмеялся.
— Господи, — сказал я, — я же ждал женщину в белом халате. Я вас видел только в белом халате. Простите меня.
Нина взяла меня под руку.
— Жалко, что у меня нет портфеля, — вздохнула она.
— Почему?
— В девятом и десятом классах я ходила домой вместе с одним мальчиком, и он всегда нёс мой портфель. Свой и мой.
— Счастливый мальчик!..
Нина неторопливо и внимательно посмотрела на меня сбоку, словно изучала, гожусь ли и я на роль мальчика, несущего портфель. Господи, только что я смотрел на гордого Серёжу Антошина, который шёл рядом с Аллой Владимировой и кис от счастья. И вот я иду рядом со своей Аллой и тоже молю небо, чтобы подольше идти так по холодной ноябрьской слякоти, ощущая лёгкое прикосновение её руки к моей.
— И что стало со счастливым мальчиком? — спросил я.
— Он стал моим мужем, — медленно, словно вспоминая, как это было, сказала Нина. — А потом… потом, когда носить портфель было больше не нужно, выяснилось, что нас мало что связывает… — Нина невесело усмехнулась. Её лицо сразу постарело на несколько лет.
Я молчал. Всей своей шкурой болтуна я знал, что надо промолчать. Любое слово было бы пошлым. Любой жест был бы оскорбительным, даже лёгкое пожатие её руки. Никто не бывает так чуток к реакции на свои слова, как болтуны. Слишком часто они говорят не то и не тогда, когда нужно.
Нина вдруг остановилась у освещённой витрины. В витрине стоял манекен-женщина в длинном чёрном платье с расшитым серебром подолом. У «женщины» было напряжённо-несчастное пластмассовое лицо. Наверное, ей было холодно и её не радовало чёрное платье за сто четырнадцать рублей тридцать копеек.
— Красиво? — спросил я.
— Что? Ах, вы про платье? Наверное, красивое…
Мы отошли от витрины.
— Что говорит Борис Константинович? — спросил я.
— Вы должны понять его. — Нина словно обрадовалась, что разговор выбрался с её прошлого на твёрдую землю нашего эксперимента. — Он видит, конечно, что ЭЭГ получается фантастическая. Ничего похожего никогда никем не было замечено. И поразительно точное совпадение начала первого быстрого сна, и одинаковая продолжительность всех быстрых снов, и увеличивающиеся интервалы между ними. С другой стороны, что всё это могло бы значить? Можно утверждать, что в паттерне вашего сна… Простите, я сказала «паттерн»…
— Я понимаю, Нина, это же английское слово. Образец, схема…
— Совершенно верно. Так можно ли утверждать, что паттерн этот служит безусловным доказательством искусственности, наведенности периодов быстрых снов и соответственно ваших сновидений? Соблазн велик, конечно, но убедительны ли будут наши рассуждения? Да, скажут мужи, ЭЭГ в высшей степени странная, слов нет, но при чём тут космическая мистика? И нам нечего будет ответить. Знаете, Борис Константинович — очень осторожный человек. Это не значит, что он трус…
